Как завороженый, вновь и вновь руку опускал в мешок, и пропускал меж пальцев самоцветы. Их тут так много, что даже всем названия не знаю. А по цене, наверное, на миллионы.
Восторг удачливого кладоискателя сменился грустью человека, взвалившего бесценный, но ненужный груз. Клад следует нести владельцам - половину Скоробогатову, как тот просил, остальное в монастырь. Пусть украшают самоцветами иконы, иль продают и строят храмы. То их заботы. А мне печаль - где одежонку справить, чтоб можно было лес оставить и в город показаться.
Погрустив, простился с пепелищем грота. Спустился к дубу за Маркизой. Втроём отправились в поход - искать, где ныне обитает заслуженный геолог и минералов полиглот.
Ноша с сокровищами то на плече, а то подмышкой у меня. Смотреть со стороны - чудес чудесней не бывает - по воздуху мешок плывёт. На нём, вцепившись в шкуру, восседает пёстрый кот. (Для рифмы сказано - конечно же, Маркиза). И пёс хвостом виляет впереди. Им дела нет, быть видимым иль невидимым. А мне-то каково - шататься по дорогам голышом?
Иметь в руках сокровища на миллионы и красть портки с рубахою с плетня - вот это нонсенс! Вот это, я скажу вам, ерунда. Но что поделаешь, коль ничего умнее в тот миг и в голову мне не пришло. Подкравшись, умыкнув и облачившись, стал снова отражать лучи, явив лик свету весьма одухотворённый, с панданой на челе (из лоскута всё там же уворованной простыни).
Дальше, проще. Адрес знал, определился с направлением и побрёл обочиной вперёд. Вот город, где живёт Фадей Фадеич, вот улица, вот дом и двор.
- Скоробогатов?
- Алексей Владимирович! Как снег на голову! А я, признаться, рад!
Столик под тополем, две скамьи, три шахматных доски. Пенсионеры.
- Сеанс одновременной игры. Сейчас закончу. Обожди!
Отошёл в сторонку - нам не нужны свидетели при разговоре. Забрался в теремок пустой от детворы. Следом Фадеич.
- Всех разгромил?
- Ну и мозги ты, Алексей, мне подарил - я в чемпионах города.
- Не наговаривай - мозги твои, лишь пользы стало больше от извилин.
- Чего сюда забрался, как лешак? Пойдём ко мне - сноха нам замечательный заварит чай, как любишь ты, с душицей.
- Есть разговор. Сюда смотри.
Я размотал котомку грязной простыни, шнур развязал мешка и сунул руку внутрь. Самоцветы на ладони, будто леденцы.
- Что скажешь?
- Смотри-ка! Ты всё-таки нашёл монаший клад.
- И как условились - добычу пополам.
Искатель заповедных кладовых молчал, в задумчивости перебирая минералы, рассматривая их на свет.
- Как будем клад делить - по штукам иль по весу? Ты знаешь стоимость камней?
Фадей вздохнул, положил осторожно в мою ладонь:
- Это сапфир, смотри какой искристый. С полсотни тысяч камушек такой. А огранить, да в золото оправить - цены не будет.
- Вот ты и Ротшильд, Фадей Фадеич. Впрочем, нет - твоя фамилия гораздо благозвучней.
- А как же - ювелирный дом «Скоробогатов Ф. и сын». Звучит?
- А то.
- А мне что-то не то. Что будешь делать со своею долей?
- Как что? В монастырь снесу - ведь их монахи собирали, а мне без надобности.

- Вот и мне, - Фадеич мои пальцы завернул, чтоб камни скрыть в ладони. - Без надобности. Неси всё в монастырь - пусть помянут в молитвах русского геолога Скоробогатова.
- За здравие…
- Да-да, за здравие - не за упокой же.
Я сунул камушки в мешок и затянул шнурок.
- Что так?
- А я подумал, на фига - на фига козе баян, когда козёл и сыт, и пьян.
- Переведи.
- Всё нынче хорошо - куда уж лучше? Сын уважает, внуки любят, сноха не гонит за порог. А с этим…? Как бы ни переборщить. Всё закрыта тема - забирай и душу не трави. Сейчас поднимемся в квартиру, попьём чайку. С семьёю познакомлю.
- Ты прости, я не могу знакомиться с людьми. Открылся дар, какой не ожидал - целителя. Все хвори вижу в человеке, и исцелять могу, но в результате алчность бужу и неприятности себе. Наш грот взорвали.
- Как?!
- Меня искали и, не найдя, взорвали. Среди обломков был монаший клад. Ну, будь здоров.
- Нет, погоди. Тебя я всё же угощу - сиди и жди.
Фадей вернулся с термосом, а в нём душистый чай. Мы вспомнили лесной наш прошлогодний рай.
- Куда же ты теперь?
- Хочу в святой обители остаться - решить одну проблему для себя. Скажи, ты верующий?
- Ну, как прижмёт, крещусь. И был крещён. Но жизнь советская потом нас отучила в монастыри ходить.
- Так значит, Бога нет?
- Ты знаешь, нет уверенности, что есть.
- И у меня. И не могу ужиться с неопределённостью.
- Мне больше повезло. Но раз уж загорелся и дознаешься, расскажешь мне - я мигом крестик нацеплю и внуков в храм ходить заставлю.
- Монахи говорят, Бог должен быть у каждого в душе. А мне он нужен наяву - вот как тебя сейчас, я зреть его хочу.
- Если он есть.
Опорожнив от чая термос, мы расстались.
Пять глав я насчитал. Одна, конечно, в центре с большим крестом и маленькие по бокам - их маковками называют. Сусальным золотом сверкают.
Церковь сложена из кирпича с узорчатыми нишами - в них образы святых. А колокольня под изразцовой крышей. И лишь взглянул, как тут же благовест - малиновый, как говорится, перезвон.
Забор кирпичный, чугунные врата с узорами. Широкий вымощенный двор и сад за церковью. Девчушечка лет восьми большими ножницами кустик подрезает. И больше ни души.
Прокашлявшись, представился:
- Я дед Алексей. А как тебя зовут, дитя? И кто тут есть в поповском звании?
Малышка даже и не оглянулась. Косички скачут по спине, звон ножниц, локотки в работе - до старца ли праздношатающегося ей?
- С собаками сюда нельзя, - по тропке садовой шёл человек в обличии церковном - чёрная ряса, борода и крест с массивной цепью на груди. Погладил девочку по голове, приобнял. Тут, оглянувшись, меня увидела она, но улыбнулась лишь Маркизе. На корточки присела, поманила, и - о чудо! - моя дикарка подошла, потёрлась о коленку, погладить позволила себя.
- У девочки прекрасная душа, - я констатировал.
- И добрая она, - поп согласился. - Жаль, глухонемая.

- Да что вы?! - сердце жалостью зашлось. - Надо лечить.
- В нашей больнице бесполезно. За кордон везти - средств нет. Остаётся уповать на Бога.
Молча кивнул, подумав про себя - и Бог услышал.
Поп руку протянул, шагнув навстречу:
- Протоиерей, настоятель церкви Преображения Господня отец Михаил, в миру Сапронов Михаил Васильевич.
Сжал крепкую ладонь, представился, добавив, странник, мол - как род занятий.
- Из чьих же ныне палестин? Сюда какими промыслами?
Я не спешил о промыслах, хотя мгновенный наш контакт рукопожатий мне многое сказал о добропорядочности Михаила. Я не спешил, сканируя его мозги.
- Земель немало повидал - бывал и в Палестине. Купался в Иордани. Россию вдоль и поперёк пересекал. А в колумбийской сельве удивительных людей встречал ….
И на немой вопрос в глазах протоиерея:
- Веру ищу, святой отец. Она мне кажется жар-птицей, что манит и зовёт, но в руки не идёт.
- Во истину не там искали, - протоиерей снисходительно кивнул. - Вам надо в монастырь, в послушники - в труде, молитвах, чтении церковных книг однажды откровенье явится.
Я покривился удручённо:
- Увы, как говорится, горе от ума. Окончил университет и знаю всё об эволюции Земли. Но только мне наука объяснить не может тот факт, что разговаривал однажды с душой недавно умершего человека. Может, вы?
- Так-так, вот это интересно! - настоятель легонечко похлопал по моему предплечью. - Идёмте-ка в беседку, там за чайком мне всё поведаете откровенно.
Протоиерей, присев, взял девочку за плечики:
- Фенечка, беги к тётке Глафире, скажи, чтоб вскипятила самовар и нам в беседочке накрыла. Всё поняла?
Малышка покивала.
Поп, поцеловав, перекрестил её чело:
- Умничка, беги.
Михаил, глядя ей вслед:
- Убогая сиротка, с тёткой живёт, а тётка пьёт. Сюда приходят помолиться и мне помочь.
- Не учится?
- Да где ей.
В беседке на столе фаянсовое блюдо - в нём пирамидой яблоки.
- Угощайтесь.
- Райские плоды?
Мы присели на скамью.
- Поведайте историю свою.
Я рассказал о встрече с Евой.
Пришла Глафира с самоваром - высокая, худая женщина с измученным лицом. Следом Фенечка несла чашки на подносе, вазочки со сладостями и печеньем. Отец Михаил, погладив её по голове, угостил конфетой.
Макая в мёд печенье, мы пили чай. Протоиерей молчал. Он словно проглотил язык, услышав мой рассказ о потонувшей деве. На самом деле - я заглянул ему под шевелюру - он совершал мыслительный процесс, пытаясь разгадать, кто перед ним - блаженный или шарлатан. Ну, пусть себе - мешать не буду.
Отставив чашку, поманил Маркизу.
- Собака как воспитана у вас, - ожил протоиерей, - лежит себе тихонько у порога, и никаких гвоздей.
- Хороший пёс и настоящий друг - в пути ко мне прибился.
- Их покормить Глафире я скажу.

- Не стоит суеты – поверьте мне, не голодны.
И снова пауза надолго.
Глядя на мои ладони, ласкавшие Маркизу, протоиерей спросил:
- И больше вам общаться не доводилось с душой, покинувшей останки человека?
- С той встречи - нет. Да и желанья нету.
Поп покивал ответу.
- Мне завтра отпеванье предстоит, в одиннадцать часов. Вы можете принять участие, и если что увидите, потом расскажите. Согласны?
Я согласился.
- До завтра есть, где ночку перемочь?
И на моё пожатие плечами:
- Так оставайтесь здесь - погода нынче благодать. В углу двора сторожка есть - там сторож обитает. Вот я ему скажу, чтоб вам сюда принёс постель.
Ушёл протоиерей, а после заката солнца явился сторож Степан Василич, принёс подушку ватную и байковое одеяло.
Присел на порог беседки, Саиду холку потрепал:
- Хороший пёс, мне бы такого.
- Вы не поверите - чуть больше года минуло с тех пор, как эту псину утопить хотели.
Сторож сунул сигаретку в рот и прикурил.
- Жестоки люди. А почему?
И сам ответил:
- От страха. Боятся смерти, голода и нищеты. Кабы у всех достаток был, тогда и рай бы наступил.
На моё молчание:
- А вы ложитесь - я всю ночь могу болтать.
Лёг, как было велено, укутавшись в одеяло, под голову подушку. А потом сказал:
- Достаток - относительная вещь. Люди в погоне за золотым тельцом готовы жертвовать друзьями, близкими, здоровьем, самой жизнью. И лишь на смертном одре вдруг осознают, что ничего в итоге не достигли. Огромный в банке счёт? На кой он ляд, коли наследники ждут, не дождутся, когда концы отдашь. Бюст бронзовый при жизни поставили в родном селе? Жди - переплавят. Потом немало найдётся в чужом дерьме охотников поковыряться - не рад будешь и славе. Такая человеческая суть - где слава, там и зависть. А те, кто на вершине власти, несчастнее других - им надо позабыть про дружбу и любовь, им даже родственники врут.
Церковный сторож покивал:
- Когда в кармане шиш, легко себя счастливым мнишь. Спокойной ночи.
И удалился в темноту.
В час, когда ночь к утру переломилась, и звёзды задрожали, устав висеть на чёрном небосклоне, в саду церковном соловей запел - защёлкал, засвистал и трелями залился. Я не спал. Я слушал. Решил, что остаюсь при Божьем храме, исполнить миссию свою - Его увидеть. Пока не знаю, как сиё произойдёт, но если зреть могу людские души, то почему бы нет и их Творца?
Мрак таял, меркли звёзды, рассвет окрасил горизонт. Проснулась иволга, потом скворцы, с лучами солнца сад ожил - запел, по ветвям запрыгал, запорхал.
Лежал в беседке, слушал благовест и восторгался замыслам своим. Какая тема удивительная предстоит - Создателя увидеть! Настоящего. Что так и будет, в том ничуть не сомневался, хотя как взяться за неё ещё не знал.
Потом пришёл Степан Василич, забрал постель, а мне сказал:
- Вас батюшка к себе просили. Умыться не желаете?
И проводил к колодцу.
Холодною водой взбодрившись, потопал к церкви. Но отпевание было во дворе. Гроб с телом умершей стоял на табуретах. Рядком скорбели родственники. Народ толпился до ворот. Протоиерей качал кадилом и читал молитву. Все при делах.

Замерев в сторонке, присутствующих окинул взором - где мне усопшей душу увидать? В толпе? Да вряд ли. На заборе? Он пуст. Быть может, в теле? Но сколь, ни вглядывался в профиль восковой с синими кругами под глазами, ничто не говорило - там есть душа.
Закончил Михаил. Засуетились ритуальщики. Народ к вратам качнулся. И тут я увидал старуху в чёрном одеянии. На корточках она сидела чуть поодаль, у храмовой стены. Так необычно.
- Вам плохо? - я спросил.
- Да мне плохо. Мне очень больно.
- Где болит?
Старуха поднялась и распрямилась. В ней отпеваемую я признал.
- Так вы душа?! Что вас гнетёт? Чистилища боитесь? Страшного суда?
- Не за свою судьбу сердечко ноет, - она махнула вслед уходящей со двора толпе. - Там деточки мои, сынок и дочка.
- Они скорбят. Вам что печалиться о них?
- Сглупила я, подписав дом в дарственную на обоих. Сначала думала, по справедливости, чтоб не было ругни. А нынче поняла, что выгонит младшенького старшая, ведь он блаженный, а та на деньги шибко падкая - продаст жильё и пустит по миру его. Ведь он со мною жил - теперь как перст один. Ты не поможешь, милый человек?
- Так чем же?
- Присмотри за ним.
- Успокойтесь и отправляйтесь по своим делам. Дом не панацея - был в бочке счастлив Диоген. А если разбегутся ваши дети - так знать судьба.
- О горе тяжкое! - ссутулив плечи, старуха в стену кирпичную вошла.
Вслед за мной пришёл в беседку и отец святой. На столик свёрток положил:
- Угощайтесь. На завтрак матушка блинов вам испекла - здесь с творогом, а вот с печёнкой. Какие любите? В бутыли молоко. Вкушайте.
- Спасибо, - и чтоб не огорчить хозяина, за трапезу взялся.
Настоятель выждал паузу:
- Была ли умершей душа?
- Была, - прихлёбывая молоко, сказал. - Мы говорили. Она в печали - боится, что потомки не поделят отчий дом.
- Так и сказала? - был протоиерея недоверчив тон.
Пожал плечами - хотите, верьте, мол, хотите нет.
Зачем же верить - мы проверим, подумал Михаил, а я услышал.
Смотрю, засобирался он идти. Ну, время промыслы поведать.
- Вы слышали легенду Таганая? - достал котомку. - Отшельники из поколенья в поколенье в пещере жили - молились Богу и постились, а после бурь сокровища искали под вывороченными сосновыми корнями. И находили.
Развернул котомку, достал мешок, а из мешка на стол струя самоцветов потекла.
- Вот их богатства. Они Творцу принадлежат по праву, и церкви ими распоряжаться. Примите, батюшка.
Все чувства отразились на лице протоиерея - восторг и удивление, растерянность, испуг. Он попятился:
- Нет, я не вправе. Если хотите, в епархию их отвезу. Или вы сами.
- Хоть к патриарху, но только вы. А мне награда за труды ваше разрешение остаться при Божьем храме.
Протоиерей с трудом пришёл в себя.
- Да-да, вольны остаться. Когда я из епархии вернусь, мы с вами о довольствии поговорим. А сейчас….
Когда окрестности тускнели, размывались, и город зажигал свои огни, «Рено» протоиерея к вратам церковным подкатил и посигналил.
- Не спать, а бдеть! - приветствовал отец Михаил сторожа Степан Василича и отослал. - Не семени за мной, к беседке я дорогу знаю.

Вошёл в моё пристанище и хлопнул донышком на стол бутылку дорогого коньяка.
- Не спать, вставать и праздновать со мною.
Я опустил с груди Маркизу на пол и поменял горизонталь на вертикаль.
- Позвольте угадать причину - клад приняли и вас повысили.
- Не угадал, - весьма довольный протоиерей захохотал. - Впрочем, да, сокровища, конечно, приняли, пересчитали, оценили - там уйма денег. Такая что…. тс-с-с.
Отец Михаил подозрительно оглянулся на подступающую темноту - в ней силуэт маячил.
- Степан Василич, лампадку нам сообразите. Себе стаканчик.
Сторож принёс керосиновую лампу и стакан гранёный.
- Какой хитрец! - пожурил святой отец, составив рядом стеклотару - две рюмки и стакан.
- Вы знаете, за что мы пьём? Так слушайте - нам школу тут воскресную поставят для деток и странноприимный дом. Строительство буквально с завтрашнего дня начнётся. Решить лишь надо - сад потеснить или землицы прикупить у городской администрации. А?! Каково?! Ну, с Богом!
Мы с протоиереем пригубили, Василич хлопнул, крякнул, пошарил по столу глазами, занюхал рукавом.
- Коньяк, сын мой, не заедают, - поучал святой отец.
- А вам, - это он мне, - я должность подыскал - заведующего странноприимным домом. Согласны?
Конечно, нет. Да только спорить ни к чему: пока его построят - эксперимент я завершу.
Потом приехали из епархии - насчёт строительства. Лишь мимоходом протоиерей представил им меня. И после этого никто не вспоминал, не донимал - у всех свои заботы.
Оставленный в беседочной тиши, обдумывал величайший из своих экспериментов: как мне, пронзив пространство или время, достичь черты, что разделяет свет на тот и этот. Лишь, думал, там смогу Его я лицезреть - того, которого как будто нет, однако все в которого как будто верят. Того, кто знает, как жизнь вдохнуть в покинутое душой тело. Кто может эту тайну мне открыть.
Достичь черты, переступить и вновь вернуться - весьма рисковая затея. Я не Орфей, чтоб нравиться богам. И не Геракл, их чтоб не бояться. И не хочу я пить шампанское. Познание - вот смысл риска.
Перечитал всю библиотеку Михаила, пытаясь в каждой фразе найти намёк, скрытый смысл, потайную дверцу, способную в архангельское царство привести. И сколь ни бился…. Но не отступал.
Мне книги Фенечка носила: протоиерею недосуг - то служба в церкви, то крестины, то отпеванье, то венчанье…. А тут строительство свалилось….
Мне книги Фенечка носила, и мы сдружились. Общались мысленно. Но желание излечить ребёнка допекало и однажды допекло.
- Есть у тебя гребёнка? - мысленно спросил.
Она покивала и подала расчёску.
Годится.
- Сядь сюда. Позволишь мне косички расплести?
Она кивнула.
Как нежный шёлк пряди у ребёнка, а цвет - как грива ковыля, что волнами своими красит степи. Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал…. И в мозг проник тихонько. Пошарил - вот она, загвоздка, вот этот узел надо расплести. Запутались нейроны ещё в утробе, а может в миг рождения, который мог последним стать.
Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал и по чуть-чуть, ну очень осторожно распутывал хитросплетения в мозгу, лишившие её и слуха, и дара речи.
Внезапно вздрогнули Фенечкины плечи, и тельце худенькое напряглось - звук к ней прорвался.
Я голосом:

- Ты можешь говорить?
- Да, могу.
- А слышать?
- Я слышу же.
Повернул девочку к себе лицом, стал на колени, чтоб заглянуть в её глаза.
- Хочешь дочкою моей стать?
- Ты женишься на тёте Глаше?
На тёте Глаше? Гм.… Пожалуй, не готов.
За Фенечкино исцеление протоиерей Спасителю молебен посвятил и мне пенял:
- Вот вам и чудо! Где наука ваша с её врачами? А молитва, когда она от сердца чистого доходит до небес и возвращается - вот вам и чудо из чудес. Какого надо вам ещё знамения и откровения? Немедленно креститесь и начинайте молиться за спасение души.
Но от крестительной купели я воздержался.
- Не могу, святой отец, без веры.
- Так ты поверь.
- Верю, что человечество от обезьян произошло путём эволюции. А религия - это культура: как мусульманство у арабов, так православие у славян.
- Тогда откуда же к тебе души видение пришло?
- Вот это и хочу понять. Когда пойму, тогда уж с чистой совестью к кресту пойду.
Фенечка быстро выучилась читать, писать, считать и сочинять. Прочтёт мне сказочку из детской книжки и замолчит, задумается.
- Что не так?
- Вот это и вон то.
- Ну, тогда свой вариант рассказа излагай и не стесняйся, называй - других героев имена.
Малышке только дай - был бы слушатель, фантазии хватает, а язычок болтает и болтает.
С Маркизой забавляясь, вдруг спросила:
- А у неё котятки будут?
Откуда? То бессмертным не дано. И на ночь сна меня лишила.
Ну, ладно я - из ума выживший старик. Ну, пусть Саид - пёс не первогодок. Ну, а тебя, мурлыка, за что лишили счастья материнства? За то, чтоб нескончаемой чредой тянулись годы без любви и ласки? За то, что ты мне стала дорога, должна пожертвовать своими чувствами напрасно?
Промаявшись, к утру решился, распрограммировать Маркизу - вернуть ей радость материнства. А за одно - старение клеток и неминуемую в итоге смерть. Хотя со смертью погодим: будем живы - будем жить.
Через недельку красавица пропала. Потом явилась и полнеть начала - в животик подаваться.
- Там у неё котятки? - пытала Фенечка.
Протоиерей в беседку заходил:
- Холодно ночами? Потерпите - строительство вот-вот мы завершим, и переедите. А может быть, сейчас - ко мне иль на квартиру? Приход оплатит.
- Вы не беспокойтесь - у нас всё хорошо.
- Они-то в шубах, - на друзей моих хвостатых кивал настоятель. - А вам-то каково? Здесь, сын мой, не сельва колумбийская, здесь в сентябре бывает о-го-го.
- В Таганайском гроте зимовал и в лютые морозы костра не разжигал.
- Думаю, что до морозов дело не дойдёт - управимся.
А дни прекрасные стояли. И ночи тёплые - зря батюшка ворчал.
Однажды услыхал в ночной тиши мышиный писк - в коробке из-под обуви, что Фенечка в подарок принесла, родились шестеро котят. Беспомощные и слепые, и совершенно разные. Трое в мать - пёстрые такие. Четвёртый в серую полоску словно тигр. Пятый - снежный барс, но с чёрным хвостиком. И лишь один, самый слабый из котят, был непонятной масти - трёхцветный.

Пошли советчики.
Степан Василич:
- Вы отберите, который люб, а остальных - ведро с водой щас принесу - топите.
На мой отказ:
- Они же кошку вашу насмерть засосут.
Но у Маркизы всем шестерым хватало молока. Даже у маленького животик полным был всегда.
Глафира:
- Топите, Алексей Владимирович, сейчас: когда откроют глазки - грех.
Спросил протоиерея, вправе ль я судьбу котёночью вершить.
Он пожал плечами:
- На что решитесь - такая их судьба.
- И всё от Бога?
- Да.
Через неделю они открыли глазки.
- Смотрите, - Фенечка трёхцветненького подняла. - Какие мудрые у него глаза!
Взгляд бусинок голубых действительно являл осмысленность. И озорство.
- Это кошечка.
- Я назову её Принцессой. Вы мне подарите её?
- Хоть всех бери. Как станет мать им не нужна, они твои.
Глафира:
- Вот ещё беда - дом полон кошек. Ведь говорила же, топи.
Проблема разрешилась сама собой. После удивительного исцеления стала Фенечка для обывателей святой. На неё ладно, что не молились. Но приходили и просили:
- Положь мне свою ручку вот сюда, дитя.
И верили, что боли все уйдут. И уходили.
Когда ж узнали, что Фенечка котят пестует - за ними очередь: готовы тут же разобрать. Но я сказал:
- Пусть подрастут - их от мамаши рано забирать.
Мне доставляло немало удовольствия наблюдать, как кормит их Маркиза, как лелеет. И поучает. Как холку треплет за непослушание. Одной Принцессе с лап сходили озорства - как будто матери любимицей была.
Трёхцветная проказница возглавила борьбу за изгнание Саида из беседки. Тот на порог - она шипит, спина дугой. За ней котяток целый строй и все готовы в бой. Пёс зарычит - бежит Маркиза. Но их мирить, лишь сердце мучить, и гонит друга прочь, что защищал её не раз в тайге дремучей.
К чему Вас этим зоопарком утомляю? Мысль пришла - а почему хозяин жизни только человек? Разве животные думать не умеют? В том мире, что оставил я, главное - не пара рук, а голова нужна. С мозгами. И они есть у моих питомцев. Я докажу.
Тема настолько интересна, что хоть сейчас бросай задуманное и заново всё начинай. И начал, если бы не случай….
На отпевании как-то раз открылся путь к черте заветной. Вернее, я нашёл проводника - он обещал меня с собою взять. Лишь надо обождать. Всего шесть дней, пока душа прощается с землёю.
Сейчас в подробностях.
Омоновца Степана Буландо замучили в Чечне боевики. Пытали, били, истязали, но не сломили дух и не смогли заставить честь уронить, присяге изменить. Посмертно звание Героя ему дали и улицу родную в городе переименовали. Остались без кормильца жена и маленькая дочь. Городские власти взяли на себя о них заботы - бесплатная квартира, льготы. И добрый всход дал корень Буландо - медалистка в школе, отличница в университете дочь его Светлана. Однажды за кордон бесплатную путёвку ей подарили городские меценаты. И надо же несчастию случиться - шофёр уснул, автобус в пропасть, среди погибших дочка Буландо.

Весь город провожал в последний путь её. Прекрасная в гробу она лежала - как живая, только не дышала. Венки из роз украшали ложе ей, и слёзы, отпевая, лил протоиерей.
Нашёл на клиросе девицу в белом одеянии.
- Ты Света Буландо?
- Как маму жалко. А вы кто?
Я рассказал. Ещё поведал, что целить могу, но этого мне мало. Хочу погибших к жизни возвращать, чтоб не было смертей.
- Так не бывает, - она вздохнула.
- Есть сила, которой подвластно всё. Тебя к ней скоро призовут. Возьмёшь меня?
- Если не боитесь - да.
И мы условились, в полночь на девятый день здесь в церкви встретиться опять.
Шесть дней осталось.
Смотрел, как Фенечка с котятами играет, и думал о своём. Как прав был Билли, за леность меня ругая - столько времени коту под хвост. Ну, почему о жизни и смерти не задумывался в ту пору я, когда к услугам Разум свой предоставляла вся Земля? Был молод, глуп - такой ответ. Не устраивает? Нет. Ну, значит, Билли так избаловал меня, что думать не о чём и не хотелось. Вот парадокс: возможность есть - желанья нет, потом наоборот. Когда ж воистину разумен станет человек?
Скрип гравия, шаги к беседке. Покашливание сторожа при храме:
- Алексей Владимирович, к вам человек.
Костюм полуспортивного покроя, фигура развитая, правильные черты лица. Взгляд homo sapiens. А в руке….
- Гладышев? Алексей Владимирович? Вам передать просили.
В руке серебряный браслет оптимизатора.
О, Господи, ты есть! Я верую, и сей же миг крещусь!
- Вы инструктор перемещений?
Тот, покосившись на Василича, сказал:
- Да. И флаер тут, неподалёку, ждёт меня. Иль нас обоих - как пожелаете.
- Нет, ступайте - я остаюсь. Когда потребуется, свяжусь.
Он ушёл. Я любовался на браслет, не решаясь на руку его одеть. А по усам и бороде катились слёзы….
- Вы плачете? - сторож мялся у порога, не решаясь, уйти или присесть.
- Иди, Степан Василич, весть с родины - как тут не зареветь.
Ушёл и сторож.
- Я, Фенечка, прилягу - уморился. Возьми котят и погуляй в саду.
Один остался, и браслет защёлкнул на запястье.
- Здравствуй, Билли!
- Ну, здравствуй, дорогой.
- Обнять тебя так хочется, поверь.
- Я уже обнял.
- В жилеточку поплакаться.
- Ты плачь, а я пока сканирую твои мозги. Тут наворочено…. Присвистнуть хочется.
- Ничего не трожь! Пусть будет всё, как есть. Сканируй память - сам поймёшь, что пережито.
- Событий густовато. Вижу травму черепную - сдвинуты мозги. Но как ты выжил?
- Смотри, смотри. Не только выжил, но и преуспел во многом.
- Я вижу. «Ничего не трожь». Тебе стекляшка эта не мешает?
- Напротив - помогает. Смотри - я ещё сам во всём не разобрался. Быть может, что-нибудь подскажешь ты.
- Ну, хорошо. С наскока не решить: мы больше не расстанемся - к чему спешить.
- Давай не будем больше расставаться - мне страшно без тебя. Скажи, наша Земля всё также хороша?

- Ещё прекрасней стала. Освоены планеты, солнце под контролем. И космос больше не таит угроз.
- А Настенька нашлась?
- Увы, Создатель, нет.
- И нет контактов с гуманоидами?
- Нет.
Я помолчал, о дочери печалясь.
- Как ты нашёл меня?
- Скажу, не сразу, но нашёл.
Как долго он копается в мозгу, а мне приспичило болтать.
- Билли, я в тему влез, в которой очень неуместно меня Создателем считать, и называть.
- Что такое?
- А ты ещё не понял, над чем работают мозги?
- Тут наворочено…. Над чем?
- Я души умерших умею различать, общаться с ними, понимать.
- Опять за старое. Часом не тронулся в отсутствии меня?
- Вот и проверим - мне скоро рандеву с такою предстоит. Ты взглянешь на неё через мои глаза, послушаешь ушами, поговоришь….
- Ну, хорошо, не будем пустословить - увидим и решим.
- Но, Билли, суть эксперимента в том, что встретиться хочу с Создателем, который жизнь дарует.
- Ты знаешь, с сумасшедшими не спорят, и я не буду. Для чего?
- Чтоб убедиться, что он есть.
- И только то? Не проще просто верить?
- Когда увидишь все способности мои, поймёшь - болезни вижу я насквозь, умею исцелять. Лишь жизней прерванные нити не могу связать. А ты не научился?
- На всех есть клеточная база данных - клонируем внезапно умерших землян.
- Но это ведь совсем другие люди. Кстати, с Костиком ошибся ты. Теперь я понял: не память генную он потерял, а душу. Сознание спаслось в оптимизаторе, и без души он зомби был. Вот суть жестокости его.
- Пусть будет версия - в неё поверю, когда увижу то, что видел ты. И всё-таки скажи, зачем во лбу стекляшка у тебя - она ведь нервными окончаниями оплетена. Ты сам не зомби, друг, не биоробот?
- Ты смотри - не всему, что имею и умею, могу сейчас я объяснение дать ….
Шесть дней мы с Билли ворковали - я, в беседке лёжа, закутавшись в одеяло, он, ковыряясь в моём мозгу.
Во мне участие приняли.
Отец Михаил:
- Вы не заболели часом - всё лежите и лежите? Давайте доктора я позову.
- Не надо, всё в порядке у меня. Лишь ностальгия, но она сама пройдёт - дайте срок.
Степан Василич подтвердил:
- К ним человек намедни приходил, подарок приносил.
Фенечка книжку принесла:
- Послушаешь меня?
- Да-да, конечно же, дитя.
И Билли:
- Послушай, друг, и ты. Эту девочку я излечил от немоты.
- Ты многого достиг в развитии ума - тобой горжусь и кой чему учусь.
- То отличительная твоя черта - красть знания.
- Знакомо мне твоё брюзжание….
Шесть дней прошло - условленное время подошло.

Пред полночью Василича я попросил, храм отворить и в нём меня закрыть до самого утра.
Звеня ключами, он ворчал:
- Что за блажь? Ну, были б вы Хомой, а в церкви панночка лежала….
Полная луна сияла сквозь витражи окон. Под сводом гулко звучали мои шаги.
- В чём-то сторож прав, - Билли сказал. - Насчёт блажи….
- Помолчи. До полночи далёко?
- Хватит времени в дверь постучать или окно разбить, чтоб сторож прибежал.
- Ты трусишь?
- Мне чего бояться? Дрожь чувствую в тебе.
- Страх неизвестности в крови у человека.
- Полночь. Где панночка твоя?
- Да вот она.
С иконы Богородицы спускался силуэт ….

Эдем

Как странно! Любят суть, а воспевают лик.
Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.
Еще диковинней, о Властелин вселенной:
От жажды мучаюсь, а предо мной родник
(О. Хайям)

1

Не пишется. Голова болит. Известно, муки творчества обезболиванию не поддаются. Хотя причём тут голова? Не пишется потому, что не читается, не публикуется, не нужно никому. Казалось бы, о вернувшихся из загробья мертвецах, ну, чем не повесть? Её бы на сценарий положить и фильм поставить - все голливудские шедевры отдохнут.
Напечатала районная газета, знакомые поздравили. Где гонорар? Я спрашиваю, за что трудился? За сомнительную славу?
В толпе недавно услыхал:
- Тот Гладышев писал, что в райкоме партии работал, а после так никем не стал?
А кем я должен стать? Олигархом? Воровским авторитетом? Надыбать хоть какой-нибудь себе колхоз или заводишко при приватизации?
Ну да, я сторож школьный. И ещё бумагомаратель ненужный никому. Сижу и мучаюсь в пустующей тиши, чтоб утром встать в учительской с дивана и побрести искать себе работу. А к ночи вновь вернуться школу сторожить, но, по сути, в ней жить - поскольку нет у меня жилья.
Вот докатился бывший райкомовский инструктор с двумя дипломами - без стоящего дела и угла. Да что там - без семьи. Уж так сложилась жизнь - кидали родственники, обманывали друзья.
Мне б поумнеть однажды и бросить пить, вы скажите. Да что вы - не пью и не курю. И женщинам не забиваю баки. Не потому что я их не хочу. Те, что нравятся, по бедности мне не доступны. Которым нравлюсь я - увы, не вдохновляют. Быть лучше сторожем свободным, чем примаком без любви.
Я офицер запаса после института - по-прежнему считать, так дворянин. Вот эта мысль, однажды зароненная, наверное, сгубила мою жизнь. Ведь благородство в чём? Не опускай глаза перед начальством. Не бойся тех, которые сильней. Не ври, не подличай и не воруй. И с барышнями будь построже - не обещай, чего не можешь.
Вот и скажите мне на милость, с такими принципами чего добиться можно в современной жизни? Дивана школьного? Так на кого пенять?
Я не пенял. Детства мечту лелея, стучал по клавишам пишущей машинки школьного секретаря. Сначала мысли скакунами с крыльями в заоблачной дали носились, а на бумагу не ложились. Потом я их освоил приземлять. И потекли строка к строке, листок к листку…. Но кому? Для кого всё это пишется? Что миру нового сказать хочу? Без публикаций и без критики я - графоман.

Мне надо было б родиться в столице - там есть куда пойти, кому-то показать свои труды. И вдруг - начать публиковаться. Или хотя б в губернском городе. А тут, в захолустье…. Пропадёт бездарно мой талант.
А есть ли он?
Перечитал настуканное на листе. Нет, всё не так, неубедительно, не жизненно, я бы сказал. А главное, язык - какой-то чёртов реп. Нечистый видимо попутал, потратиться однажды и в губернию смотаться на семинар доморощённых литераторов. Там пять часов сидел на мастер-классе малых форм - поэтов и чуть-чуть прозаиков. И в результате язык себе сломал. Вопреки рассудку и замыслу сюжета мне предложенье в рифму завершить охота. Вот что это? Точно - вирус мозговой. Теперь иль к бабушке идти заговорной иль голову долой.
Мысль о суициде не раз являлась мне в тиши ночной. Ну, посудите: я не молод, чтобы с нуля карьеру начинать - нет ни амбиций, ни желаний. Нет стимула - одни лишь оправданья. Не стар, чтоб пенсии дождавшись, почву ковырять в саду. И сада нет. Закончить жизнь сторожем при школе? Достойная карьера! Писателем бы стать.
Не пишется, не читается и не публикуется. Будущность ясна - рано или поздно сойду с ума. Не дай то Бог! Но я не первый это восклицал. Запастись посохом с сумой? Там тоже перспективы никакой. Не лучше ли в петлю? Ну, не задалась судьба, а умирать всё равно придётся. Так лучше уж сейчас - пока я в ясной памяти, и в силах сам на табурет взобраться. Такие, братцы, мысли приходят иногда.
Стучу по клавишам, кладу на бумагу строки. Зачем? Кому? А просто так, чтобы отвлечься от серости обыденной и унестись мечтами в облака. Там я герой, там я, конечно, победитель. И девушки за мной гурьбой….
В окошко стук. Отдёрнул штору - чей-то силуэт. И, кажется, дождь на дворе.
Спешу к двери.
- Кто там? - осторожно.
- Открой, проверка, - завхоза голос. Черти принесли!
История банальна. Девчонка проводила парня в армию, а тот на службе калекой стал. Любовь была - не позабыла инвалида. Затеяли семью. Двух дочерей родили. Но годы шли. Как баба стала ягодкой опять, бес сексуальной неудовлетворённости в неё вселился. Когда устраивался сторожем, я ощутил её оценивающий взгляд. Ну, что ж, подумал, буду рад с таким начальством на диване кувыркаться.
Она, конечно же, пришла. Но вот беда - пьяная с бутылкой водки. А я не пью и пьяниц презираю. Манили руки пышные колени, но отталкивал перегарный рот. Как без поцелуев обстряпать дело? Вы знаете? А я не смог.
Тогда отбился от её намёков и даже приставаний, но нажил лютого врага. После прессовала без причины, а я терпел - податься некуда, а тут ночлег с доплатой и машинка школьного секретаря. И ещё не раз по праздникам, а иногда и в будни пьяной приходила - просила, даже плакать не стыдилась.
Я ей сказал:
- Вы трезвой приходите, и всё получится у нас.
Трезвой, видите ли, ей совестно. А мне-то каково?
Ну, ладно. Дверь открыл. Она с зонтом вошла.
- Что, дождь на улице?
- Как из ведра.
Чёрт, опять пьяна!
Прошла в учительскую, села на диван. Нога на ногу - смотри, пацан!
- Стучишь? - кивнула на машинку. - Всё забываю сказать Таисии Алексеевне, чтоб закрывала в сейф.
Ступнёй качает, пальцем водит по обнажённому бедру.

- Пришла сказать, ты с завтрашнего дня уволен - другого сторожа я приняла. Расчёт заберу за амортизацию машинки. Всё понял?
Как не понять! Вольна уволить и расчёт не дать. Ведь официально муж-инвалид её устроен.
Пауза.
- Чего молчишь?
- Всё понял я.
Печально покачала головой.
- Ну и дурак.
Пришлёпнула колено:
- Ладно, я пошла. Что дождь там?
На диване повернулась, через спинку перегнулась, притиснулась к стеклу. Всё было сделано нарочно так, чтоб показать свой зад. Край юбки высоко задрался - под ягодицы. А выше что? Должно быть, стринги.
Я понял, дан последний шанс. Мне надо подойти, ухватить за бёдра и чреслами прижаться. Ну и, наверное, сказать, что я люблю.
А я сидел, болван упорный, и думал, лучше уж в петлю.
Она ушла. Начал искать верёвку. В шкафу нашёл бечёвку. Тонка, но выдержит - вот только кожу защемит. На люстру глянул - не удержит. Решил повеситься с перил второго этажа. Сел на диван вязать петлю.
Стук в окошко. Вернулась, чёрт её возьми! Спрятал бечёвку, пошёл к двери. Сейчас начнутся охи, ахи, извинения, мол, ты меня прости. Возьмёт свои слова обратно - буду жить, нет - удавлюсь. Хватит горе мыкать. Столько хороших людей без времени ушло. Какая польза от меня?
Открываю дверь. Входи и говори.
Но что за чёрт - в пелене дождя вижу силуэт мужской.
- Вы кто? - запоздалый страх коснулся сердца: ведь я ещё живой.
- Гладышев Алексей Владимирович? - приятный баритон.
- Он самый.
- Поручено вам передать.
В его ладони серебряный браслет. Оптимизатор?! Вот, черти! Начитались и прикалываются.
- Это мне - ничего не перепутали?
- Вам.
- А вы инструктор перемещений Рамсес?
- Инструктор да, но не Рамсес.
- Входите.
Он остался под дождём.
- От кого презент?
- Я не уполномочен комментировать подарок. Берёте - я пошёл, нет - тоже.
Конечно же, беру.
Ушёл инструктор в пелену. А я в учительской сижу, глазею на браслет. Таким его и представлял, когда о мертвецах писал. Но не сошёл ли я с ума, не успев с убогой жизнью поквитаться? Достал бечёвку, петлю довязал, на стол положил по соседству. Задумался. Что выбрать? Браслет надену - чего-нибудь произойдёт. А может, нет - так на прикол похож подарок. В петлю залезу, дальше что? А дальше тоже ничего. Одно лишь утешение, что не сошёл с ума.
Наконец решился. Последнее в судьбе моей разочарование - надел браслет….

2

Вот это сон! Почти кошмар! В учительской убогой школы оказаться. Я сторож, братцы. Пьяная завхозиха. Петля. Нет, пора кончать, по Зазеркалиям шататься.

Лёгкий бриз коснулся моего лица - в нём запах моря. Открыл глаза. По потолку блуждают тени. А это чьи головки торчат под жалюзи окна? Смешок и шепоток.
- Проснулся?
- Вот нам попадёт!
Улыбчивые лица ребятишек. Настюша, солнышко моё. Дианочка, малышка. Лапочка Катюшка. Розовощёкий карапуз насупил брови: маловат стоять - висит, пыхтя, на подоконнике. Это мой сын Сашок, рождённый Дашей, венчанной женой. Он предводитель шайки сорванцов.
- Пап, ты проснулся? Тогда пойдём купаться.
- А пробежаться?
Вскакиваю с постели:
- Кого поймаю, утоплю!
С визгом детвора несётся к пляжу.
Выхожу из Мраморного Дворца на широкую мраморную лестницу, к песку лагуны опустившей свои ступени. Денёк погожий. В воде отражаясь, вприпрыжку скачут облака. Солнце экватора палит из поднебесья, хотя зенит уже пересечён. Спать в час полуденный наши врачи рекомендуют и ревностно следят. Сейчас они, наверно, ещё спят - так мы побесимся.
Наследники мои уже в воде. Встречают брызгами:
- Не догнал! Не догнал! Не догнал!
С разбега погружаюсь в воду, выныриваю далеко.
- А ну, плывите-ка сюда! Здесь Каракула покусает вас за пятки.
Плывут вперегонки. А по моему велению фонтаны в облике драконов подхватывают сорванцов и вертят их, и кувыркают, спускают с горки водяной, из глубин выхватывают и к небу поднимают. Визг над лагуною, восторгов крик.
- Потише, детвора!
Но поздно - на линии прибоя бабушка Настя, ещё один забытый нами авантюрист. Теперь она на взводе и с берега грозит:
- Алёшка! Сколько можно! Терпенье лопнуло - домой не приходи!
Атас, каманчи! Бледнолицие!
Драконы, оборотясь в коней, уносят нас к противоположному берегу, подальше от зависти суровой ставшей воспитательницы. С шипеньем растворясь в песке, лихие скакуны исчезли.
В густом тропическом лесу видна крыша бунгало.
- Наш брат, Орлиное Перо, в плену у чернокожих. Крадёмся незаметно.
Малыши торопятся подставить головы мне под ладони, а я меняю им коэффициенты отражения. Теперь от нас видны лишь на песке следы.
Обитатели бунгало режим не соблюдают. Владимир Константинович в гамаке с плоским экраном телевизора в руке смотрит новости. Мирабель с кистью у холста, рисует дом, построенный по её задумке. Бабушка Валя, конечно, у плиты - изобретает рецепт нового варения из тропических растений. Где же Костик?
На пальму карабкается наш краснокожий брат к последнему кокосу. Но я невидимым взлетаю и плод из-под его руки срываю.
Недолго Костик недоумевал:
- Ты здесь один?
Ребятишки хором:
- Мы все пришли тебя спасти.
Я:
- Мачете кто из бунгало сопрёт, тот первый кокосовое молоко попьёт.
Костик:
- Эй, вы, меня снимите!
Валентина Ивановна сразу заметила появление гостей. Ещё бы! Огромный нож вдруг на её глазах мобильность приобрёл и улизнул в кусты. Бабушка следом:
- Алёша, ты? Да ну, не прячься - стара я для проказ.

- Сейчас, бабуль, иду - кокосовое молоко допью.
Мы по очереди к ореху припадаем, прохладный сок вкушаем. А после всем видимость обратно возвращаю. И друг за дружкой из кустов на двор бунгало новое поколение Гладышевых ступает. Бабуля восклицает:
- Мои родные!
Целует всех и обнимает.
- За стол! За стол! Мойте руки и за стол. Сейчас вас угощу удивительным вареньем.
Детвора, вооружившись ложками, уписывает за обе щёки последнее бабвалино изобретенье. А та стоит в сторонке, прихватив ладонью подбородок, подперев другою локоток, глядит на малышей счастливыми глазами.
Обнял её за плечи:
- Как здоровье, баб?
- Спасибо, хорошо, - она слезу смахнула. - Чаю праправнуков дождаться.
Подходит Мирабель, услышав голоса:
- Да у нас гости! Как рада я.
Проходит вдоль стола, целует темечки ребят.
- Володя, посмотри, кто к нам пришёл. Оставь в покое телевизор - не сгинет без тебя Земля.
Подходит глава рода Гладышевых, пенсне снимает:
- Чему обязан, господа?
Я говорю:
- Сегодня мамин юбилей. Пришли вас пригласить.
Отец:
- Мы помним и непременно будем.
Я:
- Костика сейчас возьмём. Команчи, сыты? На коней!
С индейским кличем - Хи! Хи! Хи! - бунгало покидаем мы.

3

Мраморный Дворец на Коралловом острове имел четыре входа на все стороны света. Четыре лестницы и террасы. На восточной по утрам мы пили чай. На западной сегодня готовили банкет.
- Где шляетесь? - упрёками встречают нас Никушки. - Костя, привет. Идёмте репетировать.
Забрали детвору двойняшки - готовят представление к маминому юбилею.
И Люба хмурая:
- Что с фейерверком? Опять спонтанно? Ты лодырь, Гладышев, просто несусветный.
- Не нравится? Ступай за мной. Вот на компьютере программа - садись и правь. Что нарисуешь, в небе загорится.
- А ты куда?
- В шахматы с дедом биться.
Стол накрывает Машенька, генералова жена, а по совместительству контрактная тёщенька моя. Ей помогают юбилярша, Надежда Павловна с полковником, который по случаю передник нацепил, Эля и Наташа. В печали Даша:
- Лёш, проблема с подарком у меня.
- Рассказывай.
- Хотела рыбку золотую подарить, с вживлённым чипом, чтобы хозяйку понимала. Но операция не удалась.
- Идём, посмотрим - чем сумею, помогу.
Перламутровая красавица с оранжевыми плавниками в аквариуме на поверхности вверх брюшком.
- Чип удали.

Даша колдует лазерным лучом на неподвижном тельце.
- Готово.
- В воду опусти.
Ладони приложил к стеклу, глаза закрыл, мысли сконцентрировал.
Давай, красавица, очнись - вторую жизнь в тебя вдохну, и разум человечий подарю.
Малышка встрепенулась, вильнула хвостиком и плавники в работе.
Даша:
- Что теперь?
- Ты с ней поговори.
- Да ну тебя!
- Нет, я серьёзно.
- Привет, красавица! - Даша помахала ей рукой.
И рыбка покачала…. Ну, не головой - всем туловищем, хвостом и плавниками.
- Да ты разумница моя!
В ответ, будто щенок от ласки, золотая пустилась в пляс, выписывая круги и кувырки, и прочие акробатические трюки.
- Ну, я пошёл.
- Спасибо, милый! - Даша догнала, обняла и нежными губами к губам прильнула.
Стол накрыт, терраса из живых тропических цветов гирляндами увешена. Машенька последние штрихи наводит. Выступает генерал в парадном одеянии. При орденах, с сигарою в зубах.
Машенька:
- Ой, ты уже пришёл, а мне ещё переодеться надо.
- Переоденься.
- Хотелось под руку с тобой….
- Под руку пойдём поздравить именинницу.
Мы остаёмся с генералом на террасе.
- Сыграем, дед, чтоб время скоротать.
- Ты помоложе, тебе и за доской бежать.
- А я уж сбегал.
Из светящихся молекул воздуха возникнув, меж нами повисает шахматная доска с фигурами.
Дед ухмыльнулся:
- Всё фокусы твои. Играешь честно или подглядываешь в мои мозги?
- Ну, что ты, дед? Конечно, честно. Новую начнём иль доиграем прерванную?
- Доиграем, если помнишь диспозицию.
Фигуры разбрелись по всей доске, часть улетучилась.
- Твой ход.
Конечно, подозрения Алексея Георгиевича основания не лишены - я мог подсматривать в его главе все планы шахматной баталии. Мог свои задействовать извилины на всю катушку - тогда у деда шансов никаких. Только к чему? Много ль радости от такой победы? Поэтому играл я честно, своим ресурсом, и, если побеждал, то радовался бесконечно. Печалился, когда разбит бывал. Потому что дед такта не имел - выигрывая, повторял:
- Куда вам, Гладышевы, против Михеевых.
Михеев Алексей Георгиевич - дед мой, генерал.
Явились под руку полковник отставной с женой, Надеждой Павловной. Теща венчанная моя во втором браке расцвела. В смысле, помолодела и похорошела, но, как и прежде, строгая была.
- Гоняют вас, брат мой по оружию? - хихикнул как-то генерал.
Полковник наш рождён был хватом.
- Слуга жене, отец солдатам, - он генералу отвечал.
Надежда Павловна критично осмотрела сватов мундир и к мужу повернулась. Поправила медали, сняла отсутствующую пылинку, улыбнулась, на цыпочки приподнялась и в бритую щеку губами ткнулась. Зарделся наш полковник - ни дать, ни взять Героя получил. Грудь выпятил, кивнул жене и стопы к нам направил.

- Сражаетесь?
- Вот этого потомка казака сейчас я в угол загоню и мат поставлю.
- Не говорите гоп, мой генерал, пока не перепрыгнете, - бодрился я, но положенье на доске хуже было некуда.
Надежда Павловна стол весь обошла, критично осмотрела сервировку, чего-то там поправила и заскучала. К ней Любаша в сияющих одеждах подошла. Мама Дашина хоть и улыбнулась, но покачала головой:
- Молода, красива, зачем же так рядиться - ведь праздник-то не твой.
А Люба гордо:
- Я - распорядительница бала. Мне нужно быть такой.
К нам подошла:
- А ты, дорогой, в шортах будешь маму поздравлять? Бегом переодеваться!
- Успею - нет же никого.
Будто в ответ на последние слова на террасу поднялись папа, Мирабель и бабушка моя. Пришли на катере через лагуну.
- Всё, дед, хотя позиция не до конца ясна, сдаюсь - твоя взяла.
Поднялся я, и шахматы с фигурами растаяли. Дед, покосившись на бывшего зятька, торжественно провозгласил:
- А я что говорил - не могут Гладышевы против нас, умом не вышли.
- Идём, гроссмейстер, - Люба понукала. - Сама переодену я тебя.
В белой тройке с законною женой под руку вернулись вскоре на террасу.
Ну, кажется, все в сборе. Наташа, Эля, Никуши в нарядах театральных и маленькие флибустьеры - детвора. Даша у мамы - помогает наряжаться.
- Не пора ли начинать? - вопрос к распорядительнице бала.
Она к Электре:
- Где ваши родственники?
- Они здесь.
Любаша повертела головой, пожав плечами, подошла ко мне:
- За именинницей пойдём, мой дорогой.
Нет, Любе маму не затмить - ведь мама, это мама. В ней столько артистичности и шарма, скорей природного, чем приобретённого. И платье дымчатое так тело облегало, что….
Законная сноха склонилась в реверансе:
- Вам мой респект, Анастасия Алексеевна.
Ушли мои жёны. Мы с мамою вдвоём. Целую руку:
- Ты счастлива, родная?
Она склоняет мою голову и в лоб целует:
- Как никогда!
Я верю, потому что знаю подоплёку этих слов. Здесь на острове с новой силой вспыхнул её роман с моим отцом - тайком они встречаются от Мирабели. Вот интересно, знает ли о том сладкоголосая сирена? Не удивлюсь, что знает. Очень может быть, что рассказал ей обо всем сам Владимир Константинович. Но маме нужна тайна будоражащая кровь, опасность быть раскрытой - и отец подыгрывает ей.
- На выход?
Мамину ладонь за пальцы взял и вверх поднял - идём на террасу, как под венец. Последняя пред нами дверь открылась, и Любин голос возвестил:
- Юбилярша!
Рукоплескания, улыбки. Строем гостей идём. Мужчины каблуками щёлкают (даже отец) и головы склоняют. В реверансе дамы приседают. Всех мама царственной улыбкой награждает и головой кивает.

В строю гостей большой пробел - здесь соплеменники стоят прозрачные Электры, моей жены внебрачной. До сей поры, у меня с ними мир не заключён - так, невоенное состояние. По-прежнему страдают от своей бесплодности, но чтобы сделать что-то…. Ни-ни. Даже и не говори. Скроются в сельве - ищи свищи. Не вижу лиц, но думаю, что все от чопорности лопаются и гордости за самих себя. Что за народ! Ни грамочки стыда - явились в общество, в чём мама родила.
А мама им особое внимание - для пожатий руку подаёт, а она вдруг поворачивается для поцелуя. Тоже мне, джентльмены без штанов.
Наши малыши. Костик, Настенька, Дианочка, Катюшка и замыкает строй карапуз Александрюшка (Сашок и Шурик не рифмуются). С ними именинница забыла этикет и каждого поцеловала.
В кресле, наконец, она, за спинкой опахало для меня. Я мавр, она императрица. Гостей улыбчивые лица.
- Праздник начинается! - провозглашает Люба.
Звучат фанфары.
Выступает генерал под руку с женой. Целует дочку в лоб, Машенька в щёчку. В её руках горшочек с изумительным цветком - как чистый бриллиант. Не то, чтобы сверкает, а отражает цвет любой - бордовым был у Машиной груди (как её платье), стал пепельным у мамы.
- Специально для тебя растила.
Гости в восторге, рукоплещут. А мама одной рукой цветок прижала, в другой ладонь Машенькину задержала - не хочет отпускать.
Генерал, грудь с орденами выпятив, прокашлялся:
- Тут я написал….
И пафосно балладу читать стал. И скучную, и длинную, и не рифмующуюся. Где новорожденную сравнивал то с Афиной, то с гаубицей фронтовой.
Закончил дед, гости похлопали. Скорей, я думаю, за то, что, наконец, закончил.
Распорядительница бала Валентину Ивановну подвела. Мама из кресла выпорхнула, свекровь обняла. Бабушка слезу смахнула:
- Что пожелать тебе, сношенька, не знаю. Всего, чего желаешь ты сама. А в подарок прими медок от местных пчёл - мы с внуком приручили.
И Костику махнула:
- Подойди, вместе вручим.
Как мамин взгляд и профиль изменились, грудь поднялась, плечи распрямились - подходят бывший муж с новою женой.
- Кхе! Кхе! - покашлял он в кулак. - Всех благ.
И Мирабель кивнула.
- Прими подарок, - мой отец сказал.
Это был холст «Дождь над лагуной» работы Мирабель.
Пауза. Мама засмотрелась. К ней за спину шмыгнула распорядительница бала и, как пацан, присвистнула. Заволновались гости.
Мама встрепенулась:
- Шедевр! А посмотрите сами.
Картина по рукам пошла.
Расчувствовалась мама - к щеке соперницы губами прикоснулась.
Надежда Павловна под руку с полковником подходят. Целуют, поздравляют. Их подарок - шаль, её руками связанная из шерсти снежного барана (а может барса?). Стало ясно, куда летал полковник пару месяцев назад. Но зачем шаль здесь нужна, в тропиках, под палящим солнцем? А женщины в восторге - какой рисунок! какие кружева!
- Вы мастерица, Надя! - сказала мама, и подарок накинула на плечи.
Снох очередь настала. Их у мамы шесть.
Любаша и распорядительница бала:
- Анастасия Алексеевна, в подарок от меня примите шкатулочку резную из палисандра для ваших бриллиантов. У лучших финских мастеров её для вас заказывала я - сама-то бесталанна.

- Как благодарна я! - мама к челу снохи губами прикоснулась. - И не скромничай насчёт таланта - человечеству давно известно, кто такая Гладышева Любовь Александровна.
Даша с аквариумом:
- Вот это рыбка не то чтобы ручная иль дрессированная - она понятливая. Смотри, золотая, это новая хозяюшка твоя. Она хорошая. Всё поняла?
Рыбка к стеклу аквариума подплыла и ротик приложила.
- Что с ней? - спросила мама.
- Вы поцелуйтесь, - Даша подсказала.
Под аплодисменты и крики «браво!» мама подарок свой через стекло поцеловала. А после золотая рыбка в пляс пустилась, всю воду возмутила - так бесилась.
Мама расстроилась:
- Как успокоить и остановить?
Даша:
- Так и скажите: хватит шалить.
Электра. Мама призналась, что её боится, когда она мерцает. Это бывает, когда прозрачная моя жена браслет снимает.
- Успокойся, - я маме говорил. - Она такой же человек.
Мама вздыхает:
- Была она хотя б с цветною кожей, а тут….
- Скажи, Дианочку ты любишь? А это её мать. Ну, хочешь, дочку попрошу перед тобою померцать.
- С тебя станется. Не трожь ребёнка!
- Тогда прими сноху.
Электра имениннице ожерелье из зубов акульих поднесла и рассказала:
- Эти клыки плечо Алёше прокусили. Ваш сын тогда чуть не погиб - Дианочка его спасла. Скелет акулы до сих пор лежит на дне лагуны. Наши мужчины его нашли и зубы хищницы мне принесли. Примите в дар.
Да-а, сомнительный подарок. Мама ведь до сих пор не знала ничего о нападении на меня акулы. Да где это было? И когда? В каком из Зазеркальев? Там, помнится, Дианочка почти совершеннолетнюю была - здесь она дитя.
Мама в растерянности. Мой взгляд поймала - мол, я же намекала. Но потом справилась, подарок приняла и улыбнулась - лишь она одна. Не было и рукоплесканий.
Пока Наташа поздравляла, оставил опахало и Элю отыскал:
- Ну, успокойся. Пусть был подарок невпопад, зато от сердца чистого. Вот увидишь, он висеть у мамы будет на лобном месте - такими не бросаются. Давай-ка лучше, чтобы снова не попасть впросак, твоих оденем соплеменников. Наташа отцелуется, и им придётся поздравлять.
В Мраморном Дворце было несколько кабинок гардеробных, где обитатели меняли свои наряды. Скажем, к завтраку один, на пляж другой, и ко сну - свой. Всё было сделано по последним технологиям - ткань временная, не больше, чем на сутки (потом распылялась без следа, на молекулярном уровне), фасон тут же подбирался на компьютере. Дамам праздник и детворе. Мужчины более консервативны - хранили мундиры из вечной ткани мой дед с полковником. Пылились у меня в шкафу толстовка с джинсами, кроссовки, шляпа….
К одной из гардеробных Эля соплеменников пройти уговорила. Как они входили, я не видел, а выходили - франт за франтом. Впрочем, фигуры безупречны - костюмчики сидели как влитые. Но какие? Один вырядился Римским Папой, другой муллою, а этот мушкетёр со шпагою…. Такие их фантазии или компьютер глючит? Да Бог с ними! Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было с кем дамам танцевать. Хотя ни лиц и ни ладоней у кавалеров не видать.
Последний вышел из кабинки, как раджа - в смешных штанах, с чалмой на голове, а в ней перо с огромным бриллиантом. И так он важно выступал, что подсказал коварной мести план. Я им по случаю гардеробку подарю и посмотрю, так ли нерушимы традиции прозрачных.

Все одеты? Я их пересчитал.
Итак, сноха Наташа.
- Алёша, - мне мама говорила, её историю услышав. - Как хорошо, что девочку из грязи спас. Бедняжка, как она страдала.
- Страдает и сейчас.
- Ну, я её в обиду никому не дам.
Мы вышли на террасу - дамы лобызались. Наташа отдарилась, вручив имениннице билет в Большой театр, который по моей подсказке и её просьбе сам доставал.
Мама умилилась:
- Мы вместе полетим. Я покажу тебе Москву….
Начался маскарад. Прозрачные, разряженные в пух и прах, друг за другом с подарками в руках - кто ветвь коралла нёс, кто жемчужину, кто створку перламутровой ракушки, кто раковину больше головы (которой, кстати, не видать)….
Вот лежебоки - что подняли, то и принесли. Палец о палец не хотят ударить, чтоб показать - вот здесь мои труды и это от души….
Теперь Никушки и сорванцы. Их подарок - это представление. Рассказ о том, как в море синем пираты (наши малыши) захватили купеческое судно. Среди трофеев дочка капитана (Вероника).
- О, Богородица, - она взмолилась. - Душе безвинной не дай погибнуть.
Услышала её мольбы дочь морского царя (Доминика) и спрута послала. Огромный осьминог вскарабкался на судно, братву морскую всю перепугал и в трюм загнал, а дочку капитана от мачты отвязал, с собой забрал. Пираты так перепугались, что все сошли с ума и кинулись рубить корабль - им всюду щупальца казались. Ну и, конечно, потонули. На дне морском, однако, перевоспитались - сабли бросили и стали танцевать, с Никушками кружиться.
Спрут, корабль и дно морское - всё было синтезировано из светящихся молекул воздуха. Ну, как те шахматы. Короче, красочное получилось представление. А артисты, хоть и не народные, но весьма любимые. Это точно.

4

Закончена торжественная часть. Распорядитель бала зовёт гостей к столу, рассаживает по ранжиру (близких родственников поближе) и по старшинству. От именинницы дальше всех отец мой с Мирабелью. Месть мамы с Любой или сами пожелали? О, дом интриг!
Стол не ломился яствами заморскими - было лишь то, что на острове растёт. Кроме шампанского - ну, это дань традициям, его из Франции гурманам привезли. А ещё в напитках - амброзия, цветочные нектары, соки. В закусках - зелёные салаты, фрукты, овощи, икра из зелени, сгущенное кокосовое молоко. Короче, пир вегетарианцев. Хотя фантазии хватило поварам морскую капусту в блюде уложить китом, бананы в виде осетров, дыни - запеченных поросят, сладкую цветочную пыльцу взбить кроликом…. Словом, есть, что пить, что есть, на что смотреть и после сердцем не скорбеть о загубленных в честь праздника животных.
Отец мой, быстро захмелев, затеял с бывшим тестем состязание в произношении тостов. У разжалованного дипломата они витиеваты, длинны, мудры, остры и остроумны. По окончании гости про кубки забывали, аплодировали и хохотали. У деда, как команды, понуждающие пить - точны и коротки.
- Ну, за присутствующих!
И разом все бокалы пригубили.
Застолье длилось до зари. Чуть подсинённое закатом небо раскрасил фейерверк.
Люба поднялась:
- Вот в эту самую минуту ровно полвека тому назад в Москве малышка родилась.

Гости встали, сдвинули бокалы и троекратно прокричали:
- Ура! Ура! Ура!
- Танцуем, - Люба объявила. - «Вальс цветов».
Лишь зазвучала музыка, я к маме подошёл, голову склонил и руку предложил, на танец. Мы закружились. За нами пары потянулись - военные с супругами, папаша с Мирабель. Жён моих и бабу Валю на круг прозрачные зазвали. Один без пары, в стороне. Гадать не надо - президент. Упрямый как осёл. Я ему, надень оптимизатор - станешь видимым, поедешь в свет, найдёшь там половину, и вдвоём вы справитесь с недугами. Но нет. Ему не в кайф наш остров покидать, с людьми встречаться, чем-то напрягаться. Лучше - голышом по сельве шляться, и за собою соплеменников таскать. Ну, погоди же - я кое-что придумал для тебя. Вот кончим бал….
Мама:
- Ты где?
- С тобой, родная.
- Что ж мать подарком обделил?
- О нём поговорить тебя на танец пригласил. Ты ведь знаешь, вязать, строгать и вирши сочинять я не умею. Могу творить лишь головою. Что хочешь ты? Приказывай - твоё желание исполнится любое.
- Всё-всё, о чём не попрошу? Так, стало быть, ты Бог?
- Конечно, если мама Богородица.
- Кстати, день рождения - это праздник не родившегося, а роженицы. Только нам её не пригласить.
- Отчего ж? Она в библиотеке. Ждёт тебя.
- О, Лёшка, как ты мог столько времени молчать и свою бабушку взаперти держать?
- Я её не запирал…. Мы с ней условились, за час до полночи…. Тебе сюрприз.
Но мама уже не слушала меня, бегом с террасы.
Люба ко мне:
- Что с ней? Куда она?
- За подарком.
- И что там, если не секрет?
- Ни что, а кто. Там человек, которого давно уж с нами нет.
- Большой любитель ты интриговать.
- Нет, Люба, даже не проси. Подарок мамин и секрет её. Ещё хочу я попросить, ты не ищи её сейчас и не тревожь. Вечер задался, гости веселятся - расслабься.
- Тогда танцуем, милый.
Мы закружились.
Ночь опустилась на окрестности. Но над Дворцом небо расцвечено огнями фейерверка, и на террасе светло, как днём. В лагуне отраженья вспышек затмили звёзды.
Даша подошла.
- Как ты?
- Нормально, милый. Ты мне ещё в одном поможешь деле?
- Ты знаешь, Дашенька, всегда с тобой душой и телом.
- Хочу попробовать заняться проблемами невидимых людей. Так жалко их.
- Одной лишь жалостью не излечить.
- Я понимаю. Но если не пытаться что-то сделать, то никогда не сделаешь.
- Попытайся, а я попробую их президента уговорить, хотя бы выслушать тебя. А остальное в твоих руках.
Напрасно с Дашей мы толкались среди танцующих пар - главарь прозрачных как пропал. Отчаявшись, послал телепатический сигнал:
- Вы где?
- На пляже, - он ответ дал.
Лежит в камзоле белоснежном на песке и камушки бросает в воду.

- Музыка не та, иль дамы некрасивы? Иль в жизни горести одни, что вы на празднике скучны?
- Я вам верну ваши вопросы, добавив…. время тратите напрасно зачем вы?
- Лишь исполняю просьбу. Познакомьтесь - Дарья Александровна, моя жена.
Судя по расположению камзола, он даже головы не повернул.
- С какою целью, госпожа, моею заинтересовались вы персоной? Тяга к реликтам?
Даша отвечала:
- Желание помочь. Я врач, моё призвание лечить недуги.
Президент:
- Не помню, что о помощи просил.
Я схитрил:
- Электра Дашу попросила.
Президент:
- Вольны её лечить.
Осёл упрямый! Моё терпенье истощилось:
- Ну, Даша, я пошёл.
Жена присела на песок:
- А мы ещё поговорим.
Салютных залпов не было. Цветные образы огней рождались в тёмном небе, взрывались, распадались и гасли, уступая место новой вакханалии. На террасе звучала музыка, танцевали пары. Электру отыскал.
- Там на пляже Даша ломает упрямство Президента. Ты не поможешь?
- Всем, чем смогу. Проводишь?
- Нет. Найдёшь их без меня. Когда я вижу вашего вождя, накатывает раздраженье. Боюсь, и у него от вида моего аналогичные возникают ощущения. Нам лучше не встречаться.
- Эх, ты, - потрепав меня за ухо, Эля ушла.
Захотелось шампанского.
Наташа за столом одна.
- Что пригорюнилась? Не угодили кавалеры?
- Ты, знаешь, да. Холодные, как жабы, и слов не говорят - свои мне мысли в голову толкают и знают всё, о чём только подумаю я.
- Привыкнуть можно. Вон смотри, как Доминика с Вероникой веселятся - им дела нет, что кавалеры без рук и головы.
- Ты не ревнуешь?
- К этим нет, но человеческое мне ничто не чуждо.
Вздохнув, Наташа:
- Наверно, я дикая.
- Нет, дикая - ты ударенье поменяй.
- Да ну тебя!
Помолчали, прихлёбывая шампанское, любуясь фейерверком.
- Катюшка так легко в круг сверстников вошла, будто всю жизнь здесь прожила.
- И ты войдёшь.
- Ну, может быть…. Скажи мне, Алексей, зачем тебе гарем?
- Так жизнь сложилась.
- С тобою счастлива была я в Н-ске. А здесь…. Как можно чувства разделить на шестерых?
- Ну, хорошо, давай порассуждаем. Вот мы с тобой уедем в город Н-ск. Как думаешь, будет грустить Катюша без сестричек и братишки? Уверен - дня не проживёт. И так любой из них.
- Они же дети.
- Давай о взрослых. Даша - первая женщина моя. Люба - законная жена. Никуши - ….
- Вертихвостки.

- Это внешне, а в душе весьма достойные особы.
- За что же любишь ты меня? Или не любишь - из жалости пригрел?
- Ты удивительно умеешь слушать. Помнишь, как я пел?
- И только то?
Подлил шампанского в бокалы.
- Наташенька, ты комплексуешь. Найди себе занятье по душе - жизнь засверкает.
- Нет. Как Люба говорит, я бесталанна. Хотела мужа полюбить, но целого, а не шестую часть. Любовь не задалась, остались дети. Как думаешь, роль воспитательницы мне подойдёт?
- Она им не нужна. Науки все и этикеты браслет преподаёт, а также кормит, лечит, бережёт.
- Стало быть, я лишняя на острове и в жизни.
- Сейчас ты мне напоминаешь вон тех невидимых лентяев. Хочешь в почёте быть у детворы, найди им тему для игры - чтоб интересно было, чтоб тайною дышала. За поцелуй продам такую. Иди ко мне. Целуй.
Наташа села на мои колени, за шею обняла.
- Ну, говори.
Я подставлял лицо её губам и говорил.
- Вы будете искать сокровища погибших кораблей на дне лагуны.
- Они там есть?
- Они там будут.
- Алёшенька, я плавать не умею, а там надо нырять.
- Я научу. Ну, хочешь, прям сейчас.
Затея не прошла. К нам баба Валя подошла.
- Костик уснул. Ты отвези нас на катере домой, а молодые пусть повеселятся.
- Ой, и правда, - Наташа всполошилась. - Малышам в постель пора.
- Бабушка, ну, какой дом? Ребятишек в спаленке уложим, и тебе комнату найдём.
Валентина Ивановна согласилась:
- Устала я от этих кавалеров.
Бабушку устроив, в спальню к детям заглянул. Наташа пела колыбельную.
На террасе пир горой. Никушки зажигают. Придумали играть в фанты. Вот проигравший генерал полонез Огинского из свирели выдувает. Да так изящно. Где талант зарыт! А он стишки кропает…. Потом безликий мушкетёр ходил павлином, на шпагу шляпу водрузив вместо хвоста. Римский Папа гопака плясал в пурпуровой сутане….

5

- Вот ты где, - в укромном закутке нашла меня Любаша. - А именинница?
- Оставь её в покое. Иль без неё тебя не слушает никто, распорядительница бала?
Люба на грудь мне голову склонила.
- Сюрпризы кончились? Больше нечем удивлять? Ну, тогда я. Готовься, Гладышев, отцом ещё раз стать.
- Не хочешь ли сказать….
- Наверное, сама я заслужила такое отношение - мужья за эту новость жён носят на руках, целуют и желанья исполняют.
Я Любушку поцеловал, взял на руки, сказал:
- Что хочешь ты, душа моя?
- Тебя.
- И после этого ты непременно станешь мамой?
- А ты отцом. Кого ты хочешь - сына или дочь?
- Хочу двойняшек - чтобы и сын, и дочь.
- Тогда трудись всю ночь….
Люба уснула на моём плече в спальне своей на первом этаже. Мне не спалось, общения хотелось.

- Весь день молчишь - так не похоже на тебя.
- Ты постоянно занят.
- Этот рай ты создал для меня? Спасибо, Билли. Что потребуешь взамен?
- Совсем немного. Поднимайся в кабинет.
- Любу разбужу.
- Не бойся, у неё браслет.
Жены не потревожив, с постели выскользнул, оделся, вышел. Поднялся в кабинет. Открыл окно. За ним по-прежнему светло от фейерверка. Под крышею террасы веселятся гости. Я руки на груди скрестил.
- Душу потребуешь? Бери.
- Садись, пиши - ты ведь так к этому стремился.
- Ага, всю жизнь мечтал.
Экран монитора загорелся.
- Что это? - я в кресло сел.
- Читай.
Читаю - «Как я стал Богом».
- Твои воспоминания о прожитых годах - о виденном, услышанном и пережитом.
- Инструкция для молодых и рьяных?
- Считай что так.
- А сам?
- Буду читателем.
- Не боишься, что правду с кривдой поменяю?
- Пиши-пиши, история рассудит.
- Ну, что ж….
Пальцы на клавиатуру опустил - с чего начать?
- Начну я с твоего рождения.
И настрочил:
«Когда за офицером МУРа закрылась дверь….»

Дар



1

У каждого свой путь к одиночеству. У кого-то это работа. У кого-то судьба. У кого-то – любимая женщина. Скажем, одна на всю жизнь, и после нее уже не хочется никого и ничего. Впрочем, это тоже судьба…
Мою судьбу определил мой природный дар. Я умею слышать, о чем говорят кошки. Может быть, сам я в прежней жизни котом был, котенком или кошкой – и вот осталось… или досталось в наследство от каких-то далеких предков моих? Все ведь мы произошли из одной единственной органической клетки, видоизменяясь со временем в растения, животных и людей. И в генной памяти весь процесс эволюции прописан от начала и до конца. А природа любит нам подбрасывать фортели…
Так вот… Ни как-то вдруг научился я кошачьему языку, а от рождения – как начал соображать, так начал и понимать. Бывало в далеком-далеком детстве, когда речь моя называлась лепетом, а я и ходить еще не умел, родители мои и сестра старшая частенько наблюдали такую картину. Сижу это я на попке и, размахивая ручонками, что-то увлеченно говорю – кто бы понял что? – нашей кошке Глафире. А та – что поразительно! – сидит и смотрит на меня, будто внимает, слово боясь пропустить и смысл. Смешно было смотреть, говорили.
Но когда я подрос, и речь моя стала понятна окружающим, такие истории стал рассказывать от Глафиры об уличных нравах, которые вряд ли мог увидеть и понять маленький мальчик из детской коляски или с рук папы или прогуливаясь за руку с мамой или сестрой, что меня срочно доктору показали.
Тот таким добрым показался:
- Ну-ка, ну-ка, расскажи-расскажи мне свою сказочку, малыш…
И я рассказал ему, как соседский кот Василий изнасиловал нашу Глафиру, когда у нее даже течки не было – просто замызгал несчастную и был таков… Все это, понятно, от нашей кошки узнал. Но как? – не знаю. Наверное, мы мысленно общались, потому что Глафира не умеет нормальные слова выговаривать – только «мур» да «мяу».
- Так-так-так-с… - сказал доктор. – Все понятно, что ничего не понятно. Откуда это у вашего мальчика я не знаю и даже не берусь предполагать. Он говорит, что ему кошка рассказала, но это же ведь не правда – не могут кошки разговаривать с людьми. Давайте будем считать, что это его фантазии. А поскольку психика детская – неустоявшаяся, давайте не будем в нем это развивать, то есть, обращать внимание, ругать-наказывать или поощрять: расскажи, мол, кошкину сказку. Давайте делать вид, что ничего не происходит – что мальчик выдумывает небылицы, которые никому не интересны. Он и перестанет их выдумывать…
С легкой руки этого психиатра оказался обреченным я на одиночество. Домашние отмахивались от моих пересказов новых похождений Глафиры и жутких историй ночной жизни во дворе, подсмотренных кошкой:

- Да ну тебя, пойдем лучше сказки почитаем.
А сверстники во дворе смеялись и дразнили. В школе тоже. Никто меня не понимал, никто не верил – и я замкнулся. К институтским годам понял, что это дар природный, и пожалел, что в технический ВУЗ поступил – надо было на зоофак пойти. Но родители настояли. Диплом получив, уехал по распределению и дома ни разу с тех пор не был – только письма и телеграммы на день рождения. Думаю, и им без меня легче – ну, о чем можно говорить с повернутым, которому ни девушки не интересны, ни карьера: одно на уме – проблемы бездомных кошек.
А я зарплату свою тратил на корм для бродячих собак и кошек… и кормушки для птиц зимой делал… и… Нет, мышей я боялся и крыс – быть может, это единственное, что у меня осталось от нормальных людей.
С завода ушел без сожаления, когда окончился положенный после института срок отработки. В общежитии я и студентом не жил, и инженером предпочитал снимать отдельную комнату в коммунальной квартире – мой мир особенного человека должен быть обособлен. Этому меня научила жизнь. Работать устроился сторожем в публичную библиотеку. Во-первых, потому что меньше людей. Во-вторых, стал искать в книгах разгадку своего дара – не мог же я быть таким единственным на весь белый свет.
Сосед мой по коммуналке – вылитый Бармалей в исполнении Ролана Быкова: маленький, лысый, усища топорщатся и басовитый голос, будто весь рост у него ушел в голосовые связки. Представился как Сидор Иванович Казалуп с-пид Винницы. По секрету в пьяном виде сообщил, что заслан сюда сделать майдан – мол, и для России настал час возрождения.
По словам Казалупа – если его изберут президентом, то меня он сделает премьер-министром.
Короче, хохол майданутый – но до чего же противный. Особенного когда выпьет. Ему исполнилось пятьдесят два, он работал носильщиком на вокзале и называл меня «сынком». Под Винницей у него семья, но уже несколько лет он живет в России и денег никому не высылает.
Как-то подсел ко мне на кухне в минорном настроении. Сначала на хозяйку пожаловался, которая тайком приносит с улицы кошек и стирает их в ванной, где моемся мы. Казалупа-то она боится. Он мне предлагал за ней проследить в его отсутствие. Мне хватило благоразумия ни словом не обмолвиться о моем сочувствии бездомным кошкам. Зачем разочаровывать человека?
Потом без перехода начал жаловаться на свое здоровье – мол, измотала его Россия непосильным трудом.
- Жить мне осталось не так уж много, сынок.
Я подозревал, что ему хватит сил и меня проводить в последний путь.
Выговорившись и прослезившись Сидор Иванович покинул кухню куда более счастливым, чем вошел в нее. Вот так и живут многие люди – свалят на чужие плечи свое горе и довольны. А ты переживай за них. Впрочем, Казалуп при любом раскладе в моей душе сочувствия не вызывал. Я проводил взглядом его гордо удалявшуюся фигуру и продолжил свой ужин. Скоро мне на работу.
Ночью пошел холодный дождь. Под теплым пледом я сидел в мягком кресле и при свете настольной лампы листал книгу о Рерихе. Вы, конечно, сообразили, что дело было в библиотеке. Мокрая кошка Мурка пришла с улицы и устроилась у меня на коленях. Я пригладил ее.
«Как ты сюда попадаешь?»
«Через подвал и дверь-решетку. А ты все читаешь? Включи телевизор».
Сильный порыв ветра бросил в стекло оконное пригоршню дождя. Мурка вздрогнула. Я тоже. Кресло под нами скрипнуло. Время словно остановилось, пока мы соображали, что случилось.
«О чем ты думаешь?» – мягко спросила Мурка.

- Хорошая у вас работа.
- Мне тоже нравится.
«Эй, ты куда?» – это я собаке и мысленно. Она догрызла куриные косточки и стала подбираться к кошкам. – «Пусть поедят, тебе тоже останется. А сейчас ты их испугаешь».
Собака внимательно на меня посмотрела – что-то услышала, но не поняла. Да и я не понимаю их язык – только кошачий.
Таисия Павловна приметила ее, дотянулась, погладила.
- Все поел? Ну, иди вон в тарелочке что-то еще осталось.
Собака послушно подошла и стала уплетать остатки супа.
Ближайший кот выгнул спину и зашипел предостерегающе – не дружат кошки с собаками. А ведь в квартире у хозяина доброго порой вместе спят и едят из общей мисочки – как будто члены одной семьи.
Эта мысль отвлекла меня, а между тем, хозяйка ко мне обратилась.
- Валерий, я там и тебе супа оставила. Не побрезгуешь? Все приготовлено из хороших продуктов. Я и сама поела.
- Таисия Павловна, вы меня балуете.
- Без заботы о ближнем женщина жить не может.
Таисия Павловна собрала свои чашки в пакет и поплелась домой, дважды оглянувшись на меня. А я еще задержался повнушать кошкам по поводу.
«Эй вы, бестолковые, мало вам в жизни зла? Вы еще меж собой подеритесь».
«А как это ты общаешься с нами?»
«У меня дар. Но это неважно. Ваше спасение, бездомных хвостатых, в единстве. Вместе вы можете противостоять любым неприятностям. Посмотрите, как люди дружно живут…»
«Ага, рассказывай! Тоже собачатся меж собой».
«Это да. Но когда угроза встает, они умеют договариваться».
«Ты научишь нас как надо жить?»
«Я попробую вам помочь насколько смогу. Но и вы должны сами поучаствовать в улучшении своей судьбы. Помогите мне, чтобы я мог помочь вам. Это честная сделка».
«Сперва скажи, в чем тебе нужна наша помощь?».
Кто-то из проходящих мимо, запустил камень в нашу сторону. Он пролетел над моей головой и гулко ударил в пустой мусорный бак. Собака с визгом, а кошки с фырканьем кинулись в разные стороны. Скоро и след их простыл.
У меня в душе словно вдруг упала тяжелая штора – мне захотелось надрать уши хулигану. С другой стороны – сидит на корточках парень, смотрит на кошек, а те во все глаза смотрят на него… Кого угодно раззадорит или смутит подобная картина. Надо быть осторожнее.
Таисия Павловна дома тоже ворчала:
- Да вы с ума сошли! Вижу, животные любят вас, но люди-то не так поймут. Полицию вызовут или санитаров из дома с желтыми стенами. И вас заберут!
Я рассмеялся.
- Внимание к братьям нашим меньшим не есть уголовно преследуемое преступление. Не бойтесь, Таисия Павловна, мир не без добрых людей.
В следующий раз я все-таки озвучил свою идею – правда в другом месте и другой аудитории. То была Мурка, пришедшая в гости далеко за полночь в библиотеку. Я угостил ее молоком и кусочком колбаски. Угостившись, она взглянула мне в глаза и мило улыбнулась – читай, мол, свои книжки, а я у тебя на коленях полежу. Как подумала, так и сделала.
Я погладил ее.
«У тебя же много друзей и знакомых? – я имею ввиду кошек».
«Да, порядочно. А что?»

«Хочу тебе рассказать, а ты всем передай – и так, чтобы все кошки города знали: я буду покупать корм тому, кто принесет мне деньги. Знаешь что это такое?»
«Да знаю… Что ты мне их показываешь? Я их даже по запаху узнаю – затасканные донельзя…»
«Так вот… Люди часто теряют свои деньги, а пока их находят другие люди, они валяются там, где их обронили. Ваш брат – пронырливые бестии: всюду суете свой нос. Кто принесет мне такие бумажку, бумажки или целый бумажник таких бумажек, тому я куплю в магазине все, что он пожелает. Идет?»
«Ну, мне понятно…» - Мурка снова подняла голову с лап, широко улыбнулась и откровенно мне подмигнула.
«Только не красть!»
«А как ты узнаешь?»
«В мыслях твоих прочитаю»
«Я что ли привратником у тебя буду?»
«Ну, я не знаю. Как получится. Следующее мое дежурство через ночь. У кого будут деньги, пусть приносят. Я тетрадь прихвачу, чтобы записывать, кто сколько принес, и что он хочет взамен получить».
«Ладно, - сказала Мурка. – Идея твоя мне понятна. А за порядком я погляжу – чтобы не превратилась публичная библиотека в библейские Садом и Гоморру»
«А ты начитанная».
«Так с кем поведешься. Ну, почитай что-нибудь…»
В следующее дежурство ждал бродячую кошку Мурку с волнением, каким влюбленный парень ждет свою девушку. Даже читать не мог – сидел в темноте, наблюдая, как медленно перемещается по полу лунная дорожка.
И, наконец, появилась Мурка с замызганной «десяткой» в зубах, которые почти вышли из обращения – должно быть, где-то долго валялась, и вот…
У меня наготове была тетрадь и ручка. Я записал: «Мурка – 10 руб. - сосиски».
«Ты одна?»
«Если бы… Но лучше пойдем со мной – сам увидишь, сколько к тебе визитеров. Здесь они тебе вмиг пол изгадят».
Пришлось спуститься в подвал.
За решетчатой перегородкой и такой же дверью на висячем замке наблюдалось паломничество кошек, котов и котят, различных окрасок и размеров. Они то сновали в подвальном пространстве, уходящем в бесконечную тьму, то в беспокойстве присаживались у самой решетки, не нарушая, однако, оговоренной с кем-то (с Муркой, должно быть) границы.
«Вернусь за стулом и тумбочкой. Однако, сколько их!»
«А ты что думал! Давай иди, да я буду запускать по одному»
Когда рабочее место для счетовода-писарчука было устроено, я объявил:
«По одному заходим, представляемся, сдаем деньги, заказываем, что хотим, выходим, но не расходимся – надо будет определиться, как я буду выполнять ваши заказы».
Мурка, как и обещала, регулировала движение вкладчиков, не допуская суеты.
«Сара», - представилась грязно-белая кошка, и положила в блюдце, из которого Мурка пила молоко, пятисотенную бумажку. – ««Китекэт», на все».
Я положил ассигнацию на тумбочку и записал в тетрадке: «Сара – 500 руб. – «Китекэт»». В следующие десять минут свои взносы внесли не менее тридцати котов и кошек. Запомнился рыжий котенок Лео – маленький, но довольно шустрый. Во рту у него была монетка «пятьдесят копеек». «Мяу-скас», - пытался он пропищать голосом. Но я его понял и записал.
Поток вкладчиков еще не закончился, но я уже стал понимать, что взвалил на себя непосильную ношу. Как это все осуществить, понятия не имел. Проще было смыться с деньгами и забыть про кошек. Без малого четыре с половиной тысячи мне притащили в эту ночь – а это ведь почти половина моей зарплаты.

«Что будем делать?» - спросил Мурку и громко чихнул. Три часа чих копился от этих запахов. И вот наконец настал момент, когда не осталось совсем сил сражаться с щекоткой в носу. Мало того, что я чихнул – еще принялся шмыгать носом. Отчего бы? – вроде, никогда не страдал аллергией на кошек. Ужас! Насморк покрыл меня вечным позором. Ну и дело же я затеял! Уже чувствую себя законченным идиотом.
Вкладчики кончились. Пришла пора объявить для чего я их задержал. Денег много мне принесли, а заказов – ядрена мать! – от кошачьих кормов до куриных голов и бараньих котлет. Где и когда все это брать и куда поставлять? – не в библиотеку же тащить в самом деле.
«Тебе нужна помощь?» - откликнулась Мурка.
Конечно, мне нужна помощь, еще как нужна. Но разве кто-нибудь может мне помочь справиться с таким объемом и выбором? Да и сам я вряд ли в силах что-нибудь сделать.
«Я сейчас не могу сказать, когда и как сумею выполнить все заказы – мне надо подумать. А ты им сможешь передать, когда и куда надо будет собраться, чтобы я смог с ними рассчитаться? Скажи им…»
«Они тебя слышат. А что будет нового, я передам»
«Ну, тогда пусть идут. Мне надо думать».
Прихватив тумбочку и стул, я поднялся наверх. А кошки-вкладчики ушли катакомбами, которые, по словам Мурки, тянутся через весь город. Точнее, под ним.
Сразу же после работы отправился искать, сам не знаю чего. К полудню оказался на окраине города, точнее – в его пригороде. Транспортная сутолока здесь не напрягала. Остановился возле какой-то базы, которые обычно лепятся к железнодорожным путям, когда упали первые капли дождя. Судя по запустению зданий и отсутствии людей на территории, заведение было законсервировано или брошено. Ворота с калиткой на замках. Я поискал дыру в заборе или иную возможность попасть за дощатое ограждение.
Дождь разошелся во всю, когда, наконец, нашел возможность войти на территорию базы – через покосившуюся двустворчатую калитку, перекрывавшую подъездной железнодорожный путь с ржавыми, заросшими травой рельсами. Скрываясь от стихии вошел в первый же ангар через незапертые ворота. Он был завален всякой ерундой – от кирпичных поддонов до ветхой мебели, но огромный. Более подходящего места для кошачьего притона трудно найти.
Не смотря на дождь, экономя время, перебежал из ангара в двухэтажный административный корпус. Вход в него оказался вообще без дверей. Их, возможно, унесли, но все остальное не тронули – да и кому это нужно? Обветшалое, из прошлого века…
Я поднялся на второй этаж. В комнате со всяким хламом на полу, столах и в шкафах – газеты, пакеты, мешки, журналы – пристроился на стуле у окна обозреть окрестности и переждать стихию. Дождь разошелся не на шутку и теперь лил как из ведра. Редких пешеходов с улицы словно ветром сдуло. Мужик какой-то прошел, покачиваясь и не обращая внимания на дождь. Дворняжка плелась вслед за ним – должно быть, он чем-то ее угостил, и она надеялась на другую подачку.
Если дождь не прекратиться, мне здесь придется ночевать – зонта-то нет. Но потом подумал о телефоне и такси – наверное, могу потратиться из кошачьих денег? Ведь не по своей прихоти здесь завис, а велением необходимости передо мной возникшей.
От этой мысли развеселился, но не спешил напрягать телефон.
Глядя на редкие машины, взрывающие брызгами лужи, думал – если бы у меня была куча денег, то организовал что-то вроде пансионата для бездомных животных. И все у меня там было культурно. А я бы написал и выпустил в свет серию книг «Из мыслей животных».

Кажется, темнеть начинает. Достал телефон и вызвал такси.
Мне хотелось рассказать Таисии Павловне о своих намерениях. Но как это сделать, не вызвав в ней подозрений о моем даре, не знал.
- Вы нашли свой «сарай»? – спросила хозяйка. – Подкармливать бездомных это гуманно. Но плодить грех.
Мы пили чай на кухне. Я помешивал в чашке, положив еще одну ложечку сахара, и задумчиво смотрел на хозяйку. Она вертела в руках пакет с конфетами и не поднимала глаз, дожидаясь моего ответа.
- Стерилизация дорого стоит, - я взял бутерброд с тарелки. – И потом… Как к ней отнесутся сами животные – понравится ли им бесплодие?
Тут Таисия Павловна вскинула голову и хотела что-то сказать, но передумала.
Я продолжал:
- Мне представляется странным видеть себя в роли Господа Бога.
- Вы не боитесь, - предположила хозяйка, - что если не мы, то природа вмешается. Такая картина – вы кормите кошек, они плодятся… Чтобы остановить безграничный рост популяции, природа нашлет эпидемию, от которой пострадают не только животные, но и люди. И далее – чтобы как-то себя обезопасить, люди начнут уничтожать животных. И не только бездомных…
- Скорее всего так и будет, - я согласился. – А что тогда можно придумать?
- Вам? Лучше всего найти хорошую девушку и жениться. Появятся свои дети и любовь к животным, как вы ее понимаете, уйдет на второй план. Купите себе квартиру, заведете в ней кота и спаниеля, чтобы дети радовались.
Таисия Павловна грустно вздохнула:
- А сейчас… прошу прощения, я немного устала. Пожалуй, пойду к себе. Спокойной ночи.
В следующее дежурство на рандеву с Муркой я начал забивать гвозди в собственное кошкам предложение.
«Значит так, все что было предложено ранее, отменяется – никаких молочных сосисок, рыбных филе и прочих излишеств: речь идет о выживании. Поэтому всем здоровый корм по самой низкой цене – как-то: китекэт, куриные головы, кожа, ножки и т. д… Но не это главное. Главное, чтобы у вас был один общий дом, в который я мог бы привозить корма хоть самосвалами. Я тут присмотрел одно пустующее место – заброшенная база у железной дороги. Завтра мы с тобой туда съездим. Ты посмотришь и выскажешь свое мнение…»
После молока и молочной сосиски, которыми я ее угостил, Мурке совсем не хотелось впрягаться в тему дискуссии.
«Почитай что-нибудь, а я помурлыкаю», - попросила она.
Мурка, как это свойственно кошкам, никогда не загадывала на перспективу – жила той минутой, в которой существовала. Она поела – теперь время отдохнуть-понежиться.
Я сел поудобнее в кресло и углубился в чтение книги о жизни Рериха. Изредка в мое подсознания проникали Муркины мысли: «Ты что-нибудь понимаешь в том, что читаешь? Я – ни фига!»
Рерих и Мурка – как далеки они друг от друга!
Утром, сдав дежурство, я вышел из библиотеки. Мурка, как и было условлено, ждала меня за углом. Поднял ее на руки: «Возьмем такси – если в трамвае ехать, тебя надо везти в мешке или пакете».
«Никуда не надо ехать. У нас уже есть такое место, где мы живем дружной семьей. Ступай вниз по улице» - это Мурка вдруг ожила: ночью молчала, а сейчас взялась командовать.
«Ну, веди, Иван Сусанин».
«Недалеко отсюда есть заброшенная швейная фабрика», - солгала она, потому что это было совсем рядом, буквально за углом.

Пятиэтажное запущенное здание с высокой шиферной крышей находилось за высоким забором из бетонных плит высотой примерно в три метра.
«Ни фига себе крепость!» - подумал я.
«Зато ни одна собака на территорию не пролезет. Я-то в дырку шмыгну, а ты уж постарайся перелезть, где сумеешь».
«Ладно, поищу, где можно будет за что-нибудь зацепиться».
Я пошел вдоль бетонного забора, а Мурка, шмыгнув в какую-то щель, вновь показалась уже на верхней кромке плотно состыкованных плит. Важно вышагивая, она вещала с высоты:
«Вон за углом несколько кленов близко стоят к забору – поди, какой подойдет для перелаза?»
Дошел до кленов, забрался на толстую ветку, которая наклонилась за забор и стал высматривать – нет ли в траве подо мною битого стекла, колючей проволоки или бороны, лежащей вверх зубьями.
Мурка рядом: «Страшно прыгать?»
«Страшно не страшно, было б не больно».
В следующее мгновение, уцепившись руками за ветку, я плавно спрыгнул в траву.
Мурка расхохоталась: «Сегодня чудесный, невероятный день – прекрасный принц проник в сказочное королевство!» Пробежалась по ветке, прыгнула мне на плечо, потом на землю: «Шагайте за мною, ваше высочество».
«А здесь неплохо!»
«Это всего лишь задворки. Впереди – сказочный дворец. Если хотите пошалить-подурачиться, то лучше здесь – дальше вам встретятся ваши подданные, надо серьезным быть».
«А ты, Мурка, беллетрист».
«Так я дружу с библиотекарем».
«Я всего лишь охранник»
«Охранник книг».
«Но ты ведь любишь смотреть телевизор».
«Больше слушать, когда ты читаешь. А еще больше – думать по поводу».
«Да ты, Мурка, философ!»
«Вроде того. Послушай, пока мы еще не вошли – ты можешь выйти из этого дела. Зачем тебе, человеку, помогать бездомным кошкам? Тебе принесли деньги – прибереги их, потрать на девушек, обнову купи…»
«Есть вещи важнее денег»
Мурка выскочила вперед и преградила мне путь у самой двери.
«Важнее денег?»
«Так пишут в книгах…»
«Только не в этом мире. Тебя неправильно информировали твои книги. Нет ничего важнее денег для каждого человека – особенно, когда являются кредиторы или когда приходится выбирать: жить в нищете или богатстве.
«Для кошки ты слишком цинична» - обласкал я Мурку отеческим взглядом.
«С чего бы это?»
«Похоже, из-за того, что ты когда-то была домашней – близко общалась с людьми, многому у них научилась – а потом тебя выкинули или забыли на даче. Верно?»
«Все так и было. И из-за этого я людей не люблю – всех, кроме тебя».
«Есть одна сказка про кота в сапогах, в которой говорится…»
«Во всех ваших сказках говорится об одном и том же – доброму судьба помогает, злого – наказывает. Послушай, Валера, все люди, кроме тебя, пытаются меня прогнать, ударить, убить... Они считают меня переносчиком заразы, хотя сами же обрекли на бездомное существование. Люди сделали меня циничной и укрепляют на этих позициях. Так что, давай поведем себя разумно и подзаработаем на моем цинизме. Еще немного потянем волынку со сбором денег на кошачью жратву, а как иссякнут поступления – смотаемся с надыбаным капиталом… ты и я. Ты возьмешь меня к себе жить. Я буду верно тебе служить. Скоро у меня будут котята…»

«Мурка, прости. Я искренне хочу помочь всем твоим братьям и сестрам. Не для того мне даден Дар, чтобы кошек обманывать. Согласно закону справедливости мой Дар исчезнет, если я обращу его на свое личное благо. А я уже не хочу быть простым человеком. Пропусти меня… Давай посмотрим, как вы тут живете».
Я шагнул в двери корпуса бывшей швейной фабрики.
Солнечный свет в проемы окон высвечивал бал невесомых пылинок. Волшебные искорки вспыхивали в нем иногда. Микроскопические алмазы и жемчуга. Золото воздушного пирога. Я старался выдумать побольше милых метафор – может быть, желая себе доказать, что кошачья обитель на брошенной фабрике напоминает сказочный дворец.
На самом деле стены, где гладкие, а где разбитые, везде одинаково серые, в паутине, пол покрыт толстым слоем грязи, усеян иссохшими костями, как поле брани кошек с грызунами. Условия существования – невообразимо нечеловеческие. Но я ведь тут жить не собирался.
Корпус обитателями не кишел – попадались изредка одна-две киски в каком-нибудь закутке, и те были заняты своими делами. На наш с Муркой визит одна реакция:
«Пошли вон!»
«Мы не сделаем вам ничего плохого»
«Все равно пошли вон – это моя территория».
Они не знали новостей мира и жили своим мирком. И в этом было их счастье – не знать, что где-то авианесущая группировка морского базирования цепляет под крылья водородные бомбы, чтобы снести к чертовой матери какой-нибудь город со всеми его обитателями.
Не найдя ничего сногсшибательного в огромном цехе первого этажа, я поднялся выше и побрел по коридору мимо череды пустых комнат. В принципе, прекрасное место – защищенное и не изгаженное. Мне понравились кошачьи владения на бывшей швейной фабрике, больше, чем заброшенная база у железной дороги.
На самом верхнем этаже были птицы – ласточки прикрепили свои гнезда к потолку в углах комнат, а на чердаке ворковали голуби. Неплохое соседство. В подвале, должно быть, крысы. Но мы туда не пойдем.
«Не надоело тебе у нас?» – спросила Мурка.
«С чего бы? Напротив. Знаешь, как все мне здесь интересно – любопытно смотреть и слушать. Здорово, что ты привела меня сюда. Здорово, что у вас есть жилье, хоть и зоветесь вы бездомными».
«Ты прав – кошке без крыши никак нельзя. Это собака может спать под кустом или в снегу. Жаль, что нам угостить тебя нечем».
«Ни беда! Ни за этим я здесь».
Мысли крутились, как вихрь в голове. Здесь действительно можно организовать кошачий приют – места полно… деньги есть на пока… позднее еще что-нибудь придумаем.
Я с трудом перевел дыхание.
Нет ли подводных камней в этом проекте? А что, если мне так только кажется? Что, если это мираж, и я во всем ошибаюсь: по неопытности своей роли патрона бездомных кошек сыграть не сумею? Может быть, организовать из них братскую коммуну в принципе невозможно? Все животные, как известно, эгоисты до мозга костей, но что-то коллективное в кошках есть… Впрочем, нет – это собаки бегают стаей, в поисках пищи. А кошки… Все они готовы из шкуры выпрыгнуть лишь бы хозяина доброго себе найти. В бездомности они не видят свободы, а только голод и беззащитность перед людьми и стихией. Зачем они потакают моим идеям? – деньги вот принесли. Или все мираж, или они уверенны, что все обязательно плохо кончится. Даже Мурка меня подбивает на кражу кошачьих денег. Она здесь своя, но ей дороже проживание со мной в одной квартиры. И ради этого она готова предать интересы своих собратьев. Нет, Мурка, я не такой – и ты меня с пути истинного не собьешь. Фу, как я раздражен! Зачем я сюда пришел? Ах, да…

Все это молнией пронеслось в моей голове. И после этих мыслей я как-то повеселел. Обратился к Мурке:
«Послушай, ты, видимо, все тут излазила и подскажешь, где можно организовать склад продуктов, который будет недоступен ни мышкам, ни голубям, ни вашему брату. Я закажу «Китекет» на всю наличку с доставкой – так будет дешевле. Перетаскаю мешки, закрою, буду приходить и вам выдавать. Кстати, как тут с водою? Без нее «Китекет» не рекомендуют употреблять».
Мы нашли эту комнату на втором этаже. Рядом было помещение обширное – должно быть, столовая; а эта – кладовка: все к одному. В ней были высокие стеллажи – ни кошкам не запрыгнуть, ни крысам забраться.
Воду нашли в искусственном водоеме – то ли фонтан, то ли пруд здесь когда-то был – вон и скамейки, должно быть, для отдыха… Потом обошли забор по периметру. Все осмотрели, но лучше того места с веткою клена для перелаза не нашли. Ну, так и быть – присмотрел в траве брошенную лестницу, перенес сюда и прислонил к стене. Вот и выход оборудован. Посмотрю, что можно со входом сделать.
Выбрался за территорию швейной фабрики, внимательно осмотрел клен. А ничего тут особенного делать не надо – для удобства лазания вобью пару скоб в ствол; мешки с кормами можно поднимать в сетках из-под картофеля шнуром с крюком на конце.
Что еще? Сейчас домой пойду – поем, посплю после ночной смены и займусь.
Так и сделал, только с одним «но» - отдохнуть прилег, а будильник забыл завести. Так и проспал весь день. Тем не менее, поднялся и вышел на улицу.
Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались. Полная луна светлела все ярче и ярче. Казалось бы, день иссяк, жара спала, но воздух по-прежнему был душен. Пахло бетоном домов, асфальтом дорог и выхлопными газами машин. Люди толпами и в одиночку шли по улицам – в кинотеатры, театры, клубы; или расходились по домам, завершив дневные дела; иные просто гуляли.
Грустный и озабоченный я решил просто так прошвырнуться, но ноги несли меня мимо публичной библиотеки к заброшенной швейной фабрике. Что там делать сейчас я не знал, но шел, влекомый неведомой силой.
Вот и унылое серое здание за высоким забором. Я шел мерными, неспешными шагами, поглядывая на видимые мне темные окна третьего и четвертого этажа. Грустно и таинственно в них проникал лунный свет.
Все-таки правильное место мне подсказала Мурка – и в черте города, и за забором. Пока лето – перебьемся, а к зиме что-нибудь придумаем. Соберем здесь кошатник, научимся деньги зарабатывать. Кошки – они ведь ничуть не глупей людей. И рассуждают вполне разумно. Придумать бы консолидирующую идею – чтоб один за всех и все за одного… Да мы горы свернем!
Такими станем деловыми – чтобы не просто брюхо набить, а работать на перспективу. Ходить будем, контакты налаживать, о себе напоминать, вопросы решать… И в этом плане основная роль – конечно, моя.
Хотя, какой из меня бизнесмен? Нам бы настоящего найти, который смог бы представлять наши интересы в среде нужных людей.
При мысли о своих деловых способностях, я заскучал. Слоняться в одиночестве, мечтать о чем-то несбыточном – вот на это я горазд. А как найти нужных людей, договориться о чем-то – пас…
Мне даже совета попросить не у кого. Разве только у Таисии Павловны. Но и ей не смогу рассказать о своих задумках. Это совершенно невозможно! Это может навредить нашим добрым с ней отношениям.

А, не дай Бог, Казалуп прознает – он нас мигом с хозяйкой упрячет за желтые стены. Нет мне помощи от людей. Надеяться можно на свой только ум и помощь кошек, которые ещё очень и очень не организованы.
Как это вытравить из них? – самостийность и непреодолимое желание подлизаться к человеку. Как их заставить поверить в себя? – в свои индивидуальные способности и коллективные возможности.
В ближайшее же время надо провести кошачье собрание швейной фабрики. Принять законы и правила поведения. Указать на необходимость постоянного сбора потерянных денег. Обсудить все возникнувшие вопросы…
Но сперва «китекэт».

2

Я завтракал на кухне.
- А ты молодец, сынок, - послышался сзади негромкий, но вполне отчетливо ехидный голос.
Сосед Казалуп подкрался незаметно. И что за манера! Впрочем, эта не самая худшая черта украинского лазутчика. А вот ехидство завсегда с ним.
- Я смотрю, ты к хозяйке-то шибко прикумовался – харчишься за её счет, - продолжал, между тем, Сидор Иванович. – Спите вместе али врозь?
Я досадливо поморщился и вымученно улыбнулся. Что ему могу ответить? Вступить в полемику – неприлично. В рыло дать? Мы в разных возрастных категориях. Приходится терпеть и отшучиваться.
Да, Таисия Павловна постоянно оставляет мне супчика в мелкой кастрюле. Но ведь и я стараюсь что-нибудь положить ей в холодильник. Она и другому квартиранту несколько раз предлагала – сам слышал – но тот отказался.
Казалуп Сидор Иванович себе варит раз в неделю в огромной кастрюле украинский борщ. Весь день готовит, весь стол займет – зелень всяких сортов, мясо, тесто, прочие ингредиенты – а потом неделю питается. Никогда нас с хозяйкой не угощал. Но запах-аромат, скажу я вам, закачаешься...
По квартире он всегда ходит в косоворотке-вышеванке и шароварах, а на работу надевает застиранный камуфляж. Видно, что человек не в достатке, но поесть любит. Наверное, на еду и уходит вся его скудная зарплата…
Впрочем, как-то напившись, он мне признался, что деньги в семью не высылает, а копит на квартиру в России. И вообще имеет виды укорениться в Москалии и вызвать своих домочадцев к себе.
- Семья, - лопотал Казалуп в пьяной истоме, - это мой тыл, моя опора… Четверых детей мы с женой вырастили. Трое старших уже совсем взрослые, самостоятельные, отдельно живут. Порадовали родителей внуками. А Ханночка живет с нами, школу заканчивает. Такой женой и такой семьей можно гордиться, и совсем не обязательно на них деньги тратить. Вот накоплю на квартиру и перевезу их сюда…
Еще накатив стопарик, Сидор Иванович пустил слезу.
- Жена моя – простая сердечная баба, мать, хозяйка… У ней лишней копейки нет. Но себя и дочку она прокормит. А я буду денежку копить. Не получится на квартиру насобирать – женюсь на хозяйке. А что? Она целыми днями одна, как сычиха, а тут я – гарный хлопец! И сразу трехкомнатная квартира! Только ты, сынок, на пути у меня не ставай...
Такой был разговор однажды. И вот снова за рыбу деньги…
- Кажется, Таисия Павловна вам тоже предлагала у неё столоваться.
Казалуп закатил глаза:
- Кошачий супчик из ножек куриных? Я что больной? До такой глупости я еще не докатився. А ты ешь, сынок, ешь… Приятного аппетита!

Вот ехидина! А настроение вопреки мысли почему-то поднялось.
Щелкнул замок входной двери – хозяйка вернулась из сарая.
Мне всегда приятно её общество. Рядом с такими людьми любой человек делается лучше, добрее, умнее…
- Понравился суп? – спросила Таисия Павловна, входя в кухню.
С полным ртом я сумел только кивнуть. С нескрываемым сарказмом сказал Сидор Иванович:
- А кошки ваши уже оценили?
Было видно, что отвечать на вопрос хозяйке не хотелось. Она не очень понимала, можно ли сказать этому постояльцу, что не видит ничего зазорного готовить себе и кошкам из одних продуктов… Нет, лучше не надо. Не надо вообще эту тему обсуждать.
Таисия Павловна была о своем уме не особо высокого мнения, относилась к себе более чем критично и очень боялась неосторожным высказыванием или необдуманными словами вызвать злорадную критику Сидора Ивановича. Лучше промолчать.
Тем более все уже все знают – она кормит в сарае кошек.
Хозяйка, радуясь собственной смекалке, быстро и возбужденно заговорила о том, какой чудесный день разгорается на дворе. Уловка удалась, и тема общения поменялась. Я признался, что после завтрака собираюсь в город. А вокзальный носильщик Казалуп сегодня во вторую смену и решил еще кемарнуть до обеда.
Возникла одна идея, и я собрался её отработать.
Так, наверное, везде принято, чтобы возле Отдела Внутренних Дел стоял стенд с леденящим кровь названием «Их разыскивает полиция» и фотографии на них с фамилиями. Преступников я не особо жаловал, но ведь если за помощь в поимке дают вознаграждение, то лучшей работы для моих кошек и дрессировщик не придумает. Мир мог рухнуть, но преступники в розыске – убийцы, воры, растратчики, алиментщики, педофилы и прочие – существовать будут всегда.
Каждый день коты и кошки с подросшими котятами в ящик на полу в одной из комнат брошенной швейной фабрики приносят найденные деньги – но все меньше и меньше. А кушать хочется всегда – хоть покупай капканы и ставь на крыс. Но мне это как-то не комильфо… Надо попробовать новый бизнес.
И вот я потопал в ГОВД.
Нет, я не мечу в капиталисты, и не причуды это… Нам (мне и кошкам) работа и заработок, миру – справедливость и порядок. Вор должен сидеть в тюрьме! – ведь так?
Полюбовавшись на фотосессию «Их разыскивает полиция», я вошел в приемную комнату ГОВД. Дежурный старлей за пуленепробиваемым стеклом – высоченный худощавый брюнет с симпатичным загорелым лицом и внимательными глазами – остановил на мне взор.
- У меня к вам такой вопрос, - вместо приветствия начал я.
Старший лейтенант шевельнул пухлыми губами, пытаясь изобразить улыбку – мол, я вас слушаю.
- Скажите, за тех, кого разыскивает полиция дают вознаграждение?
Дежурный был деловым человеком. Ни слова не говоря, он поднял трубку, нажал невидимую мне клавишу и сказал:
- Лариса Ивановна, к вам посетитель.
За решетчатой дверью лестница поднималась на второй этаж. Оттуда-то и спустилась симпатичная женщина в гражданском платье лет сорока. Нажала кнопку с той стороны, замок щелкнул, дверь распахнулась. Она вошла в приемную комнату – на меня взглянула, потом на старлея. Тот кивнул в мою сторону. Женщина мне и снова пошла наверх. За решетчатой дверью остановилась – придерживая её, открывала мне вход на лестницу. На втором этаже мы прошли коридором и вошли в кабинет, табличку на двери которого я не успел прочесть.

Лариса Ивановна кивнула мне на свободный стул напротив стола, за которым стояло кресло. К нему она и прошла, потом села – руки на стол, взгляд на меня.
- Чем могу быть полезна?
Я повторил свой вопрос старлею.
- Вы кого-то из них нашли?
- Нет, но собираюсь заняться.
- Думаете, это легко?
- Думаю, что не легко, но стоит попробовать. Мне только необходимо знать – вознаграждается результат или нет?
- Вам сколько лет?
- Двадцать пять.
- Образование?
- Высшее техническое. Южноуральский государственный университет, Приборостроительный факультет.
Лариса Ивановна подняла брови.
- В органах не хотите служить?
- Служить вообще не хочу. С завода удрал. Работаю сторожем в библиотеке.
Моя визави усмехнулась краешком губ.
- Любите читать детективы?
- Да. И попутно развивать дедуктивное мышление.
- Так что же вы хотите?
- Хочу знать – вознаграждается ли помощь в поимке разыскиваемых преступников. Если да – то какова сумма?
- Да, за помощь в поимке разыскиваемых преступников предусмотрено материальное вознаграждение посторонним лицам. Минимальная – десять тысяч. За особо опасных сумма соответственно увеличивается – от ста тысяч до миллиона рублей.
- Ого!
- Вы так радуетесь, будто уже знаете, кто в какой норе сидит, - прищурилась Лариса Ивановна.
- Знаю, что по норам сидят, а кто в какой – найду обязательно. Вы не могли бы мне распечатать фото героев?
- Ради Бога, - пожала плечами хозяйка кабинета.
Пошелестела пальчиками по клавиатуре компьютера, а уж потом принтер заскрипел печатью. Собрала в файл, выдала мне кипу копий, распечатанных на бумаге. И еще один лист просто подала в руки, хмыкнув:
- Вот вам и расценки за услуги.
Я стрельнул по списку глазами. Ого! Какой-то Борис Борисович Манечкин тянул на 250 тысяч – наверное, очень опасный.
Лариса Ивановна протянула мне визитку:
- Если будет информация, звоните прямо мне.
Между прочим, майор полиции.
По дороге на швейную фабрику купил катушку скотча.
Когда добрался до конторы, тут же расклеил вдоль стены все копии разыскиваемых преступников – так низко от пола, чтобы кошки могли их внимательно разглядеть. А потом приказал Мурке:
«Собирай стаю!»
«Всех?»
«Без исключения»
Когда все ходячие обитатели швейной фабрики собрались и обозрели расклеенные портреты, я произнес тронную речь.
«Возлюбленный мой народ! Мы начинаем новый бизнес. По-прежнему высматривая оброненные денежки, вы теперь должны приглядываться и к людям. Среди них есть такие экземпляры, которыми очень интересуется Закон. И он же готов нам платить вознаграждение за помощь в их поимке. Ловить, конечно, будут менты. Ваша задача – узнать человека, проследить его до места проживания и доложить мне. Дальше дело техники. Всем все понятно? Тогда за работу!»

Обитатели фабрики расходились изрядно озадаченные.
Мурка меня успокаивала:
«Ну, ничего. Я потом всем популярно растолкую. Дело, конечно, интересное…»
«Ну, а тебе, я так понял, понятно все. В твою голову все вошло. Главное поймите – не ловить, а выслеживать. А то увидите негодяя – и ну его царапать. Этот номер у вас не пройдет. Так и скажи всем».
Я совсем не обольщался, что информацию о разыскиваемых преступниках мои подопечные (подданные?) потащат в зубах, как оброненные купюры и пятаки. Но чем черт не шутит – наблюдательнее Мурок и Васек, по-моему, еще не создавала Природа существ.
Вообще, надо сказать, мир криминала очень меня привлекал. В том смысле, что мы бы могли выслеживать наркоторговцев, квартирных воров и прочих преступников. Нам заработок – городу чистота…
Замаячила идея создания детективного агентства.
Об этом я поведал Мурке ночью в библиотеке.
Она слушала, прикрыв глаза, лежа в кресле напротив. По мордахе её разливалось удовлетворение после сытного ужина. А необъятный живот намекал – вот-вот она станет мамой маленьких котят.
После ночного дежурства в библиотеке я обычно возвращаюсь домой пешком, когда, конечно, позволяла погода. Спешить некуда, автомобильные пробки не грозят – иди себе и иди, дыши свежим воздухом.
В то утро «пробка» образовалась возле нашего подъезда.
Перед ним стояло несколько незнакомых машин, две из которых были с мигалками. У двери как столб врос ППС-ник с автоматом на груди и, я так понял, никого не впускал.
- Сюда нельзя.
- Я здесь живу.
- Номер квартиры?
- Пятнадцать.
ППС-ник в токи-воки:
- В пятнадцатую квартиру хотят подняться. Говорит – жилец.
Кивнул на ответ и мне сказал:
- Проходите.
В подъезде у двери в подвал стояли три человека, что-то обсуждая и поглядывая вниз. Там тоже слышно было движение и голоса. Откровенно припахивало криминалом.
Я приостановился и тут же получил замечание:
- Идите-идете, вы здесь мешаетесь, - и даже подсказали куда. – Либо в квартиру, либо на улицу…
Дома мне рассказал Казалуп – ночью в подъезде кого-то убили. Труп обнаружили час назад и теперь вот из дома никого не пускают. Свинство какое-то…
На кухне плакала Таисия Павловна – ей и человека убитого жалко, и кошек бы надо покормить… Да и вообще, страшно жить.
Я молча слушал и размышлял – мне срочно нужен соглядатай-лазутчик. Интересное дело намечается, и я должен быть в курсе событий.
Предложил:
- Таисия Павловна, а давайте схожу в сарай – покормлю ваших питомцев.
- Не пропустят, - мрачно сказал Сидор Иванович. – Пока они поквартирный опрос свидетелей не проведут, никого из дома не выпустят.

- Скажу в аптеку – маме плохо, срочно нужны лекарства.
- А кастрюльки в кармане понесешь?
- Вообще не возьму, - и повернувшись к Таисии Павловны. – Я им «китекэт» в магазине куплю. Давайте ключ – попытка не пытка…
Хозяйка вздохнула и едва заметно улыбнулась своим мыслям – ей понравилась моя идея.
В дверях подъезда снова столкнулся с вооруженным ППС-ником.
- Куда? Назад. Пока из дома нельзя выходить.
- А мне надо в аптеку срочно – маме плохо. Я бегом. Она за углом. За десять минут обернусь.
- Из какой квартиры?
- Пятнадцатой
Часовой связался с начальством. Потом кивнул:
- Только быстро. Одна нога здесь, другая там…
Я действительно сначала сбегал в магазин, а уж потом нашел сарай. Ни разу в нем не был, но приметы описаны точно, и ключ к замку подошел.
Полдюжины пар глаз, видящих в полумраке, уставились на меня. И мысли их заметались в растерянности – я это чувствовал.
«Не бойтесь меня. Я квартирант Таисии Павловны. Она пока не может прийти – у нас ЧП в доме – ну, а мне удалось пробраться. Вот вам сосиски молочные на пока – подкрепляйтесь. И будет у меня к вам, друзья, великая просьба. В подвале нашего дома ночью убили человека. Вы безобидные, но пронырливые существа – менты вас не будут стесняться. Пошоркайтесь на месте преступления, ментов послушайте – о чем они меж собой говорят. Все запомните, а потом мне перескажите. Очень надо. Вы меня понимаете?»
Не без удивления, но они меня поняли. Впрочем, думаю, слух о моем даре общения давно уже прошелся среди местной кошачьей братии. Так что… обошлось без обмороков.
Я все никак не мог успокоиться и настраивал на задачу хозяйкиных питомцев.
«Вы ведь не глупые создания. На вас можно положиться. А если я с вашей помощью сумею раскрыть преступление, вас ждет большущее вознаграждение – все, что захотите, кроме Канар и Мальдив. Пообщайтесь с друзьями-подружками – может, кто-то видел момент убийства. Любая информация по делу…»
Шесть прожорливых воспитанников Таисии Павловны подмели триста грамм сосисок и было попытались пошоркаться о мои конечности – мол, не мешало бы добавки, добрый человек Валера.
«Хватит-хватит, хорошего помаленьку. А теперь дуйте на работу. Вечером я к вам зайду».
Выросшие без дома и людской ласки создания хвостатые были неглупыми, но любопытными. Им самим уже не терпелось побывать на месте преступления. И, конечно, в сарай был отдельный кошачий лаз. Не успел я дойти до двери, как здешние обитатели с глаз пропали.
С третьей попытки ППС-ник меня запомнил и без общения впустил в подъезд.
- Ну, что там творится? – спросил Казалуп.
- По-моему, поквартирный поиск свидетелей. В подвале тоже ещё работают. К нам не заходили?
Было видно, что нет. Таисия Павловна успокоилась, а хохол рвался в свидетели и места себе не находил – может, у него действительно было, что сообщить.
И наконец, звонок в дверь.
Молодой человек в штатском вошел, представился, прошел на кухню, сел за стол, открыл блокнот, достал ручку…
- Ну-с, кто здесь проживает?
Записав наши признания, он сообщил:

- Вчера ночью в подвале вашего дома была изнасилована, ограблена и убита пока неизвестная нам женщина. Насильников было двое. Они притащили её с улицы… Вот и все, что пока известно. А теперь – что вы можете рассказать по поводу. Меня интересуют только факты.
Таисия Павловна сказала, что ничего не знает и снова заплакала.
- Я был на ночном дежурстве в городской библиотеке. Домой пришел в 9-00.
Гость записал и строго сказал:
- Проверим.
Сидор Иванович был громкоголосен и хотел быть многословен, но....
- Я вчера был на работе во вторую смену…
- Где и кем работаете?
Казалуп сказал, инспектор записал.
- Так вот… возвращался домой после полуночи и…
- И?
- И ничего подозрительного не увидел.
Гость молча улыбнулся. Он уже понял хохла – изо всех сил хотел бы выслужиться: мол, все подтвержу, только скажите, что надо… но, увы…
- Решетка в подвал была открыта или закрыта?
- Шоб мои глазыньки повылазили – не помню. Да и темно было – лампочки в подъезде на первом этаже нет.
Инспектор обратился к Таисии Павловне и сказал строго:
- Что же вы подвал открытым держите?
Ответил Казалуп:
- Странно. А при чем тут мы? Есть старший по подъезду – пусть и вешает замки. Деньги-то с людей собирать мастак…
- Так-так… - гость встал и закрыл блокнот. Положил на стол визитку. – Если что вспомните или услышите, звоните по этим телефонам.
- Выходить из квартиры можно? – робко спросила Таисия Ивановна.
- Мы скажем когда, - сказал, уходя, гость.
Но не сказал. Мы сами узнали, когда незнакомые машины от подъезда стали отъезжать одна за другой. Наверное, на «скорой» увезли труп незнакомой убитой, ограбленной и изнасилованной женщины…
Народ хлынул во двор – обсудить событие.
Никто ничего не видал, не слыхал. Ругали старшего по подъезду, который деньги собрал на замок, но дверь в подвал не закрыл.
- Тебя бы, гада, изнасиловать да причпокнуть.
- Да? – удивился тот. – А я что, на женщину так похож?
- Похож-похож… Ну, почти… Да ты хуже бабы…
Вот такие разговоры. А мне нужна была информация. Жаль, что с кошками договорился вечером встретиться – а вдруг у них уже что-то есть.
Навалилась усталость.
Вообще-то после ночного дежурства стоило покемарить часок-другой. Но подумал, что в таком возбужденном состоянии вряд ли усну и отправился на швейную фабрику. Новость надо было рассказать своим поданным и озадачить хвостатых агентов. Дело, думаю, стоит нашего вмешательства – с оплатой или даже без неё.
День был прекрасный. Мы собрались на газоне перед конторой фабрики. Не было Мурки.
«Где она?» - вопросительно посмотрел на ближайшего кота.
«У неё котята появились на свет».
Гнездышко для её малышей я изладил из глухой картонной коробки, проделав в ней дырку и застелив куском старого половика. Подумал, что надо будет навестить и поздравить. А пока…

Поведал всем обитателям швейной фабрики ночную трагедию в нашем подвале.
«Мне нужна любая информация по поводу. Расспрашивайте всех кошек города. Следствием установлено, что преступников было двое. Мы должны разгадать это загадочное убийство раньше ментов. Иначе грош нам цена».
По-моему, речь моя очень вдохновила вездесущих агентов. Они разволновались искренне и задорно. Даже услышал такие реплики, не ко мне обращенные:
«Мы найдем, отомстим! Месть наша будет страшна!»
«Никакой самодеятельности», - остужал собравшихся. – «Нужна только информация».
Но то, что дух жестокого возмездия преступникам в виде физической расправы в стае тлеет в скрытом виде, я почувствовал остро.
«Есть вопросы?» - поинтересовался и отправился навестить Мурку.
Та, кокетка, уже знала, что я на фабрике, но не спешила навстречу – ласкала, облизывая своих котят в картонной коробке.
«Привет, Мура! Поздравляю! Не знал, что у тебя пополнение и явился без подарка».
«В следующий раз» - поймала кошка меня за язык. – «А чем народ баламутишь?»
Я рассказал и попросил:
«Ты ведь самая толковая здесь. Все понимаешь. Возьми ход розыскных мероприятий под свой контроль».
«Что ж, возьму и поучаствую – мне теперь двигаться легко».
«Про котяток не забывай».
«Своих заведи – потом учи».
«Когда покажешь?»
«Сам увидишь, как бегать начнут».
Ах Мурка, Мурка! С такой разумной кошкой в доме ни жены, ни хозяйки не надо.
Вечером я напросился к Таисии Павловне вместе сходить в сарай и покормить её кошек. Пока она разливала рыбный супчик по «чеплашкам» и ворчала на своих питомцев, я перекинулся с ними мыслями:
«После ужина встретимся в скверике на скамейке – в углу за кустом, чтоб народ не увидел».
Когда Таисия Павловна закрыла сарай и направилась к дому, со словами: «Я еще погуляю» пошел на место свидания. Мы схоронились от людских глаз – не хватало еще что бы меня застали в обществе кошек. И начались признания…
Рыжему коту удалось пробраться в подвал и подслушать разговор эксперта и следака.
«Женщина тридцати лет. Изнасилована и задушена руками – один сдавил горло, другой закрыл рот и нос. Крови нет. Под ногтями тоже ничего. Она не сопротивлялась… Либо напугана была, либо крепко держали».
Труп лежал на бетонном полу подвала. Женщина одета просто и дешево. Рядом раскрытая сумка типа кошелки. По полу разбросано содержимое – обычные женские мелочи: расческа, зеркальце, губная помада, таблетки аспирина… Кошелька нет, мобильника нет. Никаких документов.
«Наверное, стоит поместить фото в газете и на ТВ в новостях, сказал эксперт.
В таком-то виде, усмехнулся следак и добавил – делайте свое дело, а наши оставьте нам».
Потом труп увезли. Менты еще посовещались у подъезда, доложили старшему: «Поквартирный обход ничего не дал», сели в машины и уехали.
«М-да, не густо», - недовольно буркнул я.
«В подвале, я знаю, живут несколько наших сестер и братьев – может, они видели сам факт преступления и обоих преступников»
«И где они?»