Марио Пьюзо

Крестный отец


Посвящается Энтони Клиpи


Mario Puzo

The Godfather



Книга I


За всяким большим состоянием кроется преступление.

Бальзак




Глава 1


Америго Бонасера сидел в Третьем отделении уголовного суда города Нью-Йорка, дожидаясь, когда свершится правосудие и возмездие падет на головы обидчиков, которые так жестоко изувечили его дочь и пытались над нею надругаться.

Судья, внушительный, важный, поддернул рукава своей черной мантии, словно бы вознамерясь собственноручно разделаться с двумя юнцами, стоящими перед судейским столом. Тяжелое лицо его застыло в высокомерном презрении. И все же сквозила во всем этом некая фальшь, Америго Бонасера чуял ее нутром, хотя пока еще не мог осмыслить, в чем дело.

– Вы поступили как последние подонки, – резко сказал судья.

Да, думал Америго Бонасера, да, именно. Скоты. Животные. Юнцы – глянцевые шевелюры модно подстрижены, на умытых, гладких мордах постное смирение – покаянно понурили головы.

Судья продолжал:

– Вы вели себя как звери в лесу – ваше счастье, что вам не удалось обесчестить бедную девушку, не то отправил бы я вас за решетку на двадцать лет. – Он выдержал паузу, мазнул лисьим взглядом из-под сурово насупленных бровей по изжелта-бескровному лицу Америго Бонасеры, нагнулся к столу со стопочкой судебных решений. Потом нахмурился еще сильней, пожал плечом, как бы превозмогая естественный гнев перед лицом необходимости, и закончил: – Однако, принимая во внимание ваш возраст, вашу не запятнанную прежде репутацию и доброе имя ваших родителей, а также учитывая, что закон, в неизреченной мудрости своей, не призывает нас к мести, я приговариваю каждого из вас к трем годам тюрьмы. Условно.

Лишь сорокалетняя профессиональная привычка управлять своей мимикой дала силы похоронщику Бонасере скрыть прилив негодования и злобы. Его дочка, юная, хорошенькая, еще лежит в больнице со сломанной челюстью, а этим скотам, этим animales, позволяют гулять на свободе? Значит, перед ним ломали комедию. Он смотрел, как сияющие родители сбились тесной кучкой возле своих ненаглядных чад. Еще бы им не сиять, им есть чему радоваться.

Едкая горечь подступила к горлу Бонасеры, рот за стиснутыми зубами наполнился кислой слюной. Он выдернул из нагрудного кармана полотняный белый платок и прижал к губам. Так и стоял, когда те два молодчика, бесстыжие, наглые, с усмешечкой прошли мимо по проходу и даже не взглянули в его сторону. Он пропустил их без единого звука, только крепче зажал себе рот крахмальным платком.

Следом прошли родители – двое мужчин и две женщины, одних лет с Бонасерой, только одеты как коренные американцы. Эти на него поглядели – сконфуженно, но и с вызовом, с каким-то затаенным торжеством.

Не в силах сдерживаться, Бонасера подался вперед к проходу и хрипло прокричал:

– Вы у меня еще поплачете, не мне одному лить слезы – еще наплачетесь от меня, как я наплакался от ваших деток!

Адвокаты, шедшие следом за своими клиентами, подтолкнули их вперед, юнцы, в стремлении заслонить родителей, отступили назад; в проходе образовалась пробка. Огромный судебный пристав проворно двинулся загородить собою выход из того ряда, где стоял Бонасера. Но это оказалось излишним.

Все эти годы, прожитые в Америке, Бонасера веровал в закон и порядок. Того держался, тем и преуспел. И сейчас, хотя у него мутилось сознание от дикой ненависти, ломило в затылке от желания кинуться, купить оружие, застрелить этих двух мерзавцев, Бонасера повернулся к своей ничего не понимающей жене и объяснил:

– Над нами здесь насмеялись.

Он помолчал и, решившись окончательно, уже не думая, во что ему это обойдется, прибавил:

– За правосудием надо идти на поклон к дону Корлеоне.

В Лос-Анджелесе, среди кричащей роскоши гостиничного люкса, Джонни Фонтейн глушил виски, как самый заурядный обманутый муж. Развалясь на красном диване, он пил прямо из горлышка и, чтобы отбить вкус, сосал талую воду, макая лицо в хрустальное ведерко с кубиками льда. Было четыре часа утра, и его пьяному воображению мерещилось, как он будет расправляться со своей блудной женой, когда она вернется. Если она вообще вернется. Слишком поздно, а то недурно бы звякнуть первой жене, узнать, как поживают его дочки, – звонить друзьям его что-то не тянуло с тех пор, как дела пошли скверно. Было время, когда им лишь польстило бы, вздумай он позвонить в четыре утра, в восторг пришли бы; теперь нос воротят. А ведь подумать только, до чего близко к сердцу принимали невзгоды Джонни Фонтейна самые блестящие кинозвезды Америки, когда он шел в гору. Даже забавно.

Снова припав к бутылке, он услышал наконец, как жена поворачивает ключ в двери, но не отрывался от горлышка, покуда она не вошла в комнату и не стала перед ним. Такая красивая, с ангельским личиком, томными фиалковыми глазами, хрупкая, тоненькая, с точеной фигуркой. Миллионы мужчин во всем мире влюблялись в лицо Марго Эштон. И платили за то, чтоб увидеть его на экране.

– Где шаталась? – спросил Джонни Фонтейн.

– Так, трахалась на стороне, – сказала она.

Она неверно рассчитала, он был не настолько пьян. Перемахнув через журнальный столик, он сгреб ее за ворот платья. Но когда к нему приблизилось вплотную это волшебное лицо, неповторимые глаза, вся его злость иссякла, он размяк. Она насмешливо скривила губы – и опять просчиталась: Джонни занес кулак.

– Только не по лицу, Джонни, – взвизгнула она, – я же снимаюсь!

И все это сквозь смех.

Удар пришелся ей в солнечное сплетение; она упала. Он навалился сверху, и она задохнулась, обдавая ему лицо своим сладостным дыханием. Он осыпал тумаками ее плечи, бока, загорелые шелковистые бедра. Тузил ее, как когда-то давно, уличным сорвиголовой, дубасил нахальных сопляков в «адской кухне» трущобного Нью-Йорка. Больно, зато без серьезных увечий вроде выбитых зубов или сломанной переносицы.

И все же он бил ее вполсилы. Не мог иначе. И она открыто куражилась над ним. Распластанная на полу, так что парчовое платье задралось выше пояса, она хихикала, поддразнивая его:

– Ну, давай, Джонни, иди ко мне. Вставляй ключ в скважину, тебе ведь только того и надо.

Джонни Фонтейн встал. Убить ее мало, эту тварь, неуязвимую за броней своей красоты. Марго перекатилась на живот, упругим прыжком вскочила на ноги и, пританцовывая, кривляясь как девчонка, пропела:

– А вот и не больно, вот и не больно.

Потом серьезно, с печалью в обольстительных глазах, прибавила:

– Балда несчастная, весь живот отдавил, прямо как маленький. Эх, Джонни, век тебе оставаться слюнявым теленком, ты и в любви-то смыслишь не больше малолетка. До сих пор воображаешь, будто женщины с мужчинами и впрямь занимаются тем, про что ты мурлыкал в своих песенках. – Она покачала головой. – Бедненький. Ну, будь здоров, Джонни.

Она вышла в спальню, и он услышал, как щелкнул замок.

Джонни сел на пол и закрыл лицо руками. От обиды, от унижения его охватило отчаяние. Но недаром он был выкормыш нью-йоркских трущоб, старая закваска, которая помогла ему когда-то выжить в дремучих джунглях Голливуда, заставила его теперь снять трубку и вызвать такси, чтобы ехать в аэропорт. Один человек еще мог его спасти. Нужно было лететь в Нью-Йорк. К этому человеку – единственному, у кого он найдет силу и мудрость, которых ему сейчас так недостает, и любовь, которой еще можно довериться. К его крестному отцу, дону Корлеоне.

Пекарь Назорин, кругленький и румяный, как его пышные итальянские хлебы, все еще припудренный мукой, обвел грозным взглядом свою жену, дочь Катарину, засидевшуюся в невестах, и Энцо, работника своей пекарни. Энцо успел переодеться в форму военнопленного, не забыв нарукавной повязки с зелеными буквами ВП, и стоял теперь, маялся, боясь опоздать к вечерней поверке на Губернаторов остров. Подобно тысячам пленных итальянцев, которых каждый день отпускали под честное слово на работу к хозяевам-американцам, он жил в вечном страхе, как бы не лишиться этой поблажки. И потому нехитрый фарс, который разыгрывался сейчас, был для него делом серьезным.

– Семью мою вздумал опозорить? – прорычал Назорин. – Подарочек подкинуть на память моей дочке? Поскольку войне конец и Америка, нетрудно сообразить, даст тебе под зад коленом, чтобы мотал восвояси на Сицилию блох считать в деревне, – так, что ли?

Энцо, коротконогий крепыш, прижал руку к сердцу, чуть не плача, но все же не теряя головы:

– Padrone, клянусь Святой Девой, не отвечал я злом на вашу доброту. Я люблю вашу дочь, но со всем моим уважением. И со всем уважением вас прошу, отдайте ее за меня. Я не имею права просить, это верно, но, если меня отошлют в Италию, мне уж в Америке не бывать. И я никогда не смогу жениться на Катарине.

Жена Назорина, Филомена, не стала тратить слов понапрасну.

– Брось дурить, – обратилась она к толстяку мужу. – Тебе известно, что надо делать. Не отпускай Энцо никуда, отправь на Лонг-Айленд к нашей родне, пусть укроют его покуда.

Катарина плакала навзрыд. Уже дебелая, с пробивающимися усиками, она не могла похвастать красотой. Где еще она добудет себе в мужья такого видного парня, как Энцо? Кто другой будет трогать ее за потаенные места так бережно и любовно?

– Вот уеду жить в Италию, будете знать! – крикнула она отцу. – Не оставите Энцо – сама с ним сбегу!

Назорин скосил на нее хитрющие глазки. Лихая штучка эта его дочечка. Видел он, как она норовит прижаться к Энцо сдобным крупом, когда работнику нужно протиснуться за ее спиной к прилавку и выложить в корзины горячие, прямо из печи, батоны. Пора принимать меры, не то – Назорин позволил себе отпустить мысленно скабрезность, – не то этот мошенник протиснется к ней в печь со своим горячим батоном. Надо оставить Энцо в Америке, добыть ему американское гражданство. И есть лишь один человек, который может обстряпать такое дельце. Крестный отец. Дон Корлеоне.

Каждый из этих троих людей и еще многие другие получили тисненное золотом приглашение пожаловать в последнюю субботу августа 1945 года на свадьбу мисс Констанции Корлеоне. Отец невесты, дон Вито Корлеоне, никогда не забывал своих старых друзей и соседей, хотя сам обитал теперь в огромном особняке на Лонг-Айленде. Туда и соберутся гости, и, уж конечно, веселье затянется на целый день. То-то будет потом что вспомнить! Война с Японией как раз закончилась, и гложущий страх за сыновей, ушедших на фронт, уже не омрачит людям этот праздник. А свадьба – самый подходящий повод дать волю своей радости.

И вот, когда настало это субботнее утро, из города Нью-Йорка потоком хлынули друзья дона Корлеоне, дабы почтить своим присутствием его семейное торжество. Каждый вез с собою свадебный подарок: плотный конверт, туго набитый банкнотами; чеков не было. Визитная карточка, вложенная в конверт, удостоверяла личность дарителя и меру его уважения к дону Корлеоне. Уважения, поистине заслуженного.

Дон Вито Корлеоне был человеком, к которому обращался за помощью всякий, и никому не случалось уходить от него ни с чем. Он не давал пустых обещаний, не прибегал к жалким отговоркам, что в мире-де есть силы, более могущественные, чем он, – что у него связаны руки. При этом вовсе не обязательно, чтобы он числился у вас в друзьях, неважно даже, если вам нечем было отблагодарить его за помощь. Одно лишь требовалось. Чтобы вы, вы сами объявили себя его другом. И тогда, как бы ни был сир и убог проситель, дон Корлеоне относился к его невзгодам как к своим собственным. И уже не было таких преград, чтобы помешали ему поправить беду. А что за это? Дружба, почетное звание «дон» и изредка – родственно-теплое обращение «Крестный отец». Ну, еще разве что какое-то скромное подношение: бутыль домашнего вина, корзина сдобных, наперченных коржей taralles, испеченных специально к его рождественскому столу, – единственно в знак почтения, никоим образом не в виде материальной компенсации. Разумеется, как того требовала простая вежливость, не обходилось без заверений, что вы – его должник и он вправе в любое время рассчитывать на ответную посильную услугу.

Сейчас, в этот знаменательный день – день свадьбы его дочери, – дон Вито Корлеоне стоял в дверях своего приморского особняка на Лонг-Айленде, встречая гостей; всяк из них был хорошо ему знаком, всякий пользовался его доверием. Не один был обязан дону своим житейским благополучием и на этом домашнем празднестве без стеснения называл его «Крестный отец». Здесь все были свои, даже те, кто обслуживал торжество. За стойкой бара занял место старый товарищ, чей свадебный дар составляло не только все, что подавалось из спиртного, но также и собственные профессиональные услуги. Роль официантов исполняли друзья хозяйских сыновей. Угощение, расставленное по столам в саду, готовили супруга дона Корлеоне и ее приятельницы, невестины подружки развесили по громадному парку яркие гирлянды украшений.

Спустя 17 лет что-то пошло не так

https://pp.vk.me/c636024/v636024452/...lN4B_WvHbc.jpg

https://pp.vk.me/c636024/v636024586/...wuUt3Sw6iU.jpg

Ордынское быдло во всей красе

Оно не только блеет на форумах, но и воюет со зданиями. Стёкла выбивает.
Флаги над входом срывает и сжигает. Здания сдачи не дают.

Очередное нападение нацистов на культцентр Украины в Москве.

Правоохранители ничего не заметили.



https://imagecdn1.luxnet.ua/tv24/res...g?201611021457

https://www.rbc.ua/static/ckef/img/J5Thjx8vfvI.jpg

Ойинеговоритя! - развелось его! Майдан устроили в Киеве, с факелами вона чё по улицам маршировали, потом людей в Одессе пожгли, Донбасс обстреливают, даже к у Трампа замечены, американцы сокрушаются... И везде исключительно оно - ордынское быдло. Арийским высокодуховным украинцам - белым и пушистым - прям страшно жить!

А кто здесь сомневался в твоём одобрям -се?

Путиноидной премии достоин

https://pp.vk.me/c636620/v636620177/...BGA078SPfU.jpg

Шоу продолжается. Вот Ковтуну вашему регулярно репу чистят, а он всё на российских каналах толчётся. Значит, денежку хорошую за материальный ущерб получает. Поляку видать завидно стало.

Ленка-извращенка. )))

https://pp.vk.me/c636620/v636620353/...rL2_r7iMaw.jpg

После прочтения осталось впечатление, что с языка у парня так и сочится то, что он так усердно слизал...

Игорь Яковенко: К ВОПРОСУ О МОРДОБОЕ В ЭФИРЕ

Россия – больная страна. Многими болезнями одновременно. Одна из главных и наиболее тяжелых – российское телевидение. То, что эта болезнь заразная, дошло, наконец, до европейцев, и они начали принимать какие-то меры против распространения эпидемии. Меры явно запоздалые и недостаточные, но это тема отдельного разговора.

Для России важно, что эта болезнь, телевидение, развивается по своим собственным законам, внутри своей собственной логики. Она уже вполне автономна и во многом определяет то, что происходит в других сферах российской жизни.

Именно эта внутренняя логика развития болезни под названием «российское телевидение» привела к тому, что вербальная агрессия достигнув потолка, превратилась в агрессию физическую и на ток-шоу стали достаточно регулярно бить физиономии оппонентам. Причем, пока исключительно иностранцам. С наибольшей частотой получает по лицу украинский эксперт Вячеслав Ковтун. На телеканале «Звезда» его дважды ударил пресс-секретарь «Комитета спасения Украины» Юрий Кот. Ударил просто потому, что явно давно хотел это сделать, кулаки чесались. На Первом канале в программе «Время покажет» Ковтуна били в гримерной. В эфире это не показали, но ведущий Артем Шейнин с удовольствием рассказал об этом после перерыва, заявив, что причиной избиения стало то, что происходит в Украине.

Насилие в отношении польского журналиста Томаша Мацейчука в студии программы «Право голоса» на ТВЦ было коллективным, и старт ему дал ведущий Роман Бабаян. Разговор, естественно, шел о том, как плохи дела в Украине. Томаш Мацейчук возразил, что в России дела тоже не очень, и в качестве доказательства сообщил, что Румыния по уровню зарплат в среднем обошла Россию. В ответ политолог Сергей Михеев, чья профессиональная патриотическая истерика звучит, не умолкая в эфире всех телеканалов, зовопил, что поляки и украинцы готовы все продать за деньги, а для русских деньги не главное.

В ответ Томаш Мацейчук сообщил, что украинцы не хотят жить в говне как россияне. Ведущий Роман Бабаян подскочил к польскому журналисту, попросил повторить то, что тот сказал и, не дождавшись ответа, швырнул в лицо Мацейчука бумаги. Это стало сигналом и на поляка скопом бросились «политологи». Сергей Михеев, довольно неуклюже изображая из себя «приблатненного», хватал Мацейчука за лацканы пиджака и, угрожающе выпятив нижнюю челюсть, шипел ему в лицо: «Только дернись!». «Политолог» Сергей Марков стоял за спиной Михеева и бубнил одно и то же в адрес поляка: «Пошел отсюда!». Наконец, когда Мацейчука уже потащили к выходу, из-за спин коллег мужественно выскочил беглый депутат Рады прошлых созывов Игорь Марков и, ударив польского журналиста в лицо, снова отважно спрятался за спины российских «экспертов».

Восклицать «доколе!» и разбирать персоналии российских обитателей ток-шоу дело нужное, но довольно унылое. Поэтому здесь остановлюсь на иных аспектах данного явления.

Первое. Мордобой в эфире – это преступление, которое почему-то таковым не воспринимается. То, что происходит в телевизоре, это вроде, не по-настоящему. Это как кино. Актеров же не привлекают к ответственности за драки во время фильма. Участники ток-шоу воспринимаются как те же актеры. Хотя переход «от слов к делу» в ходе политических дискуссий в качестве модели правильного поведения будет с удовольствием воспринят населениям, и с успехом будет практиковаться в повседневной жизни.

Статья 116 УК РФ называется «Побои». Там есть квалифицирующий признак: «по мотивам политической, идеологической ненависти или вражды». Срок – до двух лет. Правда, это если было нанесено больше одного удара. Так что Юрий Кот, который дважды ударил в лицо Вячеслава Ковтуна, вполне подпадает под эту статью. Для Игоря Маркова, смело ударившего польского журналиста всего один раз из-за спин тащивших того к выходу «политологов» предусмотрена статья УК РФ за номером 213 «Хулиганство».

Это к тому, что при всей автономности российского телевидения, вопрос о неподсудности обитателей эфира пока еще законодательно не решен. А значит, надо возбуждать против эфирных мордобойцев уголовные дела, делать их предельно публичными, в идеале настолько же публичными, насколько публичным был сам телевизионный мордобой.

Второй важный аспект – это бойкот тех шоу, где произошел мордобой и тех ведущих, которые его допустили или спровоцировали. Разговор о полном бойкоте российских ток-шоу ведется давно и аргументы с обеих сторон в процессе дискуссии отшлифованы до блеска, так что продолжать друг друга убеждать бесполезно. Но вот приходить на политические дебаты с целью получить по лицу это уже какое-то извращение. Разве что у кого-то из оппозиционеров есть желание повысить свою известность, вспомнив молодость и продемонстрировав свою физическую форму. Но лучше все-таки полный бойкот. Пусть все эти михеевы, марковы, шейнины, норкины и бабаяны вопят и устраивают истерики в отсутствии оппонентов, то есть в пустоту. Кстати, неплохой может получиться эксперимент: узнаем, что произойдет с носителями профессиональной политической ненависти, если объекты, на которые они привыкли ее изливать, исчезнут из студии. Результат вполне может быть неожиданным.

https://pp.vk.me/c837333/v837333495/...JOGI_YG3sw.jpg

Алисонька, а мордобой в Верховной Раде, помещение людей в мусорные контейнеры, расстрел населённых пунктов, нападение на "Беркут", свержение законной власти, таскание прокуроров за галстуки и т.д. и т.п. это какие статьи? Или ты только УК РФ вызубрила?

Правильно, овца. Главное, мекай "одобрям-с", даже когда с тебя начнут сдирать шкуру. Помрёшь путриоткой.

Горишний, тебе-то этот самый режим с какого бока жмёт?

Алисонька, а тебе все российские проблемы с какого?))

Детка, моё мнение о себе от оценок сетевых анонимов не меняется, а уж кем я помру это нам с Господом Богом обсуждать, никак не с тобой)

Не вздрагивай, овца. Продолжай спокойно мнить.

Алиска! Как там твой любимый, психиатр? Не скучает?
Оу, привет, дружище! :pr:

КРАСОЧНО и ПАТРИОТИЧНО!

http://img15.nnm.me/0/4/7/d/b/eae96c...8ff73922b0.jpg

http://otveti1.ru/uploads/2016-03/14...veta-flaga.jpg

Тужься, Ленка, тужься. )) Это в Москве, тётенька.

https://donpress.com/files/styles/m_...?itok=4HAcUHg3

http://proxy11.media.online.ua/video...480x360_02.jpg

И это в стране, где фамилия президента сама за себя говорит - Парашенко)) НЕ зря при переговорах за дверь выставляют.
А вот в Израиле место Путина совсем другое) Учти, чудо анонимное, еврейская нация самая дальновидная))

http://www.dialog.ua/images/news/287...6e1b07cd43.jpg

А, это тот самый Джигурда, который больше всех орал на Майдане. Так у него нет московской прописки. Он гражданин Украины. Заберите этого психа себе. Вам вместе будет веселей скакать.

Не надо завидовать. Тебе до Навки никогда не подняться. Сиди себе тихонечко в дурдоме, собирай картинки в сети, пока психиатр разрешает пользоваться своим компьютером.

Не, ну ты кретин. Посмотри на их одежду, урод. На звезду посмотри.
Спроси у Яндекса, ЧТО она обозначает.

Наверняка ведь и номер не посмотрела внимательно и фильма "Жизнь прекрасна" не смотрела, на тему которого сделан номер...

В шоу «Ледниковый период» на Первом канале за 10 лет были показаны немало номеров, посвященных Второй Мировой войне. Но недавнее выступление Татьяны Навки и Андрея Бурковского в образах героев фильма «Жизнь прекрасна» — узников Освенцима — вызвало неоднозначную реакцию. И хотя тема эфира изначально была посвящена западному кинематографу и поклонники пары высоко оценили драматургию номера, в западных СМИ неожиданно появились негативные отзывы.

Напомним, что в основу культового фильма Роберто Бениньи легла история узника Освенцима, который попал в лагерь смерти со своим сыном и сделал все для того, что малыш поверил в то, что весь ужас, происходящий вокруг — это всего лишь игра. Фильм в свое время стал сенсацией, был отмечен большим призом жюри на Каннском кинофестивале и получил три премии «Оскар», в том числе в номинации «Лучший фильм на иностранном языке».

Накануне эфира программы Навка обратилась к поклонникам шоу «Ледниковый период»: «Посмотрите обязательно! Один из моих любимых номеров! По мотивам одного из моих любимых фильмов «Жизнь прекрасна»! Покажите этот фильм своим детям, обязательно… Наши дети должны знать и помнить о том страшном времени, которого надеюсь, даст Бог, они никогда не узнают!»

Навка и Бурковский воплотили на льду сюжет этой знаменитой картины под музыку композитора Николы Пьовани, которая звучала в ленте. Те, кто видел «Жизнь прекрасна», оценили задумку фигуристов, тренера и хореографов. Члены жюри, которые выставили максимальные оценки, признавались, что это был, пожалуй, один из самых ярких и эмоциональных номеров за всю историю проекта. А для того, чтобы понять смысл этого выступления, нужно все же посмотреть выдающуюся драму Роберто Бениньи.

Информация взята из – http://7days.ru/entertainment/cinema...#ixzz4RKI7SIgL

Есть вещи, не подходящие для шоу, как есть и те, кто этого не понимает.
Объяснять что-либо бессмысленно. Некоторые и на могилах устраивают пьянки и танцы.

\ Кроме вечного одобрям-са ангелов, есть и другие мнения. И я их разделяю.

http://cs638016.vk.me/v638016642/131d0/-8Bn4nl18zQ.jpg

Вся литература, весь кинематограф, балет, опера - это пляски на костях, как ты выразилась. Посредством танца, песни можно донести мысль и переживание до человека точно так же, как если бы ты показывал ему кадры кинохроники. Только тем, кто в кастрюле этого видимо не понять.
А комментарии некоторых твоих единомышленников только иллюстрация к сказанному. Кастрюля - она и в Африке кастрюля.

Вы правы - это дико. Осталось провести соревнование на тему: "Открою двери душегубки, только, чур - ты первый".

Юрик, ты занимаешься интерпретацией, а точнее - диффамацией.

Если ты такой поборник нравественности, то объясни, пожалуйста, что это за дикость такая:

https://www.lj-top.ru/proxyimage/htt...8_original.jpg