Волки
Андрей лежал, любовался звездным небом, северным сиянием, не замечая колючего пощипывания щек, замерзших пальцев на руках в шерстяных рукавицах и холода, подобравшегося к ступням, в ботинках. Он прикрыл веки, но небесная картинка, каким-то чудом запечатлевшись, продолжала стоять перед глазами. Луна выделялась ярким пятном, дорожка всполохов продолжала играть и менять краски и, мириады звезд… Тихо…
Андрей услышал звук шагов. Даже не шагов, не было характерного хруста снега, но что-то, несомненно, живое передвигалось где-то рядом. Он приподнял голову и страх, словно разрядом тока, молнией поразил все тело.
На опушке поляны, отчетливо виднелись несколько пар светящихся глаз.
- Что это. Волки?.. Показалось?..
Он вновь приподнял голову, и ясно увидел в лунном свете четырех волков. Ужас парализовал его. Сердце бешено забилось в груди, болью запульсировало в висках, и где-то глубоко в животе. В солнечном сплетении, под ложечкой, отвратительно защемило и задергалось. Перед глазами все стало куда-то уплывать. Он попытался встать, но руки и тело не слушались, словно были чужими, какими-то ватными. От охватившего ужаса, Андрей закричал, но вместо крика, из горла вырвалось шипение. Кожа судорожно стянулась, сделалась гусиной, на шее и затылке, казалось, вот-вот лопнет от напряжения.
- Волки… Не может быть… Откуда… Нет, это песцы.
Андрей приподнял голову. Волки оставались на месте, на опушке поляны. Перед глазами предстала картина – он лежит, волки, еще теплое тело, рвут на части, терзают…
Голова пошла кругом. Не возможно было остановить взгляд, зацепиться, за что ни будь. В груди стало горячо. Он снова попытался встать, но с трудом, удалось лишь только сесть. Глаза непроизвольно устремились в сторону волков. Отвести взгляд от завораживающего, зловещего блеска, казалось, было не возможно.
- Волки… Откуда… Не может быть… Так… Тихо. Тихо. Что делать… Ружья нет. Нужно развести костер… Большой.
Ноги не слушались, подкашивались, встать в полный рост, Андрею не удавалось.
- Газеты… Нужно зажечь газеты.
Андрей, скинув рукавицы, лихорадочно достал газеты из внутреннего кармана куртки. Негнущимися пальцами пытался зажечь спички. Они не зажигались и выпадали из трясущихся, не послушных пальцев. Наконец ему удалось зажечь спичку и поднести к скомканной газете. Бумага не охотно загорелась, испуская едкий дым.
- Так… Что делать. Что же делать… У меня ведь есть нож…
Андрей подкинул вверх, в сторону волчьей стаи, догорающую газету, нащупал рукоять ножа, и извлек из ножен. Клинок, отполированный до зеркального состояния, в лунном свете, горел не менее зловеще, чем волчьи глаза. Стая, по-прежнему, оставалась на месте. Несколько мгновений, подаренных подростку волчьей осторожностью, потихоньку приводили его в чувства. Рукоять ножа, плотно, до боли в пальцах, сжатая рукой, придавала пусть и слабую, но единственную надежду. Андрей поднял клинок над головой, и покрутил им, отражая лунный свет, как бы показывая волчьей стае, что он не слабая добыча, и у него есть грозное оружие. Оставшиеся газеты, вместе с рукавицами, судорожно запихал в карман куртки и, поднявшись в полный рост, примерно определил:
– До волков, метров пятьдесят. Близко.
Предательский страх, очередной волной, схватил за горло, заставил сердце биться в удвоенном ритме. Страх, мешал повернуться спиной к волчьей стае и продолжить путь. Андрей попятился назад, выставив руку с клинком вперед. Пройдя метров тридцать, заметил – стая двинулась за ним. Страх не отпускал. Он ворвался без спроса, без предупреждения и теперь, завладев телом подростка, не спешил его покидать. Андрей продолжал пятиться на зад и, наступив на валежину, не удержался и упал навзничь.
- Конец. Пронеслось в мозгу.
Приподняв голову, увидел – волки остановились в нескольких метрах от пепла и остатков сгоревшей газеты, втягивая воздух ноздрями, не решались идти дальше. Рукой стал искать в снегу посох и почувствовал резкую боль в пальцах. Руки были без рукавиц, и разгибание суставов, скованных морозом, вызывало нестерпимую боль. Негнущимися пальцами, достал из кармана куртки рукавицы и, надев, стал отогревать их дыханием.
