Светлой памяти Ильи Рубинштейна
 

25 марта 2020-го года наш мир покинул поэт, режиссёр, сценарист, человек Илья Рубинштейн.



https://felisov.ru/wp-content/upload...horoshaya2.jpg

В ФБ 26 марта в 13.18 Инна Труфанова написала :

"Среди наших совместных работ с Ильей есть песня, которая была ему особенно дорога. Это "Подражание Окуджаве". Недавно, будучи уже тяжело больным, Илюша позвонил мне: "Пообещай, что споёшь её на моих похоронах".
Всё, что сейчас в моих силах - это спеть её здесь, в надежде, что пространство подхватит, а Илья услышит…"

2004 год. Художественный фильм "Папа".

Режиссёр Владимир Машков
Сценарист Илья Рубинштейн

В 2011 году я работала над темой о поэзии Ильи.

Некоторые материалы из неё.

Поэзия Ильи Рубинштейна -это честная Поэзия. Без надрывного пафоса, надуманных красивостей и надоедливой мишуры. Она похожа на открытый взгляд в упор, который, раз увидев, уже не забыть. Ей присущ привкус тонкой самоиронии и отменное послевкусие.

Стихи Ильи притягивают, как магнит. В них - прозрачность красок, безукоризненно чистый рисунок.

Это то, что называется Красота, перед которой замираешь, онемев. Нет, это не красота общепринятых канонов. Это та Красота, которую Мастер может сотворить из... Да, именно так: из безобразия. Безобразие говорит само за себя. Это - то, что без образа: оно, пока ещё, не обладает образом.

И вот образ начинает проявляться. Так из алмаза при огранке творится бриллиант. Он, в отличие от имитаций, не пропускает свет "насквозь", создавая сильные блеск и "игру".

Безобразие обретает лик, превращаясь в Красоту.

В стихах Ильи угадывается мощный волевой заряд. Он подчиняет себе читателя и уводит за собой. Чем больше углубляешься в его творчество, тем острее осознаёшь, что из Тайны мы вышли и в Тайну возвращаемся. У своих читателей Илья умеет вызвать что-то вроде интеллектуального и морального фермента, с помощью которого авторское видение мира оживляется и поддерживается читательским воображением. Так достигается понимание.

И, конечно, стихи Ильи...

Кишинёвский вальс

Игорю Цырульникову


Тот же поезд – «Москва-Кишинёв»,
Но теперь две таможни по ходу.
Проклиная себя и погоду,
Я в загранку к тебе. На денёк.

Пусть дорога туда и в обрат
не денёк, а по времени – втрое.
Пусть записаны мы не в герои,
Но ведь были Кабул и Герат…

Приказала империя жить.
очень долго. Живем. Кто как может.
И горбим на пропой для таможен,
чтоб таможням не шибко тужить…

Я к тебе в Кишинёв на денёк,
А не сдюжили б «двойкой» в Афгане,
То не знал бы тебя я с ногами
в Кандагаре. А после – без ног…

Две таможни, как есть – за спиной
(Кишинёв – не краюха планеты)
И в каталке навстречу ко мне ты,
Я навстречу - тебе. На одной.

По второй за кого – не вопрос,
на который ответить не сложно…
Три ноги за империю – можно.
Плюс две жизни, что наперекос.

Апрель

Рассыпал апрель зеркала по асфальту,
И нотками вальса стучится капель
О деку озябшего старого альта,
которому снятся Карибы и Мальта,
иль, может, Вивальди, Шопен и Равель…

Влюбленных рассыпал апрель по бульварам,
Звенит с мостовой им трамвай-менестрель…
А альт это – я. Пусть не старый. Но старый
для песен, надежд да сеструхи-гитары,
И всё ж загадаю любовь на апрель…

Ересь

Юре Шутову


Все мы встретимся – я уверен –
За последнею той чертой,
И воздастся нам не по вере,
А за пущенных на постой

в дом, что кто-то зовет душою,
Ну а кто-то… не важно как…
И с погрешностью небольшою
Мне итог подобьют в грехах…

Но надеюсь, что расселённые
по душе моей – враг и брат –
Приподняв стопарьки зелёные
Отопьют мя от адских врат…

Спит Ордынка, кемарит Сретенка,
Не кричите во след: «Постой!»,
Потому что уверен – встретимся
За последней за той чертой…

На гитарку ноль семь поставим
И рюмахи же на неё,
И апостолы Петр и Павел
Перекрестятся: "Ё-моё!"...

Он же тихо так, из-за двери,
"Мол, по сотке готов и я."...
Все мы встретимся – я уверен –
За границею бытия…

Ностальгический этюд

А. Немировскому


Ты во Фриско, я же всё в Москве,
Скоро будет ровно четверть века –
Ноль для вечности. Ну а для человека -
Нет и есть вдруг снег на голове.

Правда, седина, она, увы,
Не про нас с тобой, но я не гордый –
Лысиной своею из Москвы
Освещаю путь твой забугорный…

Да и ты своею светишь мне,
Светишь тоже, в общем-то, для дела –
Чтобы легче истину в кине
Мне топить. Топлю. А что же делать?

Мамы - в мини. Наши. Пьют вино.
Крым. Семидесятый. Козырь – вини.
Всё бы переснял. И чтоб в помине
Ни Америки, ни этого кино…

Салют

Салют – это много сигнальных ракет,
На смерть подымавших, на жизнь, на бесславье,
Салют – это дед мой, бердичевский дед,
К своей не вернувшийся свет-Ярославне…

И пусть Ярославна Ревекой звалась,
И дед мой не Игорем был, а Исаем…
В салют небесам не отплакаться всласть –
Им плакать века над сиреневым маем…

Не кадышем дед был под Курском отпет –
Три выстрела наспех, со всеми на равных…
Салют – это много сигнальных ракет,
А может быть – звезд. Или слёз Ярославны.

Поэзия, груши и Ты

(июльские тезисы в интерьере крымской веранды)


Поверь мне, родная, что всё не так:
Поэтов нету на этом свете –
Лишь только Ты есть. И я. И в такт
играющий форткой залётный ветер…

Поверь мне, родная, есть только плоть
от плоти – Ты. И вот эти груши.
А мы - не поэты, поэт - Господь,
Вдыхающий строчки в хромые души…