Он сделал осторожный шаг, не отрывая глаз от кромки камня, за которой в любое мгновение могла показаться антилопа. Мышцы его ноги слегка задрожали от напряжения, когда он шагнул ещё раз.
Шорох языка по камню прекратился. Харка замер неподвижно. Внутри у него всё напряглось, будто притянутая к земле ветка ивы.
Антилопа явно колебалась. Казалось, некое шестое чувство предупреждало её об опасности. Вот сейчас она рванёт с места, подумал Харка и рванулся сам, будто стрела, выпущенная из лука, и ударился в антилопу грудью. Вместе с животным они упали на траву. Но боль в животе на миг скрутила человека, и он упустил добычу. Антилопа на трёх ногах – передняя правая была сломана при падении – скакнула в растерзанные бурей заросли осота. Ворча себе под нос, прижимая руку к животу, Харка пошёл на её запах:
- Ну, куда ты теперь денешься, трёхногая? Уж лучше я тебя съем, чем какой-нибудь облезлый шакал.
Заметив под ногами карий глаз, блестевший в звёздном свете, Харка наклонился и разглядел вздрагивающий розовый нос и редкие серебристые усы. Антилопа поднялась на три ноги и заковыляла прочь. Сломанная нога сделала из стремительного животного беззащитную добычу. Человек, пересиливая адскую боль в животе, поплёлся за коричнево-белым ускользающим пятном. Если антилопа наткнётся на какого-нибудь хищника крупнее волка, Харки её уже будет не отбить.
В неверном свете подступающего утра он заметил, как животное легло. И Харка опустился на четвереньки, отбитое лосиным копытом нутро молило о пощаде – хватит ходить, ляг и замри. Он так и подобрался к своей жертве – в позе шакала. Успел схватить её за хвост и потянуть к себе.
- Попался! – исступленно завопил Харка.
Удар острым копытом в лоб высек из глаз искры и погасил в них свет.
Когда мир создавался, в нём было поровну всего – тепла и холода, света и тьмы, боли и наслаждения…. Сейчас с ним поступают не по-честному, подумал Харка, приходя в себя.
- Хэй! Хэй! – человеческий крик разорвал утреннюю тишину.
Харка открыл глаза и увидел чёрный силуэт на скале спасшей его от наводнения. Человек! Женщина! Старуха! Острый глаз беглеца определил его владельца.
Старуха крутилась на скале, как вертел на огне, размахивала руками и кричала. Над ней кружилось вороньё. Солнце светило от неё, слепило Харке глаза, и рассмотреть лицо как следует он не смог.
Неужели это Смерть, а я в Долине Вечной Охоты, - подумал Харка, глядя на старуху. - Но после смерти человек чувствует себя счастливым, а у него болит живот … и голова. Беглец пощупал лоб – большая шишка, а мог бы череп треснуть. Нет, он живой, и старуха живая, но кто же она такая? Наверное, из племени кочующих охотников. Она поможет мне или добьёт?
- Эй! – Харка махнул рукой. – Ты меня видишь? Эй!
Старуха не видела его и не слышала. Она была занята своим делом – то ли колдовала, то ли пугала ворон, кружившихся над ней большой стаей. Харка с трудом поднялся на ноги и поплёлся к скале.
Старуха, наконец, увидела его – перестав размахивать руками, она обратила на него свой взор. И Харка разглядел - её лицо когда-то, наверное, было красиво: широкие скулы, впалые щёки…. Даже теперь, когда старость высосала из неё сок молодости, в её облике ещё оставался отпечаток женской гордости. И у него возникло чувство, что когда-то он уже её видел. Но кто же она такая?
Харка подошёл к скале, осторожно осматриваясь вокруг - он боялся засады охотников чужого племени. Куда бы он не кинул взгляд, ничего, кроме поваленной и скрученной ураганом травы не было. Похоже, старуха здесь одна.
- Кто ты такая? – спросил он.

Она склонила голову набок, и её глаза весело блеснули. Она даже засмеялась, но смех сменился кашлем.
Он снова спросил:
- Скажи, ты живая? Ты в этом мире? Или я в том?
Она усмехнулась, обнажив желтые полустёртые зубы:
- Такая же живая, как и ты. А судя по тому, как выглядишь, ещё и переживу тебя.
Харка опустил глаза и печально покачал головой.
- Откуда ты идёшь и куда направляешься? Тут неподалёку разве есть стойбища охотников?
Харка махнул рукой на север:
- Там, где Большая река падает с гор, в пещере живут люди моего племени.
- Так ты из людоедов? Не слишком ль далеко зашёл? – она покачала головой, отхаркнула и сплюнула со скалы ему под ноги. – В этих краях не безопасно бродить людоедам.
- А ты откуда пришла? Где стойбище твоего племени?
Она топнула ногой:
- Здесь мой дом, тут я живу. Вода выгнала меня на скалу.
- Ты живёшь одна?
Она печально улыбнулась, приподняв брови, отчего морщины у неё на лбу стали ещё глубже.
- В отличие от ворон, что каркают о важных вещах, люди любят болтать о всякой ерунде – я не люблю людей, мне проще со зверями.
От изумления Харка широко раскрыл рот:
- Ты понимаешь птичий язык?
Старуха облизнула губы и покачала головой:
- Ну, хватит болтать. Тебе, смотрю, досталось в бурю. Вы, неженки, не можете ведь без огня – собери дрова, их тут вон сколько наворочено.
Сухие ветки колючих кустарников вспыхивали сразу, а потом потрескивали и пускали искры, бледные средь бела дня - они, будто живые, танцуя, поднимались вверх, вслед за тающим дымом. Харка сидел, скрестив ноги, напряженно глядя на пламя костра.
Старуха сползала в нору под скалой, вылезла, отряхнулась и чертыхнулась – стоит вода! – потом невесело усмехнулась:
- У тебя такой вид, будто боишься, что я перепрыгну через костёр и загрызу тебя.
Харка с трудом сглотнул вяжущую слюну, увидев в её руках какие-то коренья:
- Ты умеешь разговаривать с животными?
Она устало вздохнула и вытянула костлявые ноги, потом взглянула на костёр:
- Это не сложно – общаться с животными, они, как дети, и всё понимают. С людьми гораздо труднее бывает найти общий язык. Хочешь, я позову сюда льва или носорога?
От её слов Харка замер, будто порыв ледяного ветра внезапно заморозил его душу. Он ждал, что она скажет ещё. Мускулы его напряглись, в глазах заплескался страх, руки упёрлись в землю, чтобы в случае чего оттолкнуться, вскочить и броситься на скалу.
- Мир полон зла, - продолжала старуха. – Зло рождается от страха. Ты молодой мужчина, полный сил, до смерти боишься слабой старухи. Ты даже готов меня убить, и это тоже от страха.
Она презрительно покачала головой, а Харка, пристыженный, опустил глаза.
Понизив голос, старуха добавила:
- Оглянись вокруг. Видишь растения, облака, небо, землю? Слышишь, как поют птицы? Жизнь не несёт в себе зла. Ты почему-то её боишься. Я знаю, откуда этот страх. Когда встречаешь что-нибудь новое, это беспокоит. А теперь поешь кореньев, ибо мясо это чья-то жизнь, отнятая у кого-то.

Харка пожевал безвкусных кореньев. Прилёг набок – так меньше чувствовалась боль – и спросил:
- Зачем ты живёшь в норе?
Старуха:
- В ней я чувствую стоны земли. Поверь, она печалится каждой смерти.
- Люди и животные всегда убивали друг друга.
Старуха махнула рукой:
- Спи, тебе нужен покой – тело само залечит раны.
Харка положил руку под голову, закрыл глаза. Сон не шёл. Удивительная старуха! Живёт одна. Питается растениями, и гостя напотчевала какой-то гадостью. Говорит о своей связи с Землёй, её обитателями. Наверное, свихнулась, и её прогнали из родного племени.
Харка открыл глаза и увидел, что старуха шипит, беседуя с ядовитой змеёй. Та, внимая ей, качала маленькой треугольной головой. От удивления у беглеца пересохло во рту. Наверное, он уснул и видит сон….
Харка проснулся ночью весь дрожа – холодная роса выпала на траву вокруг и на него, заставила покрыться тело гусиной кожей. Он встряхнулся и сел – боль унялась и не мешала ему двигаться – бежать, скрываться, нападать. До рассвета оставалось недолго. Хранитель научил его определять время по звёздам, хотя их расположение всё время меняется в зависимости от времени года.
Он протёр глаза кулаками, но старухи не увидел – наверное, почивает в своей норе. Костёр погас, но тонкая струйка дыма намекала на жизнь огня под слоем пепла. Харка почувствовал, дрожь его не только от ночной прохлады – воздух был наполнен тревогой и страхом. Костёр мог отогреть душу. Харка кинул веток на пепел и дунул под них. Запах дыма защекотал ноздри.
Из темноты донёсся крик козодоя. В траве возились и шебуршали грызуны. Подобно зимнему морозу, тревога, растворённая в воздухе, пронизывала душу холодом точно так же, как утренняя роса заставила коченеть тело. Как охотники распознают опасность по запаху, Харка чувствовал её нутром. В следующее мгновение он увидел волка. Огромный чёрный зверь вышел на свет костра. А может, он лежал в траве и только что поднялся? Двигался он бесшумно, словно Дух, и огонь отразился желтым блеском в его любопытных глазах.
Харка схватил горящую головню и замахнулся на зверя:
- Кыш отсюда!
Животное скакнуло в темноту. Из норы показалась голова старухи.
- Что стряслось?
- Большой чёрный волк.
- Он всегда приходит на рассвете. Это он уступил мне своё жильё.
- Ты понимаешь его язык?
- Я могу с ним разговаривать.
- Откуда это у тебя?
Сон убежал от старухи – она выбралась из норы и подсела к разгорающемуся костру.
- Зло исчезло само, если бы люди научились есть траву, а не тех, кто её пожирает.
- Но люди не могут жить, просто питаясь травой. Да и не захотят, - возразил Харка.
- Если бы люди научились есть траву, то никому не пришлось бы голодать, - упрямо повторила старуха и добавила. – Я чувствую, ты не такой, как все – ты не станешь смеяться надо мной, моими мыслями и словами. Я чувствую – ты можешь понимать животных.
Он посмотрел в её глаза. Её волосы отливали при свете костра снежно-белым блеском. Она была костлява и после сна совсем слаба – казалось, чихни, и она переломится пополам, как порыв ветра зимой ломает высохшие травы. Но каким мужеством и страстью горят её глаза! Какая светится в них сила!

- Тебе не удастся спрятаться от самого себя, - её слова доносились до него приглушённо, будто сквозь колышущийся туман. – Ты тоже сможешь заклинать животных, если истребишь свой страх. Это твоя судьба. Ты избран.
Он промолчал, стараясь подавить растущую досаду и злость.
- Посмотри на меня. Попробуй сказать, что это не так, - настаивала старуха.
Он отказался произнести эти слова, подавив вскипевший в душе гнев, который вызвала речь старухи. Ему хотелось накричать на неё, обозвать старой безмозглой дурой, которая суёт свой нос, куда не следует. Вот бы плюнуть ей в лицо и крикнуть: «Отвяжись!» Он на мгновение представил себя стоящим на четвереньках, обрывающим и жующим траву губами, зубами, языком. Что за радость в такой жратве? Или это возмездие глиняного истукана – превратить его в козла или вислоухого барана?
Конечно, этого он не сделает. Воспитанный людьми Падающей Воды, он твёрдо помнил правила поведения – никогда не поступать непочтительно со старшими, родившимися до него. Сознание этого только усиливало его гнев и злобу.
- Юноша, я научу тебя понимать язык птиц и животных, если ты поклянёшься мне, что никогда не покусишься на чью-нибудь жизнь.
- Жить без мяса я не смогу. Я мужчина, и мне нужна настоящая пища для силы.
- Да, да… я всё знаю.
- Знаешь?
Она взглянула на него чёрными глазами, в которых теперь горело странное отчаяние.
- Конечно, знаю. Но у меня такое чувство, что молодой мужчина из племени людоедов просто не слышит меня. Я тебе предлагаю познать Силу, которой покоряются животные. Но если ты не избавишься от желания их поедать, ты не избавишься от страха перед ними. Чувствуя твой страх, они не покорятся тебе.
- Если я буду есть траву, она будет бояться меня, и я не пойму её, - сказал Харка и упрямо стиснул зубы.
Старуха вздохнула протяжно и как будто обмякла. Она рассеяно кивнула:
- Мне тебя многому надо научить, а у меня так мало времени осталось.
- Почему это я так запал тебе в душу?
Как она не поймёт, что вкус мясной пищи и радости охоты это то, что делает человека человеком.
- Ты, как и я, один на свете – тебе некуда идти, и ты заменишь меня после смерти.
Час от часу не легче. То Хранитель заметил его и выбрал своим приемником. Теперь старуха из норы…. Харке, конечно, интересно знать, о чём каркают вороны, но жевать траву вместо свежей печени…. Бр-р-р-р! Лучше бы он лизал живот глиняному истукану.
- Не стоит противиться – с этим уже ничего не поделаешь. Со мной то же самое в своё время было. Всё будет так, как будет – на небе решено, а тебе не стоит опасаться будущего.
- А если я скажу, что не хочу?
- Это значит, что мозгов тебе ещё много не хватает – будешь учиться….
Харка обречённо кивнул – некоторые растения он обожает. Осенью черёмуха и сливы кажутся замечательным лакомством. А землянику он просто любил. Но мясо…. Мясо – это жизнь. Он вспомнил, какие пиршества закатывали в пещере после добычи мамонта или носорога, или целого стада лошадей….
Неужели прошлое всегда лучше настоящего? Неужели жизнь становится всё хуже и хуже, вместо того, чтобы улучшаться? Похоже так оно и есть. Сколько раз он слышал от Хранителя, что мир меняется! А коли он меняется к худшему, что же станет с Харкой в конце концов? В какого вислоухого барана он превратится?

Он отлично помнил, как добыл первого оленя в своей жизни. Удача улыбнулась ему, сидевшему в засаде, когда, убегая от загонщиков, животное появилось из кустов буквально в десяти шагах. Его бросок был удивительно точен – дротик пронзил диафрагму оленя и вошёл в лёгкие. Со стоном лесной красавец пустился было прочь, но сразу же упал и вскоре умер, лёжа на залитой собственной кровью траве.
Тогда душу Харки переполнил трепет – он своими руками убил такое большое животное, да ещё дротиком, который сделал сам, связав камень и дерево сухожилиями. Откалывая от кремня по кусочку, чтобы изготовить острый наконечник, он тогда изрезал себе руки. Да, его кровь достаточно обильно омыла заострённый кремень, чтобы дать ему способность убивать. И вот теперь замкнулся круг. Прощай азарт охоты, прощай наслаждение едой и вкус жареного мяса – Харка переходит в клан травоядных. Его печаль была так сильна, что и не радовала обещанная старухой способность заклинать и подчинять себе животных.
В предутреннем тумане тоскливо завыл невидимый волк.
Тёплый ветер шуршал, поднимая полёгшую траву. Ликующее солнце согрело скалу, и она задымила паром. Цветы раскрылись, подставляя свои головки лучам, и над округой потёк медовый аромат.
Харка проворно прихлопнул надоедливую муху. Разглядывая тельце насекомого, размазанного по ладони, невольно думал – если старуха не позволит мух отгонять, они его съедят.
Старуха сидела рядом и говорила:
- Жизнь не по-доброму со мною обошлась. Понимать животных я научилась с детства…. С рождения это у меня. Когда я слышу вопли несчастных, мне хочется их защитить. За это меня в племени били. А потом заставили животных заманивать в западни. Вот и подумай, каково мне было среди людей. Природа сделала меня такой, и я убежала к ней из племени.
- Что же случилось потом? – спросил Харка, чтобы что-то сказать – рассказ старухи не увлекал.
Солнце по-прежнему ярко освещало землю тёплым ласковым светом, и она парила. Неутомимый кузнечик стрекотал в траве – то громче, то тише.
Старуха внезапно о другом:
- Ты молод, у тебя есть время познать жизнь, познать смысл человеческого существования. Однажды ты его поймёшь, а пока живи и учись. Я научу тебя тому, что знаю. Твой путь определён – ты ещё владеешь телом, но не душой.
Нервы у Харки напряглись, как у белки, заметившей тень ястреба, скользнувшую по траве. Слишком много всего случилось за такое короткое время! У него в голове все события последнего месяца спутались в бессмысленный узел, отчего он утратил способность думать. Жизнь кружила в своём водовороте, как хотела. Холодные пальцы ужаса всё чаще касались его спины. Но он был жив, он мог сопротивляться.
- Я не тот, кто тебе нужен.
- Ты не можешь стать не тем, кто ты есть – и не можешь не стать тем, кем станешь. А я слишком стара становлюсь для таких трудов.
Она попыталась вдохнуть побольше воздуха, но её лёгкие странно засипели. Вот что хуже всего – она, заклинающая зверей, всегда стремившаяся отринуть обычный человеческий образ жизни ради одиночества на Природе, ощущала теперь потребность в общении хотя бы вот с этим молодым и упрямым людоедом.
- Вот и называй себя после этого Заклинающей зверей, - бормотала она себе под нос. – Одного упрямого мальчишку не могу сломить.
Она прищурилась, бросив взгляд на него, с трудом удержалась от язвительного замечания. Она хотела сказать, что сила напрасна дарована юности – ведь та слишком глупа, чтобы по достоинству оценить этот чудесный дар! Её лёгкие сотрясла судорога, перешедшая в приступ кашля.

Он молча смотрел на старуху, слегка надув губы и наморщив лоб.
- Ты хочешь от меня добиться большего, на что способен. Послушай, я не тот, Пожирающий Травы, каким тебе хочется меня видеть и сотворить. Я просто этого не хочу.
Она засмеялась:
- Хочу, не хочу…. Всё дело в том, как устроены люди. Я думаю, мы с тобой не отличаемся от остальных животных.
Безнадёжная грусть отразилась на лице молодого человека.
Она понимающе улыбнулась:
- Так устроена Природа. Человек понимает больше, но в сущности он тот же зверь. Я это знаю, тебе самому понять – надо дожить до моих лет. Проще поверить на слово…. и принять. Когда ты скажешь «да», мы начнём обучение.
- Мне это кажется безумием, - произнёс он, хотя и без особой уверенности. Его лоб прорезали глубокие морщины.
- Может, и так, - прошептала старуха, уронив подбородок на руки. – Только не я это придумала – это даровано свыше. Я не лгу тебе, мой друг, и заставить не могу – на то должна быть твоя воля. Как камни – основа земли, так и воля – основа существования.
Его разум снова заработал – уроки Хранителя не прошли напрасно.
- А если я вопреки твоему желанию, всё-таки скажу «нет», чем рискую?
В глазах старухи угнездилась боль.
- У тебя нет назад пути. Чёрный волк, что сидит за твоей спиной, порвёт тебе горло.
Харка вздрогнул и невольно оглянулся – никого не было.
- Ведь ты же противница насильственной смерти.
- Не всё происходит так, как мы хотим. Я уж говорила – у тебя нет выбора – ты избран самой Природой.
Харка вспомнил пещеру, тело мёртвого Хранителя - по неподвижным глазницам у него ползали мухи. Смерть и ему тогда казалась чем-то лёгким. Но потом было бегство от костра…. Неужто страх таки сломал ему душу?
- Я буду есть траву, - с трудом произнёс он. – Но дай мне время к ней привыкнуть.
- Питайся, если хочешь, падалью, но об охоте навсегда забудь. Хочешь утонувших сусликов? Сейчас скажу – тебе вороны принесут. Поешь, и мы начнём беседу – мне надо многое тебе сказать.
Она умолкла, а потом спросила:
- Ты из страха сделал этот выбор?
Харка взглянул в её глаза:
- Может, я так сильно люблю жизнь.
Старуха цокнула языком, и тут же появился предутренний визитёр, уселся неподалёку, рассматривая Харку.
Заклинающая зверей сказала:
- Волк всегда спасёт тебя. Он будет с тобой рядом, пока жив, но если ты нарушишь сейчас данное слово, берегись – страшнее врага у тебя не будет.
- Так значит я в плену?
Старуха промолчала.
Следы страшного урагана быстро таяли в степи. Поднялись поваленные травы и наросли новые – по ним уже гуляли ветреные волны, качая разноцветные метёлки. Под тёплыми лучами на месте вырванных с корнями деревьев поднималась буйная поросль. Запели птицы, бабочки очнулись, стада животных показались – степь возродилась. Но в душе Харки была пустота, а в теле голод. Изящные желтые и сиреневые зонтики цветов не в силах были раскрасить весельем его раздумья. Даже радостные трели птиц не могли утешить его горе. Он постоянно думал о еде – кусок бы жаренного мяса!
- Вот ты где.

Он и не заметил, как подошла старуха. С пониманием языка животных страх нападения хищников его оставил, а вместе с ним и бдительность.
- Посижу с тобой.
Харка пожал плечами, тоскливо глядя вдаль. Старуха с кряхтением опустилась на землю, согнула колени и обхватила их руками.
- Когда умру, поселишься в норе – какое ни на есть, а всё-таки жильё.
Он не ответил.
- А может быть, найдёшь себе другое. Мне-то уж кочевать…, - она обречённо махнула рукой. – Где-нибудь в уютненькой пещерке поселись, чтоб вид был на долину, на восходящее светило….
Она сглотнула ком в горле и поперхнулась.
- А может, в лесу, в дупле большого дерева.
Он молча следил за полётом краснохвостого ястреба, высматривающего добычу в траве.
- Понимаешь, - ласково сказала старуха, - мне бы хотелось от тебя услышать, что ты сейчас чувствуешь. Успокоилась ли твоя душа?
Всё внутри у него сжалось, желваки напряглись. О, Сила Духа, как ему не убить эту старуху?!
Она покачала головой, и седина её волос тускло сверкнула на солнце.
- Волк заботится о тебе?
Он поднял голову и заметил – морщины на её лице стали ещё глубже. Её глаза были постоянно прищурены, как будто у неё что-то болело. День ото дня она хирела, угасая прямо на глазах. Она передавала ему свои знания общения с животными, способности ими повелевать и вместе с ними свои силы. Наверное, она к нему добра. Чтобы избежать искушения стукнуть булыжником по голове старухи, он обнял её за плечи. Она откинула ему голову на грудь.
- Вот так парочка! – хихикнула она дребезжащим голоском.
- Ты когда-нибудь любила мужчину?
Она покачала головой.
- А у меня в племени осталась девушка, которую я любил. Память о ней до сих пор тревожит моё сердце.
- Забудь её. Лучше давай заберёмся на скалу и покликаем льва. Его рык тебя отвлечёт от глупых мыслей, и ты, быть может, решишься к нему сойти.
Харка о своём:
- У меня такое ощущение, будто я несколько дней не ел.
- Пожуй травы.
- Ага. Нет, лучше уж пойдём, подразним льва….
С юга дул жаркий ветер, высасывая последнюю влагу из земли – после урагана ещё ни разу не было дождя. Где-то у горизонта по ночам вспыхивали зарницы, но у скалы, где проживали Харка с Заклинательницей зверей, выгорела вся растительность, исчезли животные, как грустная улыбка с губ старика. Там, где раньше буйно росла трава и паслись стада, теперь кружились пылевые смерчи. Этот песок забивал малейшие неровности, заполняла все отверстия и однажды засыпал старухину нору.
- Пора уходить вслед за животными, - звал Харка Заклинающую, - туда, где выпали дожди, где цветут травы, где сейчас жизнь. Тут смерть нас ожидает. Вот и Волк ушёл….
Старуха молчала и бросала отчаянные взгляды на небо. Она сидела под скалой и даже за едой не отходила. Харка приносил ей ворох выкопанных корней, которые ел вместе с ней, скрипя на зубах землёй.
Они сидели и смотрели, как на западе садится солнце. Кроваво красный диск, затуманенный висевшей в воздухе пылью, казался страшной сквозной раной вечернего неба. Он медленно опускался за горизонт.

Беспокойство за будущее окутывало Харкино сердце, как голубоватый иней в холодный зимний день.
- Ты не кажешься бессмертной.
- Чем я худее и слабее, тем острее мой ум, - прошамкала старуха. – А если тебе невтерпёж идти, то прикончи меня.
- Зачем? – Харка пожал плечами. – Оставайся здесь, я уйду один.
- Я запрещаю. Впрочем, иди, если не боишься моего проклятья.
Он вздохнул и притянул колени к подбородку.
- Будет лучше, если мы уйдём отсюда вместе.
- Я буду жить здесь столько, сколько отпущено мне жить.
- Тогда покличь барсука – он очистит твою нору от песка.
- Далеко отсюда все животные – я их не слышу. Но есть коренья засохших трав, и ты меня не покинешь….
А он не мог соврать, что не покинет. Вот и волк ушёл, а ведь он был не просто зверь, отбившийся от стаи.
Её нижняя губа задрожала, глаза странно заблестели, как будто на них выступили слёзы.
- Видать, подходит мой последний час – мой жизненный круг завершился. Я хочу умереть в своей норе. Всё, что успела, тебе передала. Теперь хочу узнать ответ – на что употребишь полученные знания?
Харка улыбнулся потрескавшимися губами. Страшный груз того, что он должен был сказать, перестал давить его сердце – неважно, что последствия откровения могут быть ужасны.
- Я не собираюсь мирить травоядных с их пожирателями – мир так устроен, и не мне его менять. Хочу попросить у тебя прошения, но жить как ты, увы, не хочу и не буду. На поминках твоих зажарю на костре оленя и съем.
- Будь ты проклят! – прошамкала старуха. – Все силы на тебя извела, а ты….
Харка поднялся:
- Я ухожу. Последний раз прошу – пойдёшь со мной? Если идти не в силах, я понесу тебя.
Старуха из последних сил шипела:
- Никуда ты не пойдёшь, а сдохнешь раньше моего….
- Ну, как хочешь. Прощай! – Харка повернулся и пошёл.
В спину шипела Заклинающая зверей.
Харка зашагал прочь от скалы туда, где скрылось солнце. Колючий кустарник затрещал под ногами и оцарапал щиколотку. Сначала ему показалось, что это шип так уколол его, но вскоре жжение стало непереносимым – он захромал. Глянув вниз, увидел треугольную головку, впившуюся в ногу и вливающую ему под кожу яд – яд старушечьей злобы. Узкие щёлочки зрачков смотрели разъярённо, как Заклинающая минуту назад. Сероватые чешуйки кожи тускло отсвечивали, как серебрились её старческие волосы.
Он вскрикнул, дёрнул ногой и отшвырнул змею, тут же свернувшуюся кольцом возле гнилой колоды. Трещотка на хвосте, на которую он наступил, свирепо дёргалась.
- Нет! – хрипло вскрикнул он, наклонившись и увидев следы укуса на тёмной коже. – Нет!
Он упал, больно ударившись о сухую землю. Голова закружилась, желудок свела судорога, и он с трудом сдержал рвоту.
- Нет!
Сквозь сумерки Харка увидел, как пошатнулся мир. Он заморгал стекленеющими глазами, чувствуя, как начинает действовать яд, как растекается огонь по венам. Он в отчаянии оглянулся вокруг – может найдётся что-то острое, чтобы расковырять ранку от укуса и выпустить яд вместе с кровью. У него громко застучали зубы – его лихорадило. Он чувствовал, как смерть подбирается к сердцу по его горячей вспухшей ноге.

- Я умираю, - он прошептал.
В ответ послышался лишь слабый шепот ветра. И чьи-то шаги. Заклинающая Зверей заглянула ему в лицо:
- Далеко ушёл?
- Бабушка, спаси! – прошептал и потерял сознание.
Очнулся он утром у скалы. Устало поднял голову и посмотрел на ногу – от одного вида опухоли ему сделалось дурно. Укушенная нога стала вдвое толще другой. Цвет её был омерзительным. Кожа натянулась под давлением изнутри и была вот-вот готова лопнуть. На лбу выступил пот.
Старуха вполне бодрого вида выгребала песок из своей норы. Увидев, что он пришёл в себя, сказала:
- Я же тебе говорила, что убью тебя, если ты меня обманешь.
- Но ведь ты сказала, что умираешь, - Харка попытался сесть, но тут же застонал от боли в ноге.
- Я тебя проверяла.
Старуха оставила своё занятие, откинулась спиной к скале, подставив лицо лучам солнца, и закрыла глаза. Казалось, она просто с удовольствием греется на солнце.
- Я умираю, - напомнил Харка.
- Да, ты как раз в том состоянии, что нужно. Твоё сознание подавлено – змеиный яд сделал тебя более податливым. Сейчас мы поменяемся телами – жизнь моя продлится, а ты умрёшь. Представляешь – мой ум и твоя сила. Как мы заживём, соединившись!
Харке показалось, всё, что есть отвратительного в мире, сосредоточилось в старухиной улыбке. Он закрыл глаза, чтобы её не видеть.
Заклинающая Зверей, между тем, припала к его распухшей ноге в месте змеиного укуса, прокусила кожу и, шумно выдыхая, стала высасывать кровь.
Харка сморщился от боли, хватая воздух широко раскрытым ртом, пытаясь удержать ускользающее ощущение реальности. Он протянул руку к чёрному силуэту старухи и последним усилием уходящей воли сомкнул пальцы на её дряблом горле….
Когда он пришёл в себя, то увидел, что лежит на спине, глядя в ночное небо. Иссушающая жажда жгла его горло, будто жар. Язык был шершавым, как недублёная кожа. Он застонал и заставил себя сесть. Вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами, попытался понять, где находится. Он сидел у скалы.
- Где я? – вслух спросил и сам испугался своего голоса.
Он заморгал, стараясь припомнить, что произошло. Он хотел уйти, но змея укусила его. Он в панике схватился за ногу, но ощутил привычно плотные мускулы. Он оглянулся, но ничего страшного не увидел.
Воспоминание о старухе полностью вернуло его сознание в реальность. Он её задушил – её тело должно быть где-то здесь. Харка осмотрелся - останков не было. Наверное, жива и забилась в свою нору.
Не желая больше ни минуты оставаться, он поднялся и пошёл прочь, припадая на ногу – опухоль спала, но рана саднила.
Кусочек плоти, который назывался Харкой, обременённый какими-то новыми, непонятными и неизвестными познаниями, остался жить на этой яркой, но безжалостной земле. А может, в теле его поселился дух сумасшедшей старухи?

7

Харка подошёл к почти отвесной гранитной стене и глянул вверх. Там, где шпили гор пронзали облака, негромко гудел Дух скал. Беглец стал подниматься, уверенно отыскивая точки опоры. Его мускулы дрожали от напряжения, назойливая боль пронзала пальцы, когда шершавый гранит, как наждак, резал кожу.

Над головой насмешливо закаркал ворон, покружился на одном месте, как будто хотел выяснить, чем занимается этот человек. Из гнезда, прилепленного под уступом скалы, выпорхнула ласточка, блеснув крылышками на солнце. Харка посмотрел на землю с высоты птичьего полёта.
В далёкой дымке горизонта терялась равнина с перелесками и полями. Змеёй река по ней текла в страну песчаных бурь. На левом берегу лес заповедный зеленел, за ним клубился туман болот. На правом степь брала начало. Над головой гудели горы. И лишь одно солнце всем дарило свет и тепло, а голубое небо с белыми, как чайки, облаками радовало глаз!
Быть живым в такой великолепный день! Да ведь это вознаграждало все перенесённые страдания. Этот день заставлял забыть о бегстве из племени, о долгом пути на юг, о буре и плене у сумасшедшей старухи, о трудной дороге в страну гор. И вот сегодня он у цели в такой сияющий летний день.
Харка взобрался на уступ и сел – здесь можно передохнуть и подкрепиться. Из мешка, под который он приспособил шкурку корсака – степной лисицы, содранную чулком, достал горсть злаковых семян. Старуха глупа, думал он, есть траву – надо есть семена: они вкуснее и питательнее сырого мяса. Разжёвывая продолговатые зёрна, Харка думал о том, что этого корма в избытке растёт повсюду. В этом была права старуха. Но ей и в голову не приходило собирать семена, ведь они были самой маленькой частью растений. Каждый раз выдёргивая стебель, она оставляла на земле выпавшие зёрна. Нужен был Харкин ум, чтобы понять, чем нужно питаться. Он вспомнил, как пережёвывала старуха жёсткие стебли стёртыми зубами, орошая подбородок зелёной слюной, и рассмеялся.
- Эй, горы! Харка раскрыл тайну трав! Я чувствую себя взрослым, а мир вокруг полон маленьких детей!
Три охотницы стремительно бежали, ровно дыша, размеренно работая стройными ногами. Ощущение необычайной силы, равновесия и неутомимости приводило их в восторг. После многодневных поисков, преследования и страшной бури, когда они потеряли след и товарку, они решили, что беглеца следует искать на севере в стране гор, ибо с юга надвигалась пустыня, иссушая знойным ветром почву, засыпая песками степь.
Они спешили, ловко огибая кустарники, перепрыгивая через камни и стволы поваленных бурей или временем деревьев. Им приходилось бежать, чтобы обогнать ватагу охотников, тоже интересующуюся беглецом. И путь в горы они выбрали неблизкий, пытаясь с востока по пологому склону взобраться на высокогорное плато. Там, на берегах заоблачного озера, дающего начало водопаду и реке, они надеялись настичь беглеца.
Они бежали средь зелёной прохлады, увёртываясь от назойливых ветвей. Они могли гордиться тем, что передвигаются по лесу быстро и совершенно бесшумно. Догнать их, мчавшихся меж деревьев со стремительностью летящей стрелы, не мог никто, как никто не мог догнать ветер. Даже самые сильные мужчины не могли сравниться с ними в лёгкости бега, в ловкости, с которой они увёртываются от нависших веток, в умении бежать напролом, подобно потерявшему тропу зубру. Здесь, у подножия гор, охотницы были в родной стихии.
Они бежали, подгоняемые желанием убить того, кто мог вернуть в пещеру кровавые обычаи Бурунши. Они не успокоятся, пока не увидят, как он захлебнётся кровью перерезанного горла….
Дип шёл впереди. За ним след в след пробирался через засохший лес Зат – остальные охотники ватаги пали в жестокой стычке с бродягами из племени Черноногих. И сейчас враги преследуют их по пятам – людей Падающей Воды ненавидят кочевые народы.
Охотники осторожно перешагивали через валежник, под ногами шелестела сухая опавшая листва. Над головами ярилось солнце – не было преграды его лучам. Многодневный поход, буря и постоянная угроза нападения диких зверей вымотали этих людей – они потеряли бдительность и угодили в засаду Черноногих. Лучницы бросили их погибать под палицами беспощадных врагов. Дип и Зат, вырвавшиеся из засады, пробирались на север, путая следы.

Местность, по которой они шли ничем не напоминала степь. Наряду с дубом, буком, яблоней и клёном встречались хрупкие стройные тонкокорые ивы, берёзы, грабы, осины, а также высокий ольховник и лесной орех. И всё это было мертво от засухи, схватившей землю за горло. Нескончаемый много дней южный суховей сжёг степь, добрался до лесов. Охотники упрямо шли на север, уводя погоню от реки, надеясь измотать преследователей в безводной пустоши….
Взобравшись по отвесной стене на вершину горы, Харка остановился на отдых. Отсюда как на ладони были видны пасущиеся на холмах предгорья стада животных. А впереди из края в край до горизонта синь горного озера, питавшего водопад Большой реки. Здесь его Родина! Где-то в этих местах живёт его семья. Всех женщин пещеры, кормивших его в младенчестве грудью, он называл мамой. Но мать у него одна – та, что подарила ему жизнь, и это случилось в этих горах.
Мама ты чувствуешь меня? Я уже близко!
На берегу озера в лощине беглец обнаружил заросли малины и до отвала наелся спелых ягод. Глянув в воду на своё отражение, рассмеялся:
- На кого ты похож, страшилище?
Липкий сок с рук и лица смывался неохотно. Попив, зевнув, Харка устало потёр глаза и лёг отдохнуть в прохладной тени дуба. Над ним порхали бабочки и стрекозы, в ветвях щебетали неумолчные птицы. Он думал, сам себе задавая вопросы. Что же стало с его родной матерью? Что вынудило её доверить младенца воде и корзине? Может, у него остались братья и сёстры? Где они теперь?
Харка проснулся, когда день был на исходе. На три стороны света небо было ясным, но с запада стремительно надвигались грозовые тучи. Казалось, ещё немного, и они обрушатся на горы ливнем. В этот момент взору беглеца открылся треугольный вход в пещеру под высокой скалой. Даже с расстояния он видел, что ниша в горе пуста – она надёжно может укрыть его от дождя. Вход был обращён на запад – к солнцу, уже закрытому тучами. И рядом с ним бежал ручей от снеговой шапки на макушке горы.
В пещере жили ласточки, прилепившие свои гнёзда к её высокому своду. Харка посчитал это хорошим знаком. Беглец вошёл, чувствуя запах гиен, но их самих не обнаружил. Вероятно, хищники нашли какую-то падаль, ещё при жизни забредшую сюда умирать, и, полакомившись мертвечиной, удалились. Выяснив, что пещера необитаема, Харка подумал, что она ждала этого дня, когда в неё войдёт первый человек. Пожевав злаковых зёрен, он прилёг, уснул и проспал всё то время, пока небо лило дождь, метало молнии и грохотало облаками, сталкивая их друг с другом….
Охотницы вышли на берег горного озера. Гния бранилась:
- Не мог же он провалиться сквозь землю. Если его растерзали хищники, от него должны остаться кости. Надо найти самого или его останки, иначе нам не с чем вернуться в пещеру.
Подстрелив пару кроликов, решили остановиться на ночлег. Проснулись от страшного грохота – гроза в горах не пустяковое дело. Охотницы вскочили на ноги и стали вглядываться в кромешную тьму, окружавшую их со всех сторон. Тут что-то сверкнуло и громыхнуло так, что они буквально ослепли и оглохли, однако уже в следующее мгновение пришли в себя и различили медленно падающую наземь вершину огромной сосны, сломленную сверкнувшей молнией. Более страшного зрелища они ещё не видели – полыхающее дерево освещало сцену собственной гибели, отбрасывая на землю живые фантастические тени. Внезапно вспыхнувшее пламя погасло – с неба обрушился поток воды. Дрожа от страха и холода, охотницы прижались друг к другу, скрываясь от хлеставшего дождя за валуном….

Где-то в горах грохотала гроза – беспрерывно сверкали зарницы и отдалённый гром скатывался вниз, перекликаясь с эхом. Но ветра не было – дым поднимался вверх и таял в неподвижном воздухе. Два охотника сидели у костра. Дип достал из походного мешка голову черноногого, добытую в бою, и медным ножом пробил отверстие в её затылке. Показалась розовато-серая масса. Дип запустил туда два пальца, зачерпнул ими вязкого вещества и передал голову Зату. Бегство от черноногих далось охотникам с великим трудом. Это было видно даже по лицам – морщины, избороздившие их щёки, стали ещё глубже, а густые нависшие брови бросали на щёки мрачные тени. Бороды превратились в мохнатые клочья. Взгляды полны угрюмой печали.
- Наверное, время Великого Бурунши истекло, - сказал Дип. – Нам не найти того, который оставил пещеру без Покровителя.
- Земля, какой мы обладаем, щедра и милостива, - подал голос Зат.
- Земля щедра, да мы-то вымираем. Удача вместе с Покровителем покинула нас. И вскоре мы отправимся в мир иной, как Зам и Зал.
- Увидеть бы пещеру в последний раз перед дорогой в Долину Вечной Охоты, - мрачно изрёк Зат.
- А если Харка сейчас живой и шляется где-то в степи? – скрипнул зубами Дип.
- В степи сейчас жарко. Я думаю, он в горах.
- Так вот они, горы!
Дип хмуро смотрел в огонь - впервые за много дней бегства от черноногих они развели его в лесу предгорья. Предчувствие неминуемой гибели, уготованной племени без Духа Покровителя, погрузило охотника в глубокое уныние. Он чувствовал, что земная жизнь – самое тяжёлое испытание, выпавшее на долю его души – близится к концу: без тайны, унесённой Обречённым, в племя им дороги нет ….
Когда утром Харка вышел из пещеры, попить воды в хрустальном ручейке, небо было чистым – только на востоке едва виднелись убегающие вдаль облака – а земля сырой после грозы. Южный тёплый ветерок трепал его длинные спутанные волосы цвета спелого каштана. Родниковая вода была изумительной на вкус.
Неожиданный шум в кустах заставил его встрепенуться. Перед ним во всей красе предстал большой сильный зверь на коротких крепких ногах. Его морда была украшена острыми клыками, походившими на маленькие бивни. Враждебно покосившись на человека, кабан начал копать копытом землю, нагоняя ярости. Сейчас он ринется в атаку….
Харка вспомнил старухины уроки – главное в такой ситуации не показать свой страх или враждебность. Он выпрямился во весь рост, хлопнув себя по груди ладонью, вытянул её вперёд:
- Я Харка из племени Падающей Воды. Ты можешь назвать себя?
Кабан видимо не имел имени – устыдившись, хрюкнул и шмыгнул в кусты.
Харка улыбнулся. Вепрь – достойное и умное животное. Страшные клыки представляют большую опасность, когда зверь приходит в ярость, а короткие ноги в случае чего могли развить удивительную скорость. Он вспомнил, как однажды уже испытывал приобретённую способность повелевать зверями.
Это было на пути в горы. На лесной поляне в сени огромного дуба, в обнажённых корнях которого виднелась ниша, служившая жильём пещерному льву, отдыхала его семья – огромный самец, лениво гревшийся на солнцепёке и два детёныша - львица, видимо, охотилась. Один из львят, весело прыгая по высокой траве, с любопытством совал свой нос в норки грызунов и насмешливо рычал. Это была будущая львица, добытчица семьи. Подскочив к косматому брату, она стала подбивать его на игру. Не добившись результата, стала задирать взрослого льва, шлёпая лапой по его морде. Делала она это нежно, можно сказать, любя. Тот опрокинул её и, прижав лапой к земле, стал лизать шершавым языком. Тут на поляну вышел Харка.
Пещерный лев, тряхнув гривой, оскалился и грозно зарычал. Хвост его с кисточкой на конце со свистом рассёк воздух. Жёлтые клыки обнажились. Лев готовился к прыжку.
Харка, гордо подняв голову, сказал:

- Я Харка, из племени Падающей Воды. Назови своё имя ты.
Пещерный лев спрятал оскал, подгоняя детёнышей шлепками могучей лапы, просеменил под дуб и скрылся там в своей норе. Такое было….
На лугу между озером и пещерой росло множество трав, пригодных в пищу. Харка набрал семян и зёрен, орехов, ягод, жёстких несозревших яблок, съедобного папоротника, накопал сочных крахмалистых клубней. К радости своей он отыскал молочную вику – растение, в зелёных стручках которого вкусные горошины. Природа давала без охоты всё необходимое для жизни. Назавтра он собирался в путь….
Утро после грозы было выше всяких похвал, и охотницы, забыв ночные страхи, двинулись дальше. К полудню увидели широкую лощину в распадке гор. Судя по пышности и высоте деревьев, она была надёжна защищена от студёных ветров. На широкой долине, поросшей высокими травами, паслись стада травоядных животных. Как они сюда поднялись? Как они отсюда спускаются? Или же они тут зимовали? Осталось загадкой.
Поражённые красотой и спокойствием открывшейся картины охотницы не верили собственным глазам. Кто бы мог подумать, что здесь между заснеженных гор мог существовать подобный оазис. Они с профессиональным интересом разглядывали пасущихся неподалёку лошадей. Это были крепкие, коренастые животные с достаточно длинными ногами, мощными шеями и тяжёлыми крупными головами. Были они на удивление лохматы и отличались от лошадей, виденных прежде, короткими и жёсткими гривами. Некоторые животные имели серые шкуры, однако по большей части преобладал коричневато-жёлтый окрас, различаясь в оттенках – от бежевого, похожего на цвет здешних земель, до цвета осенней травы. Немного в стороне от остальных пасся светлый жеребец. Охотницы заметили в табуне жеребят точно такого же цвета. Вожак табуна поднял голову, затряс своей короткой гривой и пронзительно заржал.
- Что, гордишься своим племенем? – усмехнулась Гиля.
Животные вели себя спокойно – расстояние до двуногих существ и уверенность в быстроте своих ног позволяли им это делать. Они не знали, что такое в руках у женщин – а это были тугие луки и длинные стрелы с медными наконечниками. Гния указала рукой на серовато-коричневую кобылу. Три лука, заскрипев, согнулись, три стрелы с тонким свистом пронзили воздух и впились в шею, грудь и бок животного. С громким ржанием кобыла взвилась на дабы и кинулась прочь. Всё стадо за ней. Но вскоре она стала отставать. Жеребец несколько раз кусал её за холку, поторапливая. Однако она совсем остановилась, а потом упала на земь. Яростно заржав на подбегающих охотниц, жеребец поскакал за стадом.
- Я схожу за нашими котомками, - вызвалась охотница по имени Гайша. – Легче принести сюда воду, чем тащить лошадь к озеру.
Гиля предложила:
- Всё мясо мы вялить всё равно не будем - давайте возьмём только то, что сможем унести. Тогда и воду носить не придётся.
Гния пожала плечами. Она достала медный нож с костяной рукояткой и, вонзив его в шею животного, сделала глубокий надрез. Хлынула кровь. Гния припала к ране губами. Глотнув раз, другой, она выдернула из животного стрелы, пока её подруги пробовали вкус крови….
Дип повернулся к Зату, пытаясь понять готов ли тот идти. Они обменялись кивками и отправились в путь, медленно поднимаясь по склону. Справа за лесистым распадком поднимался ещё один, гладкий, на вершине покрытый снегом. Ещё дальше вставали пики могучего горного кряжа, уходившего на север. На северо-востоке виднелась одна-единственная вершина, блистающая вечным льдом. Высокогорное плато, к которому они стремились, было где-то впереди, среди этих пиков. Там должно быть обиталище воды, падающей возле пещеры.
Остановились у ручья, стекающего с горы. Зат указал на него рукой:

- Если бы мы были на том склоне, то можно было пойти по нему и прийти к водопаду. Как думаешь?
- Я думаю, нам нужен Харка, - мрачно сверкнул глазами Дип.
- Так-то оно так, - отстаивал свою мысль Зат. – Но надо понять, куда он идёт и где может находиться.
- Давай уже не будем гадать, а будем искать!
Охотники двинулись дальше. Мрачные воспоминания совсем испортили настроение Дипу. Вот у такого же ручья в ивовых зарослях они попали в засаду.
- Зат, берегись! – крикнул Зам.
Но было поздно – просвистел увесистый булыжник и расколол охотнику голову. Зат, обливаясь кровью, упал. Дип наугад метнул дротик в кусты. Из них безмолвно выскочили незнакомые люди, и палицы скрестились.
- Черноногие! – крикнул Зат, заметив на них высокую меховую обувь.
Дип сбил одного, обрушился на другого. Перед ним уже не осталось противников, и он решил завладеть трофеем. Достав медный нож, он склонился над поверженным, намереваясь отсечь ему голову. На миг заглянул в умоляющие глаза…. И в этот момент два копья с каменными наконечниками пронзили тело Зама.
Потом они бежали, так как противников оказалось намного больше….
Ночь прошла спокойно. Юноша открыл глаза с первым лучом солнца. Какое-то время лежал, слушая птичье приветствие нарождающемуся дню. Потом вспомнил о том, что ему сегодня предстоит - мысли о возможной встрече с людьми родного племени разволновали его, и он бесшумно встал.
У входа в пещеру лежал маленький пятнистый оленёнок, подтянув под своё тельце все четыре ножки. Он пугливо озирался по сторонам и вздрогнул, когда юноша прикоснулся к его холке. Может быть, он сам забрёл сюда, может быть, мать оставила его у входа с надеждой, что дым костра и запах человека, отпугнут врагов, преследовавших её по пятам.
Взяв его на руки, Харка заметил, что одна ножка кровоточила – шкура на ней была повреждена то ли от укуса, то ли от удара обо что-то острое. Юноша сходил на берег озера и срезал каменным ножом длинную полоску коры ивы. Перевязал рану – так делали люди пещеры, ибо сок этого дерева останавливает кровотечение, обеззараживает место поражения и снимает боль. Вскоре нечаянный гость с хрустом жевал семена злаков с его ладони.
Это несчастное безобидное существо внесло коррективы в Харкины планы. Подумал он – это судьба, и отложил поход вокруг озера до выздоровления оленёнка.
Той же ночью у входа в пещеру раздался отвратительный хохот гиены – мерзкая зверюга требовала у человека отдать её добычу. Мать-олениха увела хищницу за собой, подразнила, а потом скрылась. Но гиена, вернувшись по следу, нашла, где прячется её раненый детёныш.
Её визит привёл Харку в бешенство. Как осмелилась эта вонючая тварь ступить на порог его пещеры? Она собирался запустить в неё головнёй из костра, но остудил свой гнев. У этого хищника были сильные челюсти, которые могли запросто перекусить ногу лошади, и отвратительный характер – обиды она могла не простить.
Харка поднялся и шагнул навстречу. Глядя в жёлтые в свете костра глаза гиены, сказал:
- Я не отдам тебе детёныша пятнистых оленей. Уходи прочь! Если ты попытаешься отнять его силой, я подпалю тебе усы. Огонь – друг Харки, ты его боишься. Уходи! Если не поняла, я повторю эти слова на твоём языке.
Харка оскалил зубы и зарычал, а потом разразился хохотом, в точности подражающим отвратительному лаю гиены. Хищница отступила в темноту, а юноша вернулся к костру – способность владеть собой, вот что красит человека.
Охотницы вялили у костра мясо добытой лошади.

- Я всё думаю, какие теперь у нас будут законы, - сказала Гиля, бросив ветку в костёр. Искры вместе с дымом взвились вверх и растворились в ночном небе. – Как мы станем жить без Бурунши?
- Что-нибудь придумаем, - философски заметила Гния.
- А если Харка так и не найдётся, - спросила молоденькая Гайша. – мы вернёмся в пещеру?
- Если очень хочешь, можешь возвращаться прямо сейчас, - жёстко сказала Гния. – А я хочу оказаться там только уверенная в надёжном будущем.
- Наверное, у нас будут семьи, как у всех народов, населяющих подлунный мир, - мечтательно сказала Гиля и покосилась на бугорок под накидкой единственной груди. – Я хотела бы иметь своего мужчину. Я хотела бы его любить, и чтобы он был заботливым ко мне.
- Не знаю…. Наверное, так и будет, – отозвалась Гния.
Гиля вдруг с неожиданной злостью стала вращать вертел над огнём с тремя кусками мяса:
- Ради чего мы живём? Ради чего мы преследуем Харку? Что вообще нам нужно от жизни?
Гния покосилась на неё:
- Родить ребёнка, выкормить его, а после смотреть и радоваться, как он становится удачливым охотником или красивой девушкой.
- И для этого нужны мужчины?
- Для этого нам нужны семьи.
- Нет, жизнь не может быть такой простой. Наверняка в ней есть и какой-то иной смысл, иное значение, – усомнилась Гиля.
- Если ты его найдёшь, не забудь рассказать об этом мне. Хорошо? – зевнула Гния….
Утром Харка вместе с оленёнком, который ковылял на трёх ногах, спустились к озеру. Долго всматривался юноша в своё отражение. Да, он не похож на мужчин племени Падающей Воды – лоб высок, глаза голубые и волосы цвета созревших каштанов. От кого это у него? Конечно, тут есть над чем поразмыслить.
Харка вошёл в воду по пояс, окунулся и размашисто поплыл. Свобода движений в водной стихии доставляла ему удовольствие. Он не помнил, как выучился плавать и даже думал, что умел это всегда. Вскоре дно резко ушло вниз, а вода стала холоднее, и цвет её насыщенным. Юноша перевернулся на спину, раскинув руки, лежал недвижно, глядя на плывущие по небу облака. Память его пробуждалась – он здесь уже был когда-то, он всё узнавал, он вернулся на Родину.
На сушу выбрался усталым, но освежившимся – плюхнулся в прибрежный песок. Оленёнок рядом прилёг и доверчиво положил свою голову на его живот. Атласная шёрстка животного мягко вибрировала под ладонью человека. Блики солнца, отражённые водой, скользили по скалам и листве деревьев. Чайки, крича надсадно, то зависали на одном месте, трепеща крылами, то пикировали вниз за добычей, то садились на воду, расправляться с пойманной рыбой. Харка, вникая в их крики, испытывал неземные ощущения. Ему казалось, что он когда-то здесь был, всё это видел и слышал, и теперь, спустя восемнадцать лет, вернулся сюда, на землю предков.
Только теперь Харка понял, почему он не взошёл на костёр вопреки принятому решению – внутри его жило чувство более сильное, чем объявленное желание умереть. Нет, не страх обратил его в бегство – в нём поборола любовь к жизни.
Харка с нетерпением ждал того дня, когда поправится его подопечный.

И этот день настал. Человек и чуть прихрамывающий оленёнок тронулись в путь по берегу озера. Прибрежные сосны и лиственницы по сравнению с лиственными деревьями казались просто гигантами. Между ними малина, шиповник и вишня росли в изобилии. Путь не грозился быть трудным, но в одном месте дорогу преградила неширокая река, впадающая в озеро. Из быстро текущей воды торчали камни, что говорило о небольшой глубине. Харка поднялся немного вверх по течению, глядя на стремнину. Выбрав место, которое показалось ему самым мелким, взял пятнистого спутника на руки и, стараясь держать его повыше, вошёл в воду. Камни были очень скользкими, а течение грозило в любую минуту сбить его с ног. На середине протоки вода доходила ему до пояса, а потом дно резко пошло вниз, и Харка погрузился с головой. Оленёнок вырвался – или человек отпустил его, спасая свою жизнь? – маленькое тельце подхватило течение. Юноша поплыл и в следующую минуту выбрался на берег. Оленёнок, барахтающийся в воде, скрылся за поворотом реки. Харка помчался за ним, перепрыгивая через камни и бурелом. В одном месте ему пришлось преодолеть выбеленные ветром и солнцем скелет зубра, и длинный рог черепа царапнул ему бедро - Харка захромал.
Он остановился, когда увидел оленёнка, выбирающегося из реки на противоположный песчаный берег. Харка перевёл дух. Прихрамывая, подошёл к самой кромке воды. Он умел и любил плавать, но сейчас подумал, как хорошо сразу бы оказаться на том берегу. Минутное размышление стоило жизни его маленькому приёмышу – откуда-то налетел орёл, схватил оленёнка когтями и взмыл вверх. Харка настолько был занят своими мыслями, что не сразу сообразил, что произошло. Он крикнул стервятнику:
- Стой! Что ты делаешь, клювастый?
Но тот, не обращая внимания на человека, поднялся с добычей на скалу, одиноким шпилем, как перст человека, торчащую неподалёку. Душа Харки наполнилась гневом. Как посмел птичий царь напасть на малыша, находящегося под его защитой? Охваченный негодованием полез на скалу и едва не сорвался с большой высоты. Тут он задумался….
Зачем сюда рвётся? Несчастному оленёнку уже не помочь. Наказать орла? А у него, наверное, там гнездо и птенцы. Он им принёс добычу, так что….
Думая об этом, Харка упрямо лез вверх, осторожно выбирая щели для рук и уступы для ног. Он горный житель – сейчас всем докажет, что скалолазание ему нипочём! Ещё немного напряжений и усилий - он у вершины. Здесь на площадке под уступом в виде изогнутого клюва чета орлов свила гнездо.
Харка припал к скале, наблюдая из-за её выступа, как орлица кормит двух пушистых птенцов, отрывая могучим клювом мясо от…. Харка застонал от боли в душе и жалости к тому, кого ещё недавно держали его руки. А потом закрыл глаза, чтобы сдержать свои чувства. Надо было признать, что в мире, несмотря ни на что, остались сосуществовать дичь и охотники.
Орлы, обладающие острым зрением, не могут похвастаться тонким слухом. Когда человек открыл глаза, ничто не изменилось - птенцы махали неоперившимися крыльями, требуя еды, мать их кормила, орёл сидел поодаль, прикрыв зоркие глаза тонкими плёнками. Стон Харки не был услышан птицами.
Ветер дул, холодя потную спину, дул в сторону гнезда, но орлы не обладают острым нюхом, чтобы учуять его запах. Длинная непослушная прядь, колышась, лезла в глаза. Ныло оцарапанное бедро, хотя кровь на нём запеклась. Впрочем, скалолаз не обращал внимания на эти неудобства – во все глаза смотрел на орлиное семейство, не зная, как поступить, на что решиться….
За перевалом глазам охотников предстало горное озеро, безбрежное, как море.
Они провели в выжженных степях так много времени, что забыли о том, как прекрасны могут быть свежая зелень и прохлада воды. Озеро завораживало, манило блеском. Забыв усталость, они поспешили к берегу. Прежде всего им захотелось утолить жажду. Затем сбросили с себя шкуры, заменяющие им одежды, и забрались в воду. Прохлада охватила их тела. Охотники смыли степную грязь и пыль, въевшуюся в поры.
Потом они увидели провал у подножия горы. Возможно это пещера, решили они, и захотели разведать. Но прежде надо было обсохнуть и согреться – для этого они легли на прибрежные тёплые камни. Внимание их привлекли птицы, порхавшие в кустах, прыгавшие с ветки на ветку, что-то поклёвывая.

Да это же малина! - обрадовались охотники. Птицы ответили на их появление дружным хлопаньем крыльев. В жизни они никогда не видели таких крупных ягод. Суровые мужчины, как малые дети, набросились на сладкие дары природы, срывая их обеими руками и уплетая за обе щёки.
Но малина не только не насытила их, но, напротив, вызвала острое чувство голода. Им захотелось съесть что-нибудь более существенное. В поисках добычи обшарили побережье и ближайшие заросли. Опытный взгляд охотника заметил след косули. О том, что он свежий подсказал запах. Раздвинув кусты, Дип заметил и их обладателя, притаившегося на полянке в высокой траве. Приготовив к броску копьё, он кинулся к добыче. Прежде, чем стрелой метнуться прочь, животному надо было вскочить на ноги, а враг уже рядом, и в руках у него копьё….
С добычей на плечах охотники поднялись к пещере, и здесь их чуткое обоняние уловило запах Харки….
Насмотревшись на семейную идиллию пернатых, Харка решил - надо спускаться. Но как это сделать? Где те выступы и трещины в скале, что находили его конечности, толкая и подтягивая вверх тело? Отсюда не видать. Глядя вниз, скалолаз обозревал вертикальную стену, на которой даже глазу не за что было зацепиться. Чувство близкое к панике закралось в его душу. Он не подумал, как будет спускаться вниз, карабкаясь на эту скалу. Чаще всего люди оказываются в безвыходном положении именно из-за непродуманных заранее мелочей. Попробовать, авось повезёт? Нет, надо реально смотреть на вещи - Харка сам загнал себя в тупик, из которого выхода нет.
Нет, если думать разумом. А если поискать решение проблемы другим путём? Иногда в экстремальных ситуациях возникают состояние и действия, неподвластные уму – тогда, говорят, на помощь приходит иррациональное начало человеческой души, осознать и объяснить которое он потом не может. Харка шагнул на площадку к орлиному гнезду….
Общение с животными стало для бывшего приемника Хранителя пещеры чем-то привычным. Это был выразительный язык жестов, поз и мимики, к которым прибавлялся звук – Харка обращался вслух к тому, кто был напротив, причем не только на своём языке. Он мог произносить множество самых разных звуков, меняя интонацию, но именно тех, которые понятны зверю. Харка умел рычать по-львиному, выть волком, тявкать по-лисьи, свистеть, копируя пение самых разных птиц, но он не пытался подражать голосам животных, он ими говорил, а мыслил по-человечьи, вызывая у них уважение. Словарь его общения с животным миром стремительно рос день ото дня. Он научился определять с одного взгляда, в каком состоянии находится его визави – счастлив он или нет, исполнен довольства и покоя или раздражён, рассержен, готов на агрессию….
Вспугнутые внезапным появлением человека у неприступного гнезда, орлы стремительно взмыли в небо. Вернее, прыгнули вниз и расправили могучие крылья. В следующую минуту они уже кружились над скалой, оценивая происходящее. Птенцы прижались друг к другу и втянули свои желтоклювые головки. Харка подумал, ситуация, в которую он попал, вряд ли располагает орлов к диалогу. Но надо пробовать.
Главное – не спешить, не раздражать попусту птиц, сам себе сказал Харка, надо лечь и расслабиться.
Он прилёг рядом с гнездом, опершись на локоть, и принялся смотреть на птенцов, не обращая внимания на их родителей. Протянул к малышам руку и тихонько потрогал клювики пальцем. Один попытался его ущипнуть. Харка улыбнулся. Птенцы были ещё малы, чтобы разобраться в путанице необъяснимых явлений, и просто пропускали их мимо, ограничиваясь лишь тем, что видят и слышат. А Харка думал - он лежал рядом с ними и в его сознании блуждали какие-то неясные, неопределённые мысли и чувства. Странно мучительными они были для него, ибо в тот момент, когда должно было родиться решение проблемы, они вдруг рассыпались и исчезали. Потом они снова появлялись, но всё такими же неясными и неопределёнными, и снова вдруг спутывались и исчезали. И снова, и снова…. Все они вертелись вокруг чего-то совсем нового для него, ещё неосознанного. Одно только было понятным и ясным – на этой скале или под ней не заканчивается его жизнь. У проблемы, он чувствовал, есть решение – но где же оно, где?

…. Они шли гуськом, друг за другом. Шаги их были неслышны, а тела блестели потом в лучах солнца. Берег озера перешёл в высокую равнину. Местами чернели леса меж широких лугов, которые от ковыля были пушисто-матовые, как мех. Скалы и камни рассыпались, как зубы дракона, поросшие снизу мхом и травою. Их голые верхушки щерились на голубое безоблачное небо.
Увидев меж ними мелькнувшую тень, охотницы прибавили шагу, потом побежали. Это был горный козёл.
- Мы – женщины-бродяги, - с хрипотцой и тоской в голосе сказала Гиля, глядя на улепётывающее животное.
- Время уходит и уходит…. Мне кажется, - задумчиво сказала Гайша, - мы никогда не вернёмся назад.
- Будет вам! – прикрикнула неукротимая Гния. – Разнылись….
Орлы кружили - огромные крылья со свистом рассекали воздух. Резкий шум за спиной заставил Харку вздрогнуть и оглянуться. Над ним стрелой пролетел орёл, едва не схватив его когтями. Юноша сам, протянув руку, мог схватить его за лапу. С пронзительным кличем, пернатый хищник метнулся вверх, описывая круг, чтобы в следующее мгновение камнем упасть с высоты на скалу и скинуть вниз человека.
Харка глубоко вздохнул – вот и поговори с таким за жизнь. Свернуть головешки его отродьям – и вся недолга. Так он подумал, но поступил иначе.
При виде орла птенцы запищали тонкими голосками что-то непонятное ни для Харки, ни для них самих. Маленький вихрь из листьев и пуха взметнулся в гнезде – это орлица над площадкой зависла, размахивая двухметровыми крыльями. Скалолаз прикинул – если подпрыгнуть, то возможно сумеет он ухватиться за птичьи лапы. А если промахнётся? А если успеет орлица их спрятать? То лететь ему и лететь, кувыркаясь.
А если удастся, что тогда? У птицы есть ещё грозный клюв, которым она может пробить Харке голову или выклевать глаза. Нет, чтобы уйти со скалы, надо быть крылатым, как эти орлы. Или умным, как человек.
- Кли-и-инк! Кли-и-инк! – крикнул Харка.
На языке орлов это значило – небо чисто, и нет врагов.
- Ки-и-рик! – пронзительно крикнула орлица, пролетая близко-близко. – Я тебе не верю – ты враг!
- Ты глупа, - сказал Харка – Хи-ки-и!
И даже птенцы подтвердили:
- Хи-ки-и! Хи-ки-и!
Они почему-то были веселы и довольны.
Харка сел на корточки на каменной террасе рядом с гнездом. С тех пор, как начал существовать мир, велась нескончаемая война между людьми и его обитателями. Победителем становился сильнейший, более ловкий и хитрый, в большинстве случаев – человек. Он изобрёл оружие, чтобы убивать. Он убивал защищаясь, он убивал, чтобы питаться, он убивал, чтобы его боялись. Между человеком и окружающим миром не было дружбы. С той и другой стороны непрестанно лилась кровь - ненависть существовала между ними вечно и никуда не могла исчезнуть. Это естественный закон жизни. Так жили все, и только Харка чувствовал себя соединяющим звеном – он был человеком, но понимал язык животных, он умел с ними разговаривать.
Орлы кажется, поняли, что скалолаз не причинит зла их потомству. Пока…. И он знает их язык!
- Кли-и-инк – клинк - клик! – подал голос Харка. – Я жду вас к разговору – хватит махать крыльями, садитесь.
Он сделал призывный жест:
- Сюда, сюда – гули, гули, гули….

Это прозвучало оскорблением. Первым не выдержал орёл – он подлетел, нагнав ветер, сложил крылья за спиной, опустился на могучие лапы, величаво вскинул голову.
У тебя, что, человек, глаза застило? Не видишь, кто перед тобой?
А Харка их быстро закрыл. Весь вид его выражал равнодушие и скуку – скучно тут у вас, не с кем поговорить.
- Ка-ик! – издала птица звук, будто его отрыгнула.
- А меня зовут Харка, - сообщил юноша, открыв глаза.
Хозяин гнезда сделал несколько шагов по площадке и ткнулся в плечо человеку изогнутым клювом.
- Ак-ик!
- Союз? – переспросил Харка, как будто пернатый говорил на языке совершенно понятном. Он тоже наклонил голову и ткнулся лбом в орлиное крыло. Потом, преодолевая смутное отчуждение, приблизил своё лицо и потёрся кончиком носа о кончик хищного клюва. И резюмировал:
- Харка заключил союз с царём птиц!
Орёл прошипел что-то в ответ, широко распахнув клюв и вытянув язык-лодочку.
- Ка-ик! – приземлилась самка.
- Игой! – сказал Харка и указал пальцем на землю, туда, где эта скала брала своё начало. – Игой!
…. Прежде, чем пуститься по следу, охотники подошли к кромке воды.
- Дух озера, - сказал громко Дип, – приношу тебе в жертву часть моего тела, только ты не дай этому лягушонку снова уйти от нас.
Он выхватил топор, опустился на одно колено, положил левую руку на камень и с размаху ударил по мизинцу. Кость хрустнула, и палец повис у нижнего сустава на сплющенных волокнах. Дип вынул нож и быстро перерезал последние ткани соединяющие его с отрубленной плотью. Потом правой рукой далеко забросил палец в озеро.
- Вот моя кровь, - прибавил он, махнув левой рукой, и брызнул в воду свежей кровью из отрубленного пальца.
Дип ещё постоял, потом опустил руку, сорвал лист подорожника, обернул им обрубок и, не говоря ни слова, пошёл вдоль берега, принюхиваясь к Харкиным следам.
Зат покачал головой, но тоже не сказал ничего и последовал за вожаком….
Человек летел над землёй, вцепившись в ноги орла – могучая птица опускалась вдоль берега, планируя по прямой линии, должно быть, решила подальше унести от гнезда проворного скалолаза. Вот Харкины ноги коснулись верхушек деревьев – ему показалось, что они согнулись, как от ударов лося. Он видел, как зайцы бегут под ним, петляя в траве. Вот я вас!
- Я лечу! Я лечу! Я лечу! – выкрикивал Харка.
На самом деле он падал – орёл ещё ни разу не взмахнул крылами с того момента, как они покинули верхушку скалы. Беглец опять задел ногою дерево, но уже сухое, и больно ушиб колено. Наверное, орёл думал, что человек отпустит его ноги и вцепиться в ветку.
- В воду, в воду, я прыгну в воду! – закричал Харка. – Клинк–ку-уик!
- А-а-ах! – громкий крик радости, покрыв горы и долы, отразился от высокого берега.
Человек упал в озеро - освобождённый орёл, тяжело махая широкими крыльями, ринулся вверх.
Взбодренный полётом, освежённый купанием Харка выбрался на берег и здесь, на песке, обнаружил следы. По ширине шага, постановке стопы определил, что прошли три женщины - одна из них страдала месячным кровотечением. Если бы у него были опыт и нюх охотника, то он бы узнал чьего они роду-племени и даже вспомнил их имена. Но Харка был не следопытом, а приемником Хранителя – он подумал, что нашёл, кого искал, устремившись по следу.
- Ай да я! – вопил он, радуясь предстоящей встрече.

И она случилась. Как рубец, широко вскрывая холм, узкая речка несла мутный поток в горное озеро. Охотницы только что выбрались из оврага, как за их спинами, на другом его краю показалась фигура человека. Это был Харка.
- Стой, где стоишь! – крикнула Гния и, сделав знак охотницам, кинулась в овраг.
Два лука со скрипом изогнулись, две стрелы нацелились в грудь беглецу.
- Ха-арррка! – новый крик ярости заставил его обернуться.
К подножью холма две фигуры в лохмотьях спешили, размахивая палицами. И их он узнал – это были Дип и Зат. Ничего хорошего от этой встречи беглец не ждал.
В две стороны путь отрезан. Харка, забыв о боли в бедре, помчался быстрее лани гребнем холма к берегу озера. Две стрелы его миновали, ещё две, ещё….
Внизу под обрывом белая лента прибоя. Раскинув руки, как крылья, Харка вспарил над водой.
Красивый полёт, последний полёт – если не долетит, рухнет на камни….

8

Под развесистым клёном недалеко от опушки леса горел костёр, возле него сидел Харка, опустив объятую сном голову на колени. Над ним и всем миром раскинулся чёрный купол небосвода, старый и весь продырявленный звёздами, через которые солнце посматривало на спящую Землю – не пора ли вставать? Пора - ночь была на исходе. Она отступала неспешным шагом под покров девственного леса. Вместе с ней исчезали и дыры на небе, предвещая восход. Непроглядная тьма сменялась серым рассветом, и при зарождении дня начинали вырисовываться неясные контуры окрестности – река, берег, лес.
Сквозь серебристые испарения утренней мглы понемногу стало просвечивать блеклое ещё солнце, но под напором его лучей под сень деревьев устремились остатки прошедшей ночи. Лесная страна, грандиозная и загадочная, предстала в свете рождающегося дня. К самим облакам поднимались переплетённые кроны громадных деревьев, образуя сплошной покров без прогалины. Это море зелёных волн, казалось, не имело ни конца ни края. Местами преобладали лиственные породы – дубы, буки, клёны, ореховые деревья, ивы, платаны, каштаны, а местами хвойные – сосны, пихты, ели и лиственницы. Изредка встречались одинокие низкорослые пальмы. Подлесок, лианы и молодая поросль делали лесные дебри непроходимыми. Страшными делали их обитатели.
Харка спал у костра, а с опушки леса на него смотрела пара настороженных глаз. Загадочное существо стояло под акацией, придерживаясь мохнатой рукой за её ветвь. С головы до конечностей оно было покрыто густой бурой шерстью, а на голове волосы – длинные и спутанные. Ноги короткие, массивные и кривые. Голова маленькая, продолговатая, с широким плоским носом, а из-под густых бровей смотрели настороженно желтые глаза. Порой в них мелькал страх, но преобладало любопытство. Существо внимательно следило за человеком, и если бы не огонь, наверное, рискнуло подойти.
Одинокая фигура под клёном притягивала его - он уже знал, что люди слабые и беспомощные существа без своих палок, но огонь настораживал. Ствол акации был усеян острыми шипами длиной с ладонь и твёрдостью крепче игл дикобраза. Кроме того в пору цветения на них выступал яд, способный лишить жизни и носорога. Вот если бы подкрасться к спящему человеку и ткнуть ему в шею под основание черепа одну из таких игл, то его худое тело существо отнесло в гнездо к себе на одном плече. Но костёр….
Пронзительный крик за его спиной заставил оглянуться. Подруга с детёнышем в волосатых руках неслась к нему через лес. Она подбежала к акации, под которой стоял самец, и, ловко, минуя опасные иглы, вскарабкалась на неё. Недоумевая, он отправился вслед и догнал её почти у самой вершины. Отсюда открывался далёкий вид на окрестности – берег, реку и широкую степь за ней.

Самка молча протянула руку по направлению к реке. Вглядевшись, он увидел за широкой водой три фигуры на берегу, наблюдающие за дымом затухающего костра. На морде самца отразилось недовольство – людей стало много – незамеченным не подкрадёшься….
Харка встрепенулся от крика обезьяны – день пришёл, пора вставать и двигаться дальше. Он снова пробирался на юг по неширокой полосе между рекой и девственным лесом, не решаясь в него войти. Хотя, охотники говорили, что там не встретишь ни льва-великана, ни пещерного медведя, ни главного врага всего живого – саблезубого тигра. Хищников изгнал за его пределы Тот, Которого Боятся Все.
В прибрежной заводи на зарождающейся лабазе чайки поселились целой колонией и отложили яйца в открытых гнёздах. Харка вчера наелся там до отвала, завтракать снова туда пошёл. Сколь птицы ни пикировали ему на голову, сколь ни кричали от злости, человек, забыв всякую осторожность, брёл по пояс в воде, собирал крапчатые яички и тут же пил их содержимое - оно было очень вкусным.
Вдруг Харка услышал голоса. Два охотника, Дип и Зат, остановились у его костра. Они внимательно осматривали следы и принюхивались. Они были возбуждены, а как же - тот, которого давно искали, находится где-то тут.
О возвращении на берег нечего было и думать. Харка без всплеска ушёл под воду. Он уже был в камышах, когда охотники по его следу вышли на берег. Переплыть реку и обогнать преследователей для него не составило бы труда. Но в тот самый момент, когда он уже решился на это, беглец увидел охотниц, вошедших в воду с противоположного берега. Они поплыли, преодолевая течение, загребая одной рукой - в другой над водой держали обмотанные вокруг луков одежды.
Харка был окружён. Он, озираясь, искал путь отступления, и такой план созрел в его голове. Сломил толстую длинную сухую камышину, продул, сунул в рот и, зажимая рукой нос, нырнул, опрокинувшись на спину. Протиснувшись через заросли камыша на стремнину, отдался течению.
Что делать? Он сумел подружиться с серым медведем, пещерный лев уступил ему путь, царь птиц помог спуститься с горы….. Что делать с настырными людьми, так упорно жаждущими его смерти?
Харка думал, что ускользнул от них, когда, переплывая озеро, попал в мощный поток и был сброшен в реку низвергающимся водопадом. Как он тогда выжил, как не захлебнулся в бурлящей воде, оглушённый до потери сознания, осталось загадкой. Его, бесчувственного, пронесла река ночью мимо пещеры и выбросила на отмель далеко внизу по течению. Напрасно он думал, что избавился от преследователей навсегда – луна не успела похудеть, как они опять оказались у его костра.
Немало безумных мыслей пришло Харке в голову, пока течение несло его вниз. Но были и мудрые…. Если в степи, если в горах нет спасения от врагов, надо укрыться от них в лесу. Может быть, приобретённый дар поможет ему заключить союз с Тем, Которого Боятся Все. Уж он-то бы смог избавить его навсегда от погони.
Приняв решение, Харка почувствовал прилив сил. Это было как раз такое предприятие, которого жаждал его жадный ко всему неизвестному ум. Он вышел на берег за поворотом реки, где преследователи не могли его видеть. На теле чернели присосавшиеся пиявки – некоторые были чёрно-бордовые, раздувшиеся от крови. У беглеца вдруг закружилась голова, и ноги задрожали от слабости и недостатка крови. Хотелось прилечь, словно после утомительной работы, но надо скорее уйти в лес, пока не явилась погоня. Оставив за спиной реку, поспешил к нему - сумрачному, ужасному, пугающему одним своим видом. Был беглец безоружным, и даже торба его с запасом семян досталась врагам. Торопливо преодолев открытое пространство, ступил в тесный мир стволов, ветвей, листьев, и дальше шёл осторожно, подавленный ощущением враждебной и стерегущей неизвестности…

Дип заметил на мягкой земле свежий отпечаток ступни. Обнюхав его, кивнул Зату – Харка. Окинув внимательным взглядом опушку и ближайшие кусты, прислушиваясь и втягивая носом воздух, охотники уверенно направились к воде. Внезапно услышали плеск на реке и замерли на месте, но прибрежные камыши закрывали обзор. Охотники вернулись к потухшему костру, взобрались на клён и увидели переплывающих реку лучниц.
Без слов одними жестами Дип дал Зату понять – пора разобраться с конкурентами. Он не сомневался – охотницы увидели дым костра и скоро появятся здесь. Их надо перехватить у кромки воды, пока оружие замотано в шкуры. Мужчины осторожно спустились с клёна и вернулись на берег, припали к траве, насторожив слух, словно ящерицы на охоте. Позиция их была в высшей степени удобна, а внезапность лишала женщин возможности приготовить к бою луки и пустить стрелы.
- Тупые, - шепнул Дип. – Они никогда не умели драться.
- А может, возьмём одну в плен - поразвлечься? – криво усмехнулся Зат.
- С одногрудой-то? Хорошо, я не против, только руки и ноги переломаем….
- А потом и голову завернём.
Течение реки сыграло злую шутку с людьми. Случилось такое, чего не предусмотрел хитромудрый Дип, устроив засаду. На ноги встала, закончив плавание, в том месте, где ожидали всех, одна лишь Гния. В двадцати шагах ниже по течению, раздвигая камыш, брела уставшая Гиля. Ещё дальше Гайша, стоя на коленях по грудь в воде, приводила в порядок дыхание и душевное состояние.
Ждать, когда охотницы соберутся вместе, не было смысла. Кивнув Зату на Гнию, Дип вскочил и с яростным криком жажды крови помчался к Гиле. У той не было времен изготовиться к бою – она бросила котомку и нырнула в воду, сверкнув белыми ягодицами. Дип, не теряя времени, помчался к Гайше. У девушки ни только сил не осталось драться или убегать, у неё не хватало их даже бояться – так вымотала её река. Она безучастно смотрела на приближающуюся смерть. Охотник замахнулся палицей для удара….
Гния кинула подбегающему Зату котомку в лицо и бросила своё гибкое тело навстречу – острый нож в сильной руке пронзил мембрану охотнику над брюшной полостью.
Покончив с Гайшой, Дип оглянулся, но не увидел Зата. Взгляд его натолкнулся на Гнию – охотница, наложив стрелу на тетиву, натягивала лук. Со всей прытью, на которую был способен, вожак, оставшийся без ватаги, кинулся в лес….
Солнце зашло, и тотчас от земли стал подниматься мрак – последними почернели верхушки деревьев. Где-то за ними искрой блеснула первая звезда. Потом лес стал однообразно чёрным, а небо звёздным, и разлапистые ветви косматых елей, казалось, раскачивались на перемигивающемся фоне, но ветра не было. Харка стал укладываться спать – подрыл выпирающие из земли корни старой ели, натаскал в эту нору мха и залёг, точно медведь в берлогу.
Птицы перекликнулись и притихли, мелкие звери забились в норы, хищники вышли на охоту. На ель, под которой лежал Харка, прыгнула рысь и притаилась на ветке, высматривая добычу. С шорохом мыши пробежал волк. Медведица глухо ревела, скликая разбежавшихся медвежат, которые могли стать добычей и рыси, и волка. Такова жизнь в лесу – кто-то умрёт с голода, а кто-то в пасти хищника.
На рассвете на Харку упал выпавший из гнезда маленький дрозд. Птенец махал оперёнными крыльями, прыгал по человеку и, открывая во всю ширь клюв, пищал что было мочи. Он то ли не мог взлететь, то ли ему было некуда – ночью рысь слизнула языком весь выводок вместе с матерью, а он выпал из гнезда и висел на ветке, пока не сорвался вниз. Когда Харка протянул к нему руку, птенец умолк и вдруг, яростно зашипев и нахохлив пёрышки, клюнул палец – верно, решил жизнь продать подороже.
- Вот я сейчас тебя съем – доклюёшься.

Но вместо этого поймал птенца, посадил на ладонь, поднял к ветке – чеши домой. Тот не торопился. Тогда Харка мизинцем подтолкнул его. Птенец быстро клюнул палец и упорхнул.
Забавная эта встреча определила настроение на весь день.
У лесного ручья Харка повстречал тапиров – удивительных животных с крупной продолговатой головой, которую украшали свинячьи уши, маленькие глазки носорога и удлиненная верхняя губа – будто оборванный хобот мамонта. Человек остановился, не зная, что делать – таких зверей он ещё не встречал. Они не выглядели хищными, но кто мог поручиться за их нрав? Беглец потоптался на месте – кажется никакой опасности нет. Тапиры стоят себе спокойно и пьют, не обращая на него внимания. Может, стоит познакомиться?
Осторожно, шаг за шагом, Харка подошёл совсем близко. А звери стоят, как и прежде - никакой озабоченности. Вот толстокожие!
- Эй, как вас тут? Кто старший? С кем говорить? Я – Харка… - и осёкся.
Со страшным треском, ломая деревья, через лес мчался взбешенный носорог, только что вырвавшийся из драки. Тапиры с поросячьим визгом бросились наутёк. Харка притаился за деревом – эге, да у вас тут не скучно.
Когда берег ручья опустел, юноша, припав животом к земле, опустил губы в воду, чтобы напиться. Приглушённый топот копыт подсказал, что не один он страдает от жажды – к ручью подошли благородные олени. Они не учуяли человека и настороженно принялись пить. Тут сверху на одного обрушилось волосатое существо – схватило руками за горло и впилось в него зубами. Олень шарахнулся в сторону, но существо держалось – видимо, крепко вцепилось. Ему на помощь подскочило ещё одно. Схватив лесного красавца за рога, оно стало сворачивать ему голову. Все трое упали на землю. Олень сопротивлялся изо всех сил – пытался зубами схватить врагов, бил копытами, мотал головой. А те раздирали ему ноздри, выдавливали глаза и всё круче заворачивали рога. Наконец шейные позвонки хрустнули – олень дёрнулся и затих. Волосатые, поколотив свою грудь кулаками, издали зычный крик победы. На этот зов к оленю сбежалась целая шайка подобных существ.
Нелегко было убить оленя, но ещё труднее оказалось его поделить. Возле добычи поднялась возня – каждый старался как можно скорее урвать для себя кусок. А как это сделать? Одни принялись разрывать шкуру ногтями, другие зубами, третьи старались выломать ноги. Возбуждённые существа отталкивали друг друга, яростно скаля зубы, и, казалось, вот-вот начнётся драка.
Наконец с помощью зубов шкура в нескольких местах была прорвана. Теперь хоть и с большим трудом, её можно было рвать лапами. Но дело не пошло быстрее, когда добрались до мяса – оторвать хотя бы маленький кусок было практически невозможно, и тогда вновь вход пошли зубы. Жуткое это было пиршество! А каковы участники – кровожадный взгляд, оскаленные зубы, искажённые гримасами мохнатые рожи, засохшая кровь на зубах, губах и волосатых лапах.
Постепенно все насытились и успокоились – повалились спать, где настигла усталость. Одна особа женского пола притопала к ручью, чтобы утолить жажду, и обнаружила Харку. Она замерла от страха и удивления, боясь подойти. Но вокруг было всё так тихо и мирно, а сытый желудок настраивал на благодушный лад – существо осмелело и подошло ближе. Осторожно бочком она стала приближаться, готовая в любую секунду бежать со всех ног, если это неведомое ей существо без шерсти надумает что-нибудь нехорошее.
Однако Харка и не помышлял бросаться на волосатую незнакомку. Наоборот, он очень даже приветливо улыбнулся ей и поманил рукой – пей, мол, ручей не мой, он общий. Кажется, она поняла – опустилась на четвереньки, попила, потом повернулась и побежала к своим. Размахивая руками, показывая в сторону ручья, она звала всех за собой, без конца повторяя – О! О! Волосатые существа за ней пошли, и, как она, сначала выглядывали из-за деревьев, не решаясь подойти.

Харка сел на поваленное дерево, похлопал по стволу – подходи, мол, садись, поговорим. Убийцы и пожиратели оленя оживились, глаза у них заблестели, оскал, должно быть, означил улыбку - они стали робко подходить. Лужайка разом ожила – на ней послышались голоса, существа пытались выразить свои чувства незнакомцу. Один из них до того осмелел, что попытался схватить Харку за нос. Тот шутя или всерьёз издал короткий рык саблезубого тигра. В один миг волосатые были уже на деревьях, бросая вниз испуганные взгляды. Да и как было не испугаться, коль это неизвестное им существо знается с махайродом? Вдруг оно ещё и по деревьям прыгает?
Но Харка не собирался гоняться за четверорукими волосатиками – он только хотел спросить, не подскажут ли они, где найти Того, Которого Боятся Все, а за нос хвататься не надо. Ну, спускайтесь, смелее, смелей….
Мало-помалу волосатые существа набрались храбрости и один за другим стали спускаться с деревьев. Снова они обступили Харку, им стало опять хорошо – о чём говорили улыбки больших и подвижных губ. Стая поняла, дело в том, чтобы не трогать его – он этого не любит. Сам же он, как видно, не желает никому зла – напротив, они до сих пор не встречали ни одного существа, которое было бы таким добрым с ними. Они даже притащили остатки оленя, предлагая его Харке. Видимо, стая впервые видела человека – так похожего и всё-таки непохожего на них. Наверное, думали они, он дружит с саблезубым тигром – не плохо бы с ним самим подружиться, с таким могущественным и таинственным.
Так Харка стал вожаком обезьян….
Идя вдоль ручья, стая вышла к лесной реке – берега её сплошь заросли деревьями, и кроны их в узких местах смыкались над водой. А на воде – цапли, утки, журавли, чайки, величавые фламинго и зобатые пеликаны…. Скоро по ней поплыли их перья, а обезьяны досыта наелись. Харка ограничился плодами.
Удивительная река! Река изобилия! Если бы не крокодилы.
Вечером зубастый её обитатель утащил детёныша волосатых существ. Обезьяны взобрались на деревья, кричали оттуда, не решаясь отбить малыша. Харка решил поговорить с соседями. Каждое утро они выползали на берег, разинув пасть, ожидали, когда солнце согреет их хладнокровные тела. Прислушиваясь к неторопливой речи, больше похожей на хриплый лай, он силился вникнуть в смысл этих звуков, понять, что в них разумного.
Харка подошёл и сел на прибрежный песок – ближайшая пасть крокодила была от него на расстоянии вытянутой руки. Человек пересыпал песок из ладони в ладонь, не зная как начать разговор. Крокодилы ждали – если это добыча, то она так близка, что вряд ли уйдёт. А человек смотрел в немигающие глаза и думал, какую угрозу они таят, и силился понять, что управляет этими чудищами – инстинкт, разум или злые духи?
Молчание Харке казалось благоговейным – его не следовало бы нарушать, но он заговорил. Он обратился ко всем сразу, упиваясь словами человеческой речи – пусть вникают и размышляют, не будет он лаять по-крокодильи. И покуда он говорил, рептилии слушали молча и неподвижно, как только они одни умеют - умереть в засаде от голода и не шелохнуться.
Солнечные зайчата, проскочив меж листвы, запрыгали по окостеневшим спинам – час тепловой зарядки настал. Скоро они начнут двигаться и, наверное, захотят подкрепиться. И тогда Харка сказал, положив ладонь себе на темя, будто хотел удержать в голове ускользающие видения:
- Я вижу так. Вчера вы сожрали детёныша у этих несчастных, сегодня я научу их отыскивать в песке ваши яйца, и они изведут ваше племя под корень. Это если вы хотите войны. Если хотите мира, прежде, чем обнажить зубы, думайте, на кого разеваете пасть. Я все сказал.

Харка умолк.
- Ххафф! – поведал ближайший крокодил, закрывая пасть. Тут же обернулся и исчез в воде. Вслед за ним…. Словом, берег быстро опустел.
Песок да трава, камыш да деревья – даже в воде Харка не смог найти камней, высекающих огонь. Но нашёл старое трухлявое дерево - отломил щепу, обломил сучок, из кожаного шнурка и гибкой ветки сделал нехитрое приспособление для вытерания огня. Тёр, тёр – огонь появился. Вслед за струйкой дыма в воздух взмыла первая искра. Вот затрещала сухая ветка, красный с синеватым отливом язычок пламени лизнул приготовленное бревно, и вскоре огонь явился человеку и обезьянам во всём своём великолепии.
Харка сказал:
- Не бойтесь, грейтесь – это огонь.
И приладил на вертёл здоровенную щуку – иногда он себе это позволял.
Обезьяны оживлённо загомонили. Кто-то попятился, кто-то подвинулся ближе и протянул лапы к теплу. Потом по просьбе вожака собирали дрова, и всем досталось по кусочку жаркого. Волна радости и ликования захлестнула стаю. Как они прыгали и скакали, хлопая себя по ляжкам, кричали и рычали, загоняя в дрожь окрестности! Только Харка сидел грустным, смотрел в огонь и вспоминал пещеру.
Наступила ночь. Теперь костёр, как никогда, был сосредоточием всего – серая зола, дрова, а над ними трепещущее пламя. Харка подкидывал в огонь, и пламя, пожирая сухие ветки, вновь и вновь обретало силу. Каждый полёт искр сопровождался дружным обезьяньим «Ух!». Их морды подёргивались в неверном свете, в глубоких глазницах плясали похожие, как близнецы, огоньки. Они с удовольствием пили ноздрями пахучий дым. Шум ночного леса отступил куда-то – остались на всём тёмном свете только огонь и они, улыбающиеся друг другу.
Между Харкой и стаей сложились своеобразные отношения – обезьяны испытывали перед человеком благоговейный страх, они не могли смотреть на него без трепета. Он знал так много, о чём они могли лишь смутно догадываться. Хотя он охватывал их всех своим пониманием и сочувствием, но отчуждённая невозмутимость ощущалась в его поступках, внушая им покорность и изумление. Поэтому они его любили и боялись, отнюдь не страшась, и всегда чувствовали неодолимую потребность потупить перед ним глаза….
Солнце отдельными лучами, пробиваясь сквозь густую листву, попадало на влажную землю, и она парила. Лёгкий ветерок скользил меж ветвей, разнося запах зелени. Где-то пронзительно взлаяла лисица. Чета голубей протяжно ворковала меж собой о том, что пора уже на гнездо – этот выводок встал на крыло. Стискивая в кулаке стрелу, едва не лишившую его жизни, Дип брёл, продираясь сквозь дебри и бормотал словно в бреду:
- Они убили его! Они убили его!
Зат был для него лучшим другом. Теперь его нет – остались только злоба и страх. Страх этот источал запах. Дип видел, что по его следу уже крадутся трусливые гиены - это его страх притягивал их. Никогда в жизни не бывал он ещё так напуган – один, без оружия, в дремучем лесу. Из охотника он превратился в добычу – сломался его суровый дух. Вопросов два – чьи клыки и когда вопьются в него?
Ему было больно, он хромал – стрела угодила в левую ляжку. Рана уже не кровоточила, и только корка чёрнела на коже, как пересохший язык. Стрела теперь была в кулаке и казалась ему дохлой змеёй, которую он почему-то не решался бросить. Кажется, Дип покорился ей, извлечённой из тела. А во всех движениях была исступлённая торопливость. Куда он спешил? Убегал от кого? Быть может, страх перед лесом угнетал и преследовал его?

Когда Дип останавливался, гиены, преследовавшие его, приседали на землю, вывалив языки и часто дыша, будто они за ним гнались, а не крались. Они убежали, поджав хвосты, когда из чащи раздался рёв, подобный громовому раскату. Дип зажмурил глаза и устало потёр рукой лоб. Голова у него разрывалась от боли. Потом он уставился на свою левую руку, сжимающую стрелу, и постарался собраться с мыслями. Ему надо вернуть здравый рассудок и мужество, которые покинули его во время схватки с лучницами и бегства от них. Мир, в котором он оказался, окутывал сумрак средь бела дня, и был он непонятный, пугающий, без проблеска надежды на какое-нибудь укрытие – ведь не лезть же на дерево от одного неизвестного крика.
Дип опять потёр лоб рукой. Что за тварь голосит впереди, от которой шарахаются хищники? Если б у него было копьё, или топор, или дубина…. Дип передёрнулся в судороге, как припадочный – ах, если бы, да кабы! В этом далёком лесном краю какому Духу надо молиться, чтобы он сохранил от напастей? Какую жертву принести – пожалуй, мизинцем теперь не отделаешься.
Дип нетерпеливо повертел в руках стрелу. Это оружие против человека – где найти оружие против злого Духа?
Хрипло сказал, прервав свои раздумья:
- Харка, ты не уйдёшь!
Так, настрой уже есть. Пойдём дальше – нужно оружие.
Стрела без лука не имеет смысла – на миг охотник даже почувствовал искушение вышвырнуть эту штуку. Он присел на корточки, покачиваясь из стороны в сторону и бесцельно вертя её в руке.
Из чащи опять донёсся громоподобный рык – оглушительный и раскатистый. Нет, раскаты это от грома надвигающейся грозы. Дип, крепко сжимая стрелу как нож, чувствуя, что его одолевает страх, пристально вглядывался в полумрак, откуда неслись эти страшные звуки….
Стадо рассыпалось по поляне, отыскивая в земле съедобные коренья. Харка искал семена злаков. Вдруг затрещали ветви зарослей и из серо-зелёного мрака выступило огромное волосатое существо. Трудно сказать – передвигалось ли оно по-звериному на четырёх ногах или на двух, как люди и птицы. Казалось, будто оно присело на корточки - задние конечности его вытянулись по земле, а передние упирались в огромные, вылезшие из-под земли мохнатые корни. Ростом он был гораздо выше самого большого медведя, вставшего на задние лапы. Морда огромная с массивными челюстями, и глаза выпуклые, блестящие, на всех конечностях длинные пальцы и густая шерсть по всему телу. Широченная грудь и плечи напоминали в существе человека, а приплюснутый череп и четыре руки говорили о родстве с обезьянами.
Окинув трясущихся от страха двоюродных родственников гневным и недоверчивым взглядом, существо выпрямилось, поколотило себя в грудь кулаками, и рявкнуло таким басом – будто эхо грома обрушилось со скалы. Вмиг поляна опустела, и только Харка остался на месте – тот, которого он искал, предстал пред ним во всей красе.
- Я – Харка, - сказал Харка. – Я восхищён твоей мощью и хочу….
Закончить церемонию представления не успел – существо проворно подскочила к нему и могучими руками довольно бесцеремонно схватило за талию и легко подняло над собой. Харка почувствовал его необузданную мощь, а себя ощутил кроликом в лапах тигра. Понимая безнадёжность попыток вырваться или оказать сопротивление, затих, ожидая смерти. Существо держало его на весу скрежеща зубами и озираясь – быть может, размышляло, о какое дерево размозжить ему голову.
Сверкнула молния, и раскатистый гром обрушился на джунгли. Существо вздрогнуло, втянуло голову в плечи и само присело, опустив осторожно человека на траву. Несколько минут тишины дали возможность ему успокоиться. Когда он снова взглянул на юношу, морду ему кривила смущённая улыбка. Харка понял - Тот, Которого Бояться Все, сам боится грозы. Этим стоило воспользоваться. Молнии ему не доступны – разве только искры из глаз, а вот гром…

Харка решил пророкотать горлом и схватить великана за лапу – ну, чтобы была связь, чтобы он понял, что человека бояться следует тоже. Только он надумал это, сверкнула молния – Харка схватил существо за локоть, и в тот же миг на окрестности обрушился гром. Тот, Которого Боятся Все, сжался весь, как маленькая обезьянка, и по-обезьяньи заскулил.
Харка понял, что лесной великан теперь полностью в его власти. Он встал, жестом приказал существу следовать за ним – нечего, мол, на поляне валяться, надо укрытие поискать. Тот, Которого Боятся Все, посмотрел на него с затаённым недоверием, а потом на четвереньках потрусил следом. Стремительно надвигалась гроза….
Солнце близилось к закату, но в дремучем лесу это трудно было определить. К тому же надвигалась гроза – на небе вспыхивали молнии, и грохотал гром. Дождя ещё не было – и между небесными раскатами наступала мёртвая, зловещая тишина, и от неё становилось ещё страшнее. Так чувствовали все – птицы примолкли, затаились звери. На полянку перед обгорелым дубом вышли охотницы. Когда-то молния опалила его, превратив в высоченную головню, но корни сохранили жизнь и дали её обожженному древу – молодые побеги пробились сквозь толстую кору и окружили зелёным кольцом чёрную колоду.
Женщины осмотрели дуб и поляну настороженно и сердито – тут не за что зацепиться, не на что было влезть, если понадобиться укрыться от хищника. Они глубоко вдыхали воздух, стараясь уловить запахи, предупреждающие об опасности. Лес их тяготил. В широкой степи меткие стрелы уберегут от любого врага, а здесь каждый куст, любое дерево таили угрозу - здесь только везение и стремительная реакция могут спасти. А воздух настолько был насыщен испарениями гниющей листвы, что другие запахи практически не улавливались, и потому охотницы нервничали. Озираясь и останавливаясь на каждом шагу, они подошли к тому, что когда-то было могучим дубом.
- Сейчас пойдёт дождь, - сказала Гния и показала на свинцовое небо над головой.
В тот же момент шорох в кустах заставил их вздрогнуть. Ничуть не таясь, саблезубый тигр вышел на поляну по их следу.
- Ох! – охнула Гиля и схватилась за лук.
Махайрод смотрел на них, как на законную добычу. Он видимо был не голоден и особенно не спешил, лишь настиг и готов был пасти - охранять от чужих посягательств свою будущую еду. Но что-то в поведении людей заставило его насторожиться. Их неподвижность и согнутые палки в руках не понравились зверю. Саблезубый тигр потянулся, хлестнул себя хвостом по полосатому боку и угрожающе зарычал. В то же мгновение молнии яркий блеск разорвал тучу и упал на развёрзнутую пасть, огромные клыки и красный дрожащий язык.
Охотницы спустили тетивы – две стрелы пронзили полосатую шкуру на груди и у основания шеи. В первое мгновение тигр рыкнул и попятился в кусты. Но в следующее боль и неожиданное нападение тех, кого он уже считал добычей, разгорячили его вытекающую из ран кровь. Махайрод припал к земле, а потом в отчаянном прыжке бросил тело вперёд, обнажив в полёте белое брюхо - две стрелы с тихим шорохом вошли в него по самое оперение. Миг - и в его пасти живое, бьющееся тело. Ещё одна стрела вонзилась в его холку. А потом красный нож вспорол тигру вену на шее. Подминая захваченную добычу, махайрод упал. Предсмертного рёва и крик погибающей никто не услышал – все звуки накрыл раскат оглушительного грома.
Гиля была мертва – тигр прокусил ей горло, переломав шейные позвонки, вспорол живот когтистой лапой. Вытекающую кровь смывал дождь - он хлынул сплошной стеной, будто над головой кто-то могучей рукой выжимал, выкручивая, свинцовые тучи. За его пеленой у края поляны метались подозрительные тени. Они рычали и огрызались, иногда выскакивали на прогалину и тут же опять скрывались в кустах. За полосатым убийцей следовала его свита – шакалы и гиены.
Гроза, от которой надо укрыться, подступающая ночь без костра даст преимущество тем, кто прячется сейчас в кустах. Гния это знала. Долго стояла она в раздумье – но как ни старалась её голова, смутная мысль осталась неопределённой. Что делать с телом товарки она не знала, но надо было уходить. За её спиной гиены и шакалы устроили звучное пиршество….

Однажды, наблюдая за Тем, Которого Боятся Все, Харка подумал - явись он в пещеру, сидя на его плечах, то-то было бы фурору. Наверное, люди Падающей Воды разбежались бы по углам или пали ниц, приветствуя новое Божество и Харку верхом на нём. Ну, а чем не Божество – огромный, с немереной силой? Неужто бы не прокормили его всем-то племенем?
Впрочем, лесной великан был весьма прожорлив, а неуклюж только с виду. На самом деле он двигался ловко и бесшумно, ни один звук не ускользал от его внимания, широко расставленные ноздри ловили запахи леса. Его жизнь заполняли три занятия – поиски пищи, еда и сон. Съедобные корни, стебли, листья – всё шло в дело, наполняя желудок. И ещё он тащил в рот всё живое, что удавалось схватить – змей, ящериц, лягушек, кроликов, птиц.
Однажды кобра, раздув капюшон, встала перед ним на кольцах хвоста. Её маленькие злые глаза не мигая смотрели на волосатого великана. Харка оцепенел, увидев её. От змеиного взгляда, говорили старики, каменеют птицы и маленькие зверьки – больших зверей она убивает ядом. Тот, Которого Боятся Все, молниеносным движением схватил гада, откусил и выплюнул его голову, а потом, смакуя, принялся есть деликатес длинной с верёвку.
Сначала всё, что ловил или выкапывал, он подобострастно предлагал человеку, но Харка жестами объяснил – мол, не стоит хлопот, он сам себя сумеет прокормить. На ночлег они устраивались под сенью деревьев. Привалившись к тёплому боку, Харка спал, не ведая страха – снилась ему пещера….
Утренний туман скрадывал лес, влажный от испарений – видимости было на пять шагов, а за ними деревья исчезали в сером мареве. Дип, не спешил, дремал, привалившись спиной к стволу пальмы, у которой и веток-то не было, чтобы спастись от хищников. Он не ел уже несколько дней, но голода не чувствовал. Сумятица в душе и головная боль изводили его.
Вдруг из тумана выплыло невиданное существо – звук его шагов охотник не услышал и запаха не почуял. Ростом оно было до неба. Могучее тело покрывала шерсть, на голове крутыми завитками торчали во все стороны волосы, и от этого она казалась ешё больше. Оно рычало.
Дип видел всё – лицо, покрытое шерстью, огромный черногубый рот и зубы величиной с кулак ребёнка. Это было так страшно, что охотник зажмурил глаза и прижался к пальме спиной, словно хотел вдавиться в неё или спрятаться в самую маленькую трещину на стволе. Когда поднял веки, уставший бояться и готовый ко всему худшему – Харка вглядывался в его лицо. Схожу с ума, подумал Дип – глаза его снова закрылись, но это уже был обморок.
Харка тоже был удивлён – свирепый Дип? здесь? без оружия! Его преследователь. Самое время свести счёты и обрубить концы погони. Эх, камня нет под рукой или, на край, хорошей дубины. Стрела! Он заметил крепкое древко с медным наконечником в руке отключившегося охотника. Потянул – кулак держит крепко, а рука расслаблена. Значит, судьба – ты, Дип, убьешь себя собственной дланью.
Прежде, чем сделать это движение, Харка задумался. Убить врага – хорошо. Убить человека – плохо. Кто перед ним – враг или человек? Враг, если поднял на тебя палицу, враг, если замахнулся копьём – а этот, безжизненный, на что способен? Нет, Харка не сможет такого убить - пусть достаётся хищным тварям….
Гнии не повезло – на её след вышли рыжие собаки, целая стая голодных и упорных псов. Охотница, отчаявшаяся уйти от погони, вскарабкалась на дерево. И тут же показались они – острые морды в рыжей шерсти, оскаленные пасти и клыки, теряющие слюну, глаза, горящие голодом, жаждой мяса и крови. Они окружили дерево, нетерпеливо взвизгивая, озлобленно грызясь за место поближе.

Оправившись от испуга, Гния начала думать – что могут её десяток стрел против сотни собак? Если псы решатся на осаду, ей зубов их не миновать, а пока остаётся ждать. Хватит ли у неё сил?
Не хватило терпения у вожака стаи. Когда собаки отхлынули от дерева – иные легли, иные разбрелись по окрестности – он разбежался и прыгнул, зацепился зубами за нижнюю ветку и отчаянно сучил лапами, пытаясь на неё вскарабкаться. Гния быстро спустилась и ударила его в череп ножом. Вожак упал, и голодная стая вмиг разорвала его на куски. Потом опять наступило затишье.
Гния удобнее устроилась на ветвях, готовясь к длительной осаде. Шорох над головой и осыпавшаяся на лицо труха, заставили охотницу вздрогнуть, а после взгляда наверх и помертветь от ужаса – огромный питон притаился на дереве. Ей ещё не приходилось видеть подобного чудовища. Змея начала движение вниз – её длинное тело, обвившее дерево заскользило меж ветвей. Страшная плоская голова величиной с голову самой Гнии то поднималась, то опускалась к стволу, и ещё мельтешил раздвоенный язык. Змея шипела, приближаясь - охотнице хорошо были видны неподвижные глаза питона.
Внизу собаки, сверху змея – выхода не было. Но Гния была, Гния жила и хотела жить – для этого надо было бороться. Опрокинувшись спиной на толстую ветвь, обхватив ногами ствол, охотница натянула лук и спустила тетиву. Стрела вошла в открытую пасть и застряла – её наконечник вырвался из туловища за головой. Змея замотала ей, силясь проглотить или выплюнуть большую занозу. Длинное тело её напряглось, сжимая ствол – затрещали ветки. Но через минуту всё было кончено – змея затихла, хватка ослабла, голова безжизненно повисла.
Гния продолжала лежать, не отводя глаз от питона - струйка крови бежала ей прямо в рот.
- Есть, - прошептали пересохшие губы. – Есть еда….
Вдоль реки по берегу тянулась опушка. Харка и лесной великан, которого он назвал Айхан, в честь последнего Хранителя, пересекли её и подошли к воде. Тот, Которого Боятся Все, начал пить, а Харка окунулся и позвал:
- За мной! Плыть, надо плыть. Поплыли к тому берегу.
И показал рукой.
На том берегу группа мамонтов медленно спустилась к водопою. Набирая хоботом воду, они направляли струю в рот. Потом обливали разгорячённые солнцем бока и громко трубили от удовольствия.
Айхан замер на берегу в полусогнутом состоянии, его желтые глаза настороженно следили за купающимися животными. И вдруг, он выпрямился, выпятил грудь, застучал по ней кулаками и издал громоподобный вопль. Мамонтов словно ветром сдуло – выскочив из воды, они с быстротой, которую от них трудно было ожидать, ринулись прочь. Великан ещё один крик послал им вслед.
- Плыть, надо плыть, - звал его Харка.
Но примат, напугавший мамонтов, в воду не шёл – грустно качал головой и тяжело вздыхал. Морщины на его низком лбу сходились и расходились.
Но что это? Глухой яростный рёв и треск ломающихся деревьев даже Айхана заставил вздрогнуть. Огромная туша носорога, ломая и топча всё, что попадалось на дороге, вырвалась из леса.
- Айхан, в воду! Скорее в воду! – закричал Харка, которому давно было известно слепое бешенство носорога.
Но великан лишь пригнулся к земле, готовя тело своё к прыжку. Его глаза внимательно смотрели на приближающегося зверя, а рот оскалился. Страшный рог, приближаясь, целился ему в живот, но промахнулся – Тот, Которого Боятся Все, ловко увернулся. Носорог, вздымая кучу брызг, врезался в воду. Айхан обезьяньим прыжком вскочил на его спину, могучими руками схватился за верхнюю челюсть раскрытого рта и рванул вверх. Носорог ткнулся головой в дно и затих – у него были сломаны шейные позвонки и разорвана пасть.

На его спине, как на кочке среди воды, сидел Айхан и жалобно по-обезьяньи скулил. Потом гигантским прыжком достиг линии берега, взметнув тучу брызг, испуганно вскрикнул, пересёк лужайку и скрылся в лесу.
Вздох облегчения вырвался из груди Харки, но тут же перешёл в горестный стон – бешеный носорог повержен, но Айхан сбежал. Будущее Божество боится воды. Как же они попадут в пещеру, не переплыв реки?
Надежда на возвращение к людям в пещеру, вспыхнувшая, как искра, в сердце беглеца, превратилась в глубокую тоску и грызла сердце. Часто ночами, притиснувшись спиной к боку Айхана, он не мог уснуть, тараща глаза в темноту. А из неё или в памяти возникали картины прежней жизни – пляски охотников у костра, болтовня женщин, игры детей, и образ Эолы - желанный, неповторимый. А потом видения уходили в сон. Днями Харка бродил печальный и унылый, без аппетита ел, ворчал на Айхана и с нетерпением ждал ночи, чтобы снова забыться в видениях.
Иногда разговаривал с великаном, рассказывал о том, как люди живут в пещере, о проделках весёлой юности, об охоте и рыбалке, о друзьях – мастерах на все руки. О женщинах…. Айхан слушал, кивал, урча животом и ковыряясь когтями в зубах. Харка убеждал, что в пещере с людьми ему будет просто замечательно жить. Но когда подходили к реке, только губы опускал в воду лесной житель, а ногой – ни-ни…. Харка впал в тихое уныние.
Однажды увидел след человека в высохшей луже. Откуда? Может быть, это ступня Дипа? Харка не знал, что предпринять – идти ли за ним или бежать от него как можно скорее. Но ведь Дип всё-таки человек! Страстная потребность с кем-нибудь перекинуться словом потянула его вперёд. Уломав себя мыслью - если тот, который оставил след, поведёт себя враждебно, он всегда успеет удрать от него под защиту Айхана, Харка, покинув чавкающего великана, двинулся за прошедшим человеком.

9

Граница леса. Впереди белёсое марево тумана - это болото, где никогда не бывает солнца и живёт прожорливый Дух. Какой безумец направил туда стопы, думал Харка, вспоминая чудовище, отнявшего у племени носорога.
Будто стон впереди. Заманивает, подумал Харка - только войди, быстро окажешься в зубатой пасти. Впрочем нет, такой громадине так тихо не простонать – похоже, человек жалуется самому себе, как ему больно.
Напрягая зрение и слух, Харка осторожно покинул лес и ступил на болото – под ногой мягкая почва желтого мха, берёзы, оторванные от земли, плывут печально без веток и листьев. А вот и комель, под ним человек сидит, прислонившись спиной. Харка узнал заросшее волосами лицо….
- Змея, - прохрипел Дип прокушенными до крови губами, - змея укусила меня. Нога отнялась, - он хлопнул по колену распухшей ноги, - скоро и мне конец.
- А зачем ты сюда залез? – Харка присел на корточки, разглядывая волосатую ногу. – Куда укусила? Давай попробую удалить яд.
- Бесполезно, - Дип устало махнул рукой. – Он уже с кровью разлился по всему телу, я чувствую - мне конец.
- Однажды старуха одна спасла меня от змеиного яда.
- Если бы сразу, а я здесь со вчерашнего дня.
- Может, пройдёт? Сутки живёшь – ещё будешь жить.
- Мне тяжелей час от часу.
- Как ты попал сюда? - спросил Харка, присаживаясь рядом с Дипом.

- Не помню,… брёл…. А я видел тебя там, в лесу, с каким-то мохнатым чудовищем.
- Зачем ты гоняешься за мной?
- Чтобы вернуть в пещеру. Тайну общения с Буруншой ты унёс….
- Нет Бурунши, покинул людей….
- Вернули б тебя, вернулся и Дух. Ты что-то скрываешь.
- А лучницы где?
- Ищут тебя, чтобы убить.
- Почему?
- Не хотят возвращения Бурунши.
- Что могу сделать для тебя?
- Вернись в пещеру Хранителем.
Слёзы выступили на глазах сурового охотника.
- Жизнью своей заклинаю – верни людям веру, а племени порядок.
- Есть хочешь? – спросил Харка, чтобы уйти от неприятного разговора.
- Я забыл, что такое еда.
- Сейчас я поищу что-нибудь для тебя. Хотя, на болоте…. Что тут может расти? Давай в лес вернёмся. Ты можешь ползти? Мне-то тебя не донести.
Дип махнул рукой:
- Не стоит – часы мои сочтены. Лучше скажи, я действительно видел тебя с волосатым чудовищем или это мне померещилось?
- Это был Тот, Которого Боятся Все – в пещере о нём рассказывали старики.
- И ты нашёл с ним общий язык?
- Нашёл.
- Разве тебя слушаю звери? – спросил Дип с удивлением, потом, подумав, сказал. – Я понял - ты у людей похитил Божественного Покровителя, ты пользуешься им один.
Как возразить? Харка смолчал, лишь плечами пожал.
Дип продолжал:
- Три охотника отдали жизни, чтобы тебя найти – я четвёртый. Ты, мальчик, должен вернуться домой….
- Там лучницы меня убьют, - печально сказал Харка.
Но Дип его не услышал – он захрипел, застонал, дёрнулся и затих. По тому, как вздымалась его грудь, Харка понял, что охотник жив – может быть, только в обмороке. Он смотрел на его лицо, и глубокая грусть угнездилась в душе – грусть о том, что гибнут люди из-за него. Разве он этого хотел?
Дип начал бредить:
- Горит…. Горит…. Моя голова горит!
Когда он пришёл в себя, Харка спросил:
- Что с твоей головой?
Дип потёр лоб ладонью:
- Я видел чёрную птицу из долины Вечной Охоты, она кружила надо мной и звала за собой.
- А может она звала в пещеру?
- Там ждут тебя, а мне пришло время умирать! Помни, Харка – ты должен вернуть людям веру!
Выбившись из сил, Дип погрузился в сон.
То ли туман стал гуще, то ли ночь подошла – окрестности погрузились в сумрак.
Дип очнулся от забытья, спросил совершенно спокойно:
- Почему ты не уходишь?
- Хочешь мяса? – Харка заметил маленького пушистого зверька, раскапывающего передними лапами хатку ондатр.

- Берегись! – крикнул Дип, и Харка, повинуясь его голосу, упал и распластался на мху. Над ним, со свистом рассекая воздух кожаными летательными перепонками, пронеслась какая-то тварь и схватила зверька. Это было невиданное чудище с зубастым клювом – ещё одна тайна туманных болот.
- Уходи, – сказал Дип.
Но Харка не мог уйти - и помочь не мог, и бросить живого человека умирать с голоду тоже не мог. А может сильный организм охотника справится с ядом, и тогда они вместе вернутся в пещеру? Вернуться в пещеру…. Харка понял, что только об этом он и мечтал в последнее время. Искал повод….
- Если уйду, тебя заживо сожрут гиены.
Дип усмехнулся:
- Гиенами тут и не пахнет – тут, парень, совсем иной мир.
- Ты ешё что-то видел?
- Я чую.
Хорошо жить на свете с таким обонянием, - подумал Харка, - или он о другом чувстве? Потом устыдился своей зависти – человек умирает от змеиного яда.
Харка ждал, когда он умрёт. Ночь на болоте была светлее, чем в лесу, хотя не видно луны и звёздного неба – видно, туман рассеивал свет и вытеснял темноту. Было свежо, даже немного прохладно. Харка подумывал о костре – нужны деревяшки для его вытирания. Завтра он их разыщет, если Дип ещё будет живой.
Беглец размышлял о болоте. Он думал, что это бездонная топь, которая не возвращает попавших, а тут такие страшные твари летают…. И ещё бродит где-то тот, которого зовут «Духом».
Влажный ночной воздух был полон таинственных звуков – что-то шуршало во мху, что-то чмокало и булькало грязью; в камышах потрескивали сухие стебли и раздавались осторожные шелесты и шорохи. Испарения были насыщены терпким запахом гнили и разложения.
- И всё-таки, что ты искал на болоте? – спросил Харка. – Ведь не меня, верно?
Скрипнув зубами, Дип руками передвинул распухшую ногу и откинул спину на сухую берёзу.
- Говорят, что болото не застывает даже зимой – за туманами царит вечное лето. Я подумал, а не здесь ли находится Долина Вечной Охоты?
Харка встрепенулся:
- Здесь? Долина Вечной Охоты? Почему так решил?
- Где-то же она должна быть. Не дошёл – змея укусила. Может быть, ты попробуешь?
Харка совсем не хотелось топать в туманную хлябь.
- А как же пещера?
Дип, не слушая:
- Я думал, сумею найти душу последнего Хранителя и рассказать о наших бедах – уж он-то бы смог вернуть Покровителя.
Харка не видел, но почувствовал, как загорелись глаза охотника лихорадочным блеском.
- Тут, может быть, недалеко идти. Попробуй, мой мальчик, найди Хранителя и расскажи, о том, что не получилось у тебя, что не смог убедить Буруншу в своих полномочиях, что покинул он нашу пещеру – может старик тебе поможет. Если в тебе дух мужчины, ты должен идти….
Пружинящая, зыбкая почва хлюпала при каждом шаге. Ноги вязли по щиколотку в липкой грязи, брызгающей сквозь мох и осоку. Палка, которую ему вручил Дип, глубоко вонзалась в пропитанную влагой почву и мало помогала при ходьбе. В конце концов Харка сунул её под мышку и продолжал осторожно продвигаться вперёд, напрягая слух, зрение и обоняние. Он чувствовал, что его со всех сторон окружает враждебное молчание населяющих болото живых существ.

Вдруг Харка вздрогнул и остановился с обмершим от страха сердцем – слева увидел вспыхивающие и гаснущие в тумане прозрачные зелёные огоньки. Это души умерших, подумал он. Он уже раскаялся, что подался порыву и послушался бреда умирающего охотника. Харка оглянулся назад – вязкая грязь быстро затягивала его следы. Впереди простиралась неизвестность, зыбкая тьма, населённая неведомыми враждебными существами - запретная область. Позади…. Он подумал, что может и не найти дороги назад. Поняв, что заблудился, Харка решил дальше двигаться на огоньки, но и они пропали. Куда же идти?
Харка побрёл наугад. Он опёрся на палку и перешагнул обнажённый корень засохшей берёзы, похожий на змею. После догнал испуг – а вдруг это была змея настоящая?
Камыш. Раздвигая его, Харка продвигался в полумраке, удерживая дыхание, ловя чутким ухом каждый звук. Вдруг впереди раздался рёв какого-то неведомого существа из иного мира. Казалось, он поднимался всё выше и выше и напоминал то грохот водопада, то завывание зимнего ветра, то мычание целого стада бизонов – и все эти звуки сливались в один мощный глас неведомого, но наверняка гигантского существа.
Показалось, дрожь пробежала по камышам. Харка невольно опустился на колени, придавленный ощущением неизвестной опасности. Вдалеке протяжно завыл волк. Где это? Должно быть в лесу – не мог же он далеко уйти от него всего за одну ночь, которая, кстати, ещё и не кончилась. Впрочем, беглец потерял всякое представление о времени. Да ещё туман….
Когда рёв смолк, установилась жуткая тишина, словно болото отдыхало от пережитой тревоги. Даже камыш отказался шуршать. Испуганный Харка припал к зыбкой почве – только сейчас осознал, на что он решился. Холодея от ужаса, беглец представил, каким может выглядеть чудище, изрыгающее такие звуки. Он повернулся – одна лишь мысль владела всем его существом - бежать, как можно скорее бежать отсюда. Только куда – где лес, где край этого проклятого болота? Даже волчий вой умолк, а мог бы служить ориентиром.
Харка побежал, раздвигая руками камыши, увязая в жидкой грязи, хлюпающей у него под ногами. Он почти ничего не видел перед собой – призрачный мрак окутывал болото, сгущаясь меж камышами. Волосы на его голове шевелились, он задыхался, словно загнанный зверь, и мчался вперёд, не разбирая дороги. Напрочь пропало желание искать Долину Вечной Охоты и души умерших людей. Он бежал, охваченный безумным, всевозрастающим страхом.
Харка совсем забыл про гнилой корень, лежавший на его пути, словно туловище огромной змеи. Он налетел на него на всём бегу, споткнулся, потерял равновесие и упал, раскинув руки и разодрав кожу на груди о шершавую кору, стукнувшись головой о берёзу….
Когда он очнулся, был уже день - туман заметно поредел, но всё равно на расстоянии двадцати метров окрестность тонула в молочном мареве. Над обнажённым телом стая мошкары танцевала причудливый танец, исполняя свою занудную песнь. В воздухе уже чувствовался подступающий зной – хотя на болоте это было скорее удушье перед грозой. Теперь его вчерашние страхи показались непонятными и необъяснимыми. Как впрочем, и сам путь на болото. Как он поддался уговорам? Какое необъяснимое желание заставило его искать пристанище умерших душ?
Голод вернул его к обыденной жизни, да ещё боль от ссадины на груди. Что с головой? На голове шишка. Но она не болела так сильно, как следовало бы ожидать. Что предпринять? Увы, молчал его изобретательный ум. В ушах гудело, сердце билось часто и нервно.

Если не считать писка насекомых, над болотом стояла чуткая, тревожная тишина. Сухие стебли камыша изредка потрескивали сами собой и булькала грязь. В воздухе не ощущалось ни малейшего движения. С поверхности поднимались туманом удушливые и зловонные испарения. Харка подумал, что не знает, где лес – в какую сторону ему идти? При мысли об этом сердце томительно сжалось - а что если он никогда не выберется из этих туманов и камышей? Беглец содрогнулся – подобное последствие его поступка до сих пор не приходило ему в голову. Он до конца осознал, какой смертельной опасности подвергся, сунувшись на болото. А если оглянуться дальше назад? Сколько опасностей он накликал, отказавшись следовать наставлениям Хранителя. Харка вспомнил его слова.
- Я всегда надеялся, - говорил старик, - что найду среди племени юношу, не похожего на остальных. Ему я передам таинство общения с Божеством. Ты понял, чего я жду от тебя? Ты станешь Хранителем, когда мне настанет время уйти.
Харка смотрел на Посвящённого ошеломлённый и растерянный. Глаза мудрого старика горели одушевлением. Длинные белые волосы, откинутые назад, развевались от ветра за плечами.
- Я уже начал отчаиваться, - продолжал Хранитель. – Все юноши племени похожи друг на друга, как две капли воды – они сильны, но тупы. Не один из них не способен постигнуть таинство Посвящения. Для этого нужен человек совсем иного склада. Харка, человек этот – ты!
Беглец помнил, тогда лишь одно чувство владело им – лесть самолюбию, что он избранный, что он единственный такой в племени. Ослепительное будущее, полное неизвестности и жгучих тайн, одновременно привлекало и пугало его. Он испытывал гордость при мысли о том, что в один прекрасный день станет Хранителем пещеры, мудрым правителем племени, у которого оно будет просить помощи и совета ….
А в результате - он изгой.
Ему показалось – зыбкая почва болота еле заметно заколебалась. Он бросился ничком на поверхность, приложил ухо ко мху – кто-то шёл по болоту…. Либо это стадо бизонов неслось, либо огромное существо….
Мерное чавканье чьих-то ног быстро приближалось и нарастало. Оказаться на его пути было опасно. Но куда уползти? Как догадаться, где надо скрываться, чтобы уйти с его тропы, ведь кругом только камыши?
Харка кинулся в сторону, но тут же раздался ужасный рёв – тот, который звучал ночью. Беглец узнал его, замер на месте, и сердце его провалилось в пропасть.
Огромный зверь, даже выше мамонта, шумно дыша и фыркая, шёл через камыш, на каждый шаг качая страшной головой сверху вниз и из стороны в сторону. С одного взгляда Харка узнал похитителя носорога и понял, что это самый кровожадный из всех хищников, какие только бывают на свете. Огромные зубы торчали из пасти, а челюсти были настолько сильны, что с одного захвата, наверное, перекусят хребет носорогу. Да что носорог - мамонту от него не уйти. Удерживая равновесие огромным хвостом, он шёл на задних ногах с четырьмя пальцами – три из которых скреплены перепонками для удобства ходьбы по болоту, а чётвёртый был сзади загнут, как шпора, но торчал, как бизоний рог, способный продырявить любую шкуру. Передние лапы были маленькие и оканчивались когтистыми пальцами – наверное, он ими ковыряет в зубах после сытной трапезы. Объёмное, без складок, брюхо было забрызгано грязью.
Заметив Харку, зверь остановился – наступила гнетущая тишина.
- Ты хочешь убить меня? – сказал юноша первое, что пришло ему в голову.
Зловещий огонь загорелся в желтых глазах чудовища. Стиснув зубы, беглец попытался обрести немного хладнокровия - главное не боятся, как учила его старуха. Это удалось ему, хотя и с большим трудом. Прежде всего помогла злость. Под пристальным взглядом огромного существа он подумал - пусть будет трижды проклята глупая моя башка, полная самонадеянных и дерзких мыслей, ложной гордыней и дурного любопытства. Шаманил бы себе в пещере, поедая младенцев – так нет, перемен захотелось. Вот они, перемены – в пасти у этого зверя.

Глядя на его зубы, Харка вспомнил, как беспомощно летел, кувыркаясь, вниз вместе с громадной массой пенистой, словно кипящей, воды, стиснутой с обеих сторон скалами, разбивающейся на тысячи струй, перемешивающихся и крутящихся, вскипающих и клокочущих, распыляющихся в облако над водопадом. Дальше река, бурля и пенясь, замедляла свой бег меж отлогих песчаных берегов. Харка падал, раскинув руки, словно пытаясь удержаться в воздухе, а потом от удара окружающий мир погрузился в безмолвие и неподвижность. Тогда он тоже думал, что погибнет.
Злость успокоила его. Он закусил до крови губы и усилием воли унял в теле дрожь.
- Считаешь, что я достоин смерти?
Дух Болота молчал, но отвечали его глаза, горевшие лютой, неутолимой злобой и, наверное, голодом. Или это Харке показалось? Брюхо-то у него без складок – сыт, паразит.
Зверь выдохнул так глубоко и протяжно, что рой насекомых над Харкиной головой снесло в сторону, а человека обдало зловонным смрадом утробного духа. Беглец закрыл глаза. На миг ему ясно-ясно предстала совсем другая картина, и в другом месте….
Он бросился к незнакомой женщине.
- Мама, узнаешь меня? Это я!
Она погладила его волосы.
- Анат! Мальчик мой!
Ах, какое это было счастье и блаженство, уткнуться лицом в материнское плечо. Харка, которого при рождении в горах назвали Анатом, чувствовал, как слёзы помимо воли наполняют его глаза. Он так долго ждал этой минуты, так давно мечтал об этом дне – прильнуть к матери, не смея поднять лица, залитого слезами.
- Мама, как же я счастлив, что вижу тебя!
Харка открыл глаза. Кажется, эти слова он сказал вслух. И слёзы текли по его щекам. Беглец заговорил – речь его была неторопливой и плавной, это была человеческая речь, и слова её, разумеется, не были понятны огромному зверю. И всё же… всё же он, по-видимому понимал что-то в самой интонации речи, потому что прикрыл свою пасть и наклонил голову набок, посматривая на Харку одним глазом. Мускулы его громадного тела расслабились – он слушал человека, как люди слушают пение птиц.
Речь успокоила и Харку - он вдруг забыл свои горести, опасения и обиды. Он больше не чувствовал себя изгоем. Новый мир открывался перед ним, и ему – первому среди людей! – суждено было проложить дорогу в этот чудесный, суливший такие заманчивые возможности мир – мир дружбы, мир союза между человеком и гигантским зверем из потустороннего мира.
- Ну, здравствуй, гость из тумана! Только ты на меня не дыши – запах ужасный.
Дух болот настороженно посмотрел на него и, прикрыв пасть, издал низкий трубный звук, совсем как мамонт.
Харка засмеялся.
Двуногий зверь разглядывал человека – взгляд его в этот момент был добродушным и несколько глуповатым. Не разжимая челюстей, он снова затрубил.
- Я тебя тоже приветствую, - Харка помахал рукой.
Дух болот отступил на шаг, ещё раз пристально посмотрел на человека и стал перебирать передними лапами в воздухе – так глухонемой объясняется знаками. Потом поднял одну и почесал ею голову – этот жест придал на миг весьма глубокомысленный ему вид.
Харка подумал - если он сумеет подчинить себе этого зверя, как подчинил Того, Которого Боятся Все, то станет обладателем управляемой силой неограниченной власти. Куда да неё глиняному истукану! Этому Божеству у людей будет всеобщее и беспрекословное поклонение. Ему обязательно надо найти способ, обрести власть над ужасным гигантом, подчинить его своей воле. Зря что ли он учился у Заклинательницы зверей?

За знакомством и болтовнёй окружающий мир отлетел куда-то. Вдруг он вернулся….
Харка услышал за камышами негромкое фырканье, почти такое же тихое, как шум ветра, которого не было. Чудовище тоже услышало это и перестало качать головой. Странный звук, напоминающий вздох, раздался ещё раз. Харка подумал, что так могла дышать лошадь.
Хлюпнула грязь – кто-то за камышами переступил с ноги на ногу. Странный звук, напоминающий вздох, повторился ещё раз – казалось, кто-то беспечно брёл по болоту и вдруг, увидев ужасного зверя, замер, не решаясь двигаться дальше. Кто там Харка не видел, но видел Дух, который возвышался над камышами на добрых три метра, но не спешил, наблюдая. Потом грозно зарычал. Челюсти его раздвинулись, и показался змееподобный толстый язык – он был иссиня-чёрный и слегка раздваивался на конце, длиной не меньше метра.
И в ответ раздалось глухое рычание какого-то зверя. Потом шипение, словно ползла очень большая змея, и хлюпанье ног по болоту. И, наконец, показался тот, кто издавал эти звуки. Это было существо похожее на Духа, но меньше размером. Тем не менее, мощный торс, могучие лапы и хвост говорили о необычайной силе. Передние конечности со свисающими когтями гость держал плотно прижатыми к туловищу. Харка разглядел даже переливающийся крапчатый узор на его спине. Подошедший зверь держался настороженно, но без страха. Продвигаясь вперёд, он озирался и подёргивал головой, словно птица. Голова его, кроме того, покачивалась вверх-вниз, длинный прямой хвост тоже раскачивался, что усиливало сходство с птицей. Время от времени хищник нагибался и принюхивался. Затем резко поднимал голову и настороженно, по-птичьи, оглядывался. Гигантская бескрылая птица….
Может, он шёл на Харкин запах? Или по его следу?
Шипение стало громче, когда он увидел человека. И Харка почувствовал его затхлый запах, не похожий на запах Духа. Он оскалился, и юноша увидел ряды острых зубов. Теперь хищник смотрел ему прямо в лицо, подёргивая головой вправо и влево – огромные глаза двигались в костистых глазницах.
К Харке вернулся страх – он отчётливо слышал стук своего сердца. Его буквально сжигало желание броситься прочь, сломя голову. Что-то подсказало ему, что эту зверюгу трудно будет уговорить. Но есть ведь защитник….
Огромный могучий Дух болот замер в оцепенение, и только шея его вместе с головой поворачивалась вслед за движениями непрошенного гостя. А тот подошёл совсем близко и двигался теперь очень медленно. Харка видел, как сокращаются мышцы на его боках. Он заметил тонкий узор из полосок на шкуре, складки на шее под нижней челюстью и запекшуюся кровь на когтях передних лап. Если он идёт по следам, то это возможно кровь Дипа.
Дух болот угрожающе зарычал – гость в ответ пронзительно крикнул. Но едва он сделал следующий шаг, стремительно сверху на основание его складчатой шеи ринулась громадная голова с разинутой пастью. Пришелец оторвался от земли, суча конечностями, и, отлетев на границу видимости, рухнул, взметнув грязь. Видимо, у него были сломаны позвонки – он силился, но не мог подняться, голова металась из стороны в сторону, хвост извивался и ломал камыши. Он издавал пронзительные крики, а потом захлебнулся хлынувшей горлом кровью.
Готов, подумал Харка. Но хищник умирал не очень-то быстро. Когда Дух болот, принюхиваясь, наклонил к нему голову, он изогнулся и впился зубами ему в горло. Однако гигантский зверь высвободился рывком – кровь окрасила его шею. Он поднял заднюю лапу и молниеносно, одним движением, шпорой распорол поверженному животному брюхо. Кишки, свёрнутые кольцами, вывалились наружу, словно жирные белые змеи. Окрестность огласили дикие крики подыхающего, а нападавший отвернулся и отошёл, словно схватка ему внезапно наскучила….

Харка весь день искал Дипа, искал выход из болота. Вслед за ним по пятам, хлюпая грязью и сопя, брёл, покачивая головой, его новый друг Тахор – так его Харка назвал. Гордясь этим новым союзом, он мысленно и себя перекрестил - называл «человек, которому повинуются звери». Так он думал, а вслух сказал, обращаясь к попутчику:
- Ты спас меня от страшной смерти. Мы теперь – побратимы.
Харка не знал, как вести себя со зверем. Хорошо, что он идёт за ним следом, а не наоборот. А может, как тигр кабанью семью, он пасёт свою будущую еду? Вот он наклонился к ондатровой куче, понюхал, чихнул и всю разметал.
- Скажи, Тахор, - обратился Харка, - ты пойдёшь со мной в страну людей?
Зверь остановился и наклонил голову набок, прислушиваясь к человеческой речи словно к пению соловья.
- Не хочешь говорить? Или ты не понял моих слов? Давай будем учиться. Это просто: гляди, я – Харка. Ну, скажи: «Харка». Ну!
Утомлённый пристальным взглядом человека, зверь зевнул нервно в голос и прикрыл глаза.
- Эх, ты, побратим!
Харка огорчился непонятливости Тахора. Потом подумал – ничего, со временем научится, если не говорить, то понимать мою речь. От этих мыслей у беглеца поднялось настроение, и он запел. Это была песня о великой дружбе человека и зверя – слова и мотив сложились тут же. В ней ещё было сказано о том, как разум побеждает силу.
Когда он замолчал, тихо стало над болотом – только комары звенели над головой, неустанно шептались камыши и хлюпала грязь, пуская пузыри.
Сумерки подступили - становилось всё темней и темней, и, наконец, болото потонуло в туманной мгле. Прежде, живя в пещере, Харка никогда не оставался в темноте один – жизнь изгоя его научила не бояться мрака, опасаться тех, кто в нём прячется. Без огня и оружия он ощущал себя маленькой бедной зверушкой, годной в добычу любому хищнику.
Туман скрывал звёзды на небе, но напитанный их светом, что-то давал различить. Харка видел исполинскую фигуру Тахора – правда, где-то вверху терялась его голова, но ноги вот они - толстые, тёплые. Юноша присел на ступню животного, привалившись спиной к огромной лапе – ну, что, брат, спокойной ночи! Завтра мы найдём дорогу из болота – да ты-то знаешь, только молчишь. Властелин болот станет властелином земли, а Харка станет властелином людей. Честолюбивые мечты сморили героя.
Тахор стоял, тяжело дыша, не смея переступить ногами – то ли это была его излюбленная поза сна, то ли не решался потревожить человека.
Теперь Харка хотел только одного – вернуться скорей в пещеру. Одиночество стало невыносимым. Однако, проклятый туман! Даже в яркий солнечный день он не видел ничего дальше двадцати шагов. Где лес? Где река? В каком направлении идти?
Он шёл, чавкая грязью, шурша мохом, раздвигая камыш, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Вот перед ним густая крапива – может быть, за ней начинается лес? Напрасно пошёл напролом – только жжение и зуд по всему телу, а за крапивой снова камыш. Потом папоротник, да такой громадный, что накрыл Харку с головой.
Юноша питался корнями рогоз, чёрными и страшно кислыми красными ягодами, птичьими яйцами, на ходу ловил стрекоз. Зверь путешествовал без еды, но брюхо его худело – появились складки, нагоняющие на человека тоску. Что-то будет, когда хищник проголодается. Не растают ли честолюбивые Харкины мечты на его зубах?
Следующей ночью беглецу снились тревожные сны. Раскрытая пасть, обдавая зловонием, раскрывалась над ним, а Харку охватывало какое-то оцепенение – он не мог даже бежать и только кричал от страха. Просыпаясь от крика, он видел огромную морду, обнюхивающую его с любопытством и не замышлявшую ничего худого.

Утром он рассказал свой кошмар Тахору – тот слушал, покачивая головой, и перебирал передними лапами, будто переводил Харкину речь на язык жестов. А вокруг болото булькало грязью, выпуская туман из своих недр.
Сколько шли, ни одной деревяшки – вода, грязь, мох, травы и камыши. Где же засохшие берёзы? Харка ослаб без огня. И ещё угнетала мысль, что идёт он не к краю, а в глубину болот. Он что, никогда отсюда не выберется, станет властелином тростниковых зарослей?
На все Харкины вопросы – где лес? – Тахор молча смотрел, покачивая головой, а то открывал пасть и высовывал язык. Уж не смеётся ли он надо мной, подумывал человек. А иногда зверь урчал, разговаривая сам с собой.
Однажды Харка увидел след, но чей он понять не смог. Присел на корточки и долго вглядывался в содранный мох, запечатлевший очертания.
- Нюхай, Тахор, - он сказал и поманил побратима рукой.
И, о чудо! Зверь, наверное, понял его – согнул свою шею и уткнулся ноздрями к самому следу. В следующее мгновение Харка присел на корточки от испуга на его реакцию – Дух болот вскинул голову, и ужасный рёв заставил содрогнуться окрестности. От возбуждения он притопывал ногами, и от этого танца почва волнами заходила. Потом он сорвался с места и помчался вперёд, опустив морду вниз, принюхиваясь к следу. Вскоре они нашли и того, кто оставил их – это был собрат Тахора, убитый им за посягательство на Харку.
Труп лежал уже не так, как раньше, раздулся, отвратительно пах, а на боку не было кожи и белели рёбра. Облако насекомых клубилось над ним – жужжание, как от доброго пчелиного роя. Тахор немедленно приступил к трапезе, а Харка сидел в стороне, куда не долетал трупный запах. Отвратительно было у него на душе – он убедился, что ходит по болоту кругами.
Берёза, одна засохшая берёза – жаль не видно других. Можно попробовать добыть огонь. Но ум даден человеку для того, чтобы отдыхали руки и ноги. Поразмыслив, Харка решил, что огонь здесь, на болоте, также не уместен, как волк в гнезде глухаря – вокруг сухой мох, старый камыш – так загорит, что некуда будет скрыться. И он оставил затею.
Тахор наелся, повалился на бок, выпятив толстое брюхо и, с удовольствием повозившись в грязи, захрапел, совсем как стрелочник Дул. Мухи теперь ползали и по нему, особенно у закрытой пасти. Харка вынужден был ждать, но Дух болот поднялся не скоро.
Наверное, он уснул, опьянённый сытостью, потому что, когда поднялся, его качало из стороны в сторону – он присел, опираясь на хвост, замотал головой, захлопал глазами, отгоняя то ли видения, то ли назойливых мух.
Харке пришла безумная мысль. Обойдя чудовище, он вскарабкался ему на хвост и на четвереньках по его гребню стал взбираться на хребет. Почувствовав на себе человека, Тахор оглянулся, завернув круто шею, удивлённо посмотрел. Харка присел:
- Я не в пасть. Я здесь посижу.
Тахор рыкнул – ну! ну! – и оторвал хвост от земли. Потом раскачиваясь с боку на бок пошёл. Куда? А, всё равно – Харка не знал, куда надо идти. Он обхватил коленями то место, где у зверя кончалось туловище и начиналась шея, а руками ухватился за гребешки, росшие вдоль позвоночника – заднице от них доставалось. Харка не знал, куда они шли, но двигались гораздо быстрей, чем человеческим шагом.
Обвыкнув, беглец решил поуправлять животным.
- Тахор! Тахор! – кричал он, и когда зверь поворачивал к нему морду, махал рукой в сторону. – Туда! Туда! Говорю тебе, туда! Вот глупая скотина!
Впрочем, к вечеру они научились друг друга понимать. А ночевал Харка на его ступне, опасаясь летающих чудовищ.

Болото, болото, без конца и края, да ещё туман…. Харка сорвал большой водяной лютик с желтым венчиком и пристально рассматривал его. Крупные лепестки цветка, покрытые нежным глянцем, тонкие тычинки, слегка розоватый стебелёк, наверное, привели бы его в восхищение …. прежде, но не сейчас. Водяная крыса ела белый корешок камыша, держа его в передних лапках, и косила на человека лиловые глаза. Целые рои насекомых день и ночь кружились над его головой – иногда казалось, они выпьют всю его кровь. Харка постоянно ощущал какое-то давящее чувство – обладать неограниченной силой и томиться в этом туманной стране. Деятельный дух его мечтал о свободе, о невероятных приключениях верхом на Тахоре. Не только пещера, далёкие страны – горы, степи, леса – влекли его к себе, он задыхался на болоте.
Устав пялиться в туман, выглядывая контуры леса, он укладывал голову на шею Тахора и предавался мечтаниям, как будет рассказывать людям в пещере о своих приключениях. Иному целой жизни не хватит, чтобы увидеть то, что беглец испытал за одно только лето. Шумели камыши, с шипением лопались пузыри и чавкала грязь под ногами животного – Харка мечтал.
Побратим его был падальщиком – он бродил по болоту, отыскивая умерших зверей. Острый нюх помогал ему в этом – безошибочно выводя к гниющей плоти. Если же несколько дней таковой не находилось, он начинал нервничать и бросаться на живых зверей, которых Харка никогда не видел. Это были такие ужасные твари, похожие на ящериц, которые только и могли родиться в тумане болота.
Дни проходили за днями, но кроме болота вокруг не было ничего. Дип считал, что за туманом Долина Вечной Охоты – страна умерших людей. Глупец, как он мог такое подумать? Где он теперь?
Много мучений доставляли насекомые, терзавшие обнажённое тело, и ещё Харка боялся змей, но ему везло.
Однажды небо средь бела дня потемнело над головой. Промчался вихрь, крутя камыши, разрывая туман в клочья. Сверкнула молния, раскаты грома прокатились над окрестностью. Горизонт оголился, Харке поблазнилось – показался далёкий лес, но в этот миг Тахор, вытянув шею и хвост в одну линию, помчался огромными скачками в противоположную сторону.
- Стой! Стой! – напрасно кричал наездник, а потом ощутил в какую он влип опасность. Его мотало и подбрасывало на гребнистой спине мчащегося гиганта. Потом хлынул дождь, и она стала скользкой. Харка понял – если сорвётся, то отстанет и никогда не найдёт своего побратима, а без него на болоте верная смерть. И он держался изо всех сил и молил духов о спасении.
Когда-то гроза доставляла ему наслаждение – она вливала в него силу и бодрость, она отвечала его душевному волнению. Однажды она помогла ему укротить Того, Которого Боятся Все. А теперь может погубить….
Впрочем, гроза скоро ушла, ветер стих, и пелену дождя снова сменил туман.
- Куда ж ты, дурашка, бежал? – попрекал Харка побратима.
День угасал. Туман окрасился в желтый свет. В нём разливалась какая-то грусть, и наступил час покоя. После дождя стали свежее запахи. Вернулся рой насекомых, который уже стал привычным. Надвигался вечерний сумрак. Легкий ветерок ворошил туман – Харке показалось, что воздух пахнет смоковницей. Слёзы потекли по его щекам.
- Мне никогда не уйти с болота, - прошептал он, - никогда.
На следующий день наткнулись на падаль – огромный зверь с длиннющей шеей видимо был сражён ударом молнии. Тахор, наевшись, повалился на бок. Харка улёгся в осоку. Под острыми листьями сновал целый мир насекомых. Большая синяя муха по стеблю ползла, оса раскачивала маленький цветок, бабочки хвастались бархатистыми крылышками, комары сражались с муравьями, а паук плёл сети. Жук-могильщик искал падаль, чтобы отложить свои яички, а к нему уже подкрадывалась жужелица.

Человек, упавший в траву, поднял тревогу среди насекомых – остроконечные носики, маленькие, но крепкие челюсти, присоски и хоботки изготовились к бою. Ну, Харка, берегись! А Харка спал. Далёкий лес, увиденный в грозу, снился ему, как наяву. Снился ему целый мир за болотом – то исполненный гневом, то смиряющийся, то вздымающийся, то укрощающийся, то страшный, то ласковый и всё-таки милый, недоступный ему мир.
Когда Харка открыл глаза, в лицо ему смотрело ужасное чудовище. Он с криком вскочил – но это была безобидная ящерица, слизнувшая синюю муху. А я съем тебя, подумал юноша – поймал и съел. А потом сел и запел – звук его песни напоминал и журчание ручейка, и вой дикого зверя, и жужжание пчелы, и пение птиц…. Это была песня о далёкой родине.
Однажды Харка провалился в трясину. Жидкая грязь по самые плечи, а ноги не чувствуют дна.
- Тахор! Тахор! – кричал юноша.
Исполин повернул к нему свою голову. Харка, отчаянно барахтаясь, погружался в трясину всё глубже и глубже. Вот уже на поверхности остались его судорожно двигающиеся руки и запрокинутая голова. Громко чавкала трясина, поглощая свою жертву.
- Ну, что ты смотришь, помоги!
Тахор резко наклонил свою голову – над Харкой развёрзлась огромная пасть. Тот от страха закрыл глаза: час от часу не легче – под ногами трясина, над головой острые зубы. В следующее мгновение передние лапы чудовища, подхватив человека подмышки, вырвали его из грязи. С громким и смачным вздохом она выпустила свою жертву.
Долго Харка лежал на спине, приходя в себя после пережитого ужаса. Шершавый язык легонько коснулся его лица. Юноша открыл глаза и похлопал побратима между ноздрей.
- На тебя положиться можно – ты настоящий друг.
И снова бегут дни, по-прежнему Харка в плену болот.
Однажды – это было ночью – Харке не спалось. Камышей не было, под ногами был мох, и юноша ходил вокруг отдыхающего Тахора, прислушиваясь к ночным шорохам. Ночной воздух благоухал, напоенный запахами трав. Туман был, но он не клубился – не искажал реальность, а только ограничивал круг видимости.
Но что это? Неподалёку мелькнули зелёные огоньки. Зелёные огоньки! Души предков! Как в ту, первую ночь на болоте. Невыразимое волнение охватило душу. Быть может он сейчас на том самом месте, откуда и начались его скитания в тумане.
Харка благоговейно опустился на колени. О души предков, молился он, простите меня за то, что потревожил ваш покой, выпустите меня отсюда.
О, когда же кончится ночь!
День настал, раздвинув видимость на двадцать шагов. Белые и печальные, похожие на обглоданные скелеты, плыли берёзы, оторванные от земли.
- Тахор! Тахор! За мной!

10

Махайрод давно жил в логове под корнями столетнего дуба. Рядом в норе под его защитой ютилось семейство барсуков. Где-то в кустах квартировалась свита – гиены и шакалы. Добычу саблезубый подстерегал далеко от этой поляны – а здесь отдыхал сытый, наблюдая, как лакомятся желудями барсучата.
Пещерный лев, житель предгорий, мигрировал через лес. Его появление на поляне вызвало беспокойство хозяев – барсуки спрятались в нору, а тигр наоборот, вышел на свет, охлопал хвостом бока и коротко рыкнул – проваливай, пока цел! Гордо поднятая голова, блестящая шерсть говорили о молодости и отваге льва. Тебя не спросили – был ответ. От такой наглости махайрод съёжился, оскалив страшные клыки. Лев приостановился, сердито щурясь, изучая внезапное препятствие на пути. Он пришёл, ему и нападать – ещё мгновение и пещерный лев бросился на махайрода. Рычание и вой слились в один ужаснувший лес рёв.