- Посох. Я оставил его там… Это ведь тоже оружие…
Резко поднявшись в полный рост, Андрей повернулся спиной к волкам и побежал. Страх, гнал его вперед, по глубокому снегу, заставляя постоянно оглядываться, и не чувствуя боли от хлещущих по лицу мерзлых веток деревьев, крепко сжимать рукой холодную рукоять охотничьего ножа. Падал, вставал и снова бежал. Ему удалось пробежать минут двадцать. Корчась от кашля и задыхаясь от морозного воздуха, от бега и сумасшедшего сердцебиения, сотрясавшего все тело, в полном изнеможении остановился и прижался спиной к дереву. Рука с ножом безвольно повисла, сил поднять ее не было. Все тело стало мокрым от пота. Футболка под свитером прилипла между лопаток. Волосы под лыжной шапочкой промокли и слиплись, пот струйками стекал по лицу.
- Так… Тихо. Спокойно. Спокойно… Бежать нельзя… От них не убежишь… Надо просто спокойно, быстро идти.
Волки сократили дистанцию и остановились метрах в сорока.
- Нельзя показать что ослаб. Тогда конец.
Страх вновь ударил по подростку, словно испытывая его на прочность, спазмами сдавливал горло, под ложечкой щемило, пульсировало, становилось горячо, словно страх, поселился именно там.
- Все… Хорош... Спокойно. Спокойно… Успокойся, я сказал… Успокойся, скотина. Сволочь.
Левой рукой, со всей силы ударил себя по щеке. Застывший снег на шерстяной рукавице, словно сотнями иголок, больно обжег щеку.
- Все… Спокойно… Страх… Нельзя показывать свой страх. Нельзя показывать свою слабость. Нужно шуметь, кричать, стучать по деревьям… Посох потерял, нечем стучать. Нужно сделать посох…
Осмотревшись по сторонам, заметил подходящее деревце. В пол оборота, следя за волчьей стаей, подошел и, не выпуская нож из руки, обхватил и торопливо сломал его. Страх подгонял. Резкими ударами ножа, отбил ветки и через колено, обломил вершину. Ногами разгреб снежный холмик и, усевшись на ствол поваленного дерева, не выпуская из виду волчью стаю, стараясь не смотреть им в глаза, поставил посох вертикально, тонким концом в низ, и ударами ножа, стал его заострять. Толстое, тяжелое лезвие звенело, отскакивало от замороженного дерева, создавая громкое, повторяющееся эхо, но все же, сталь делала свое дело, и вскоре пика была готова.
- Если сильно, резко ткнуть – войдет глубоко. Пронеслось в голове.
Воткнув посох в снег и, всунув лезвие ножа под куртку между пуговиц, оставив рукоять снаружи, что бы в любой момент можно было его выхватить, достал газету, скомкал и поджег. Бросив ее на снег, стал поджигать спички, и пока разгорались их головки, разбрасывать в разные стороны. Надев рукавицы, вытащил нож и, взявшись за посох, поминутно оглядываясь, пошел прочь. Проходя мимо высокой сосны, ударил по ней посохом. Раздался глухой звук, кора надежно укрывала ствол. Страх, громким эхом, отозвался в мозгу…
Поминутно оглядываясь, Андрей шел уже больше часа. Волки постепенно сокращали дистанцию. Оглянувшись в очередной раз, увидел – один волк оторвался от стаи. Он был впереди остальных, и метрах в двадцати от Андрея.
- Вожак. Очередная волна ужаса, заставила подростка резко повернуться и, выставив вперед посох-пику и нож, закричать, пронзительно, громко. Волк остановился, сел. Постояв несколько секунд, Андрей, словно в забытьи, оглядываясь, пошел дальше. Шел, стучал посохом по деревьям и оглядывался. Оглядывался, боясь встретиться с волчьими глазами.
Страх – это все с чем шел Андрей. От страха, в голове не было ни одной мысли. Страх сковывал движения, парализовывал волю. Страх периодически, волнообразно, переходил в ужас, повергая подростка в панический страх, от которого хотелось кричать, плакать, зарыться глубоко в снег, закрыть глаза, уши и не дышать…
- Вожак. Он нападет первым. Следить нужно за ним. И пикой его… Если ранить не сильно – будет плохо. Бить нужно в шею, наверняка. И ножом…
Остальные не нападут. У волков так…
Не к месту вспомнился случай. Анатолий Михайлович, первый раз взял с собой Саньку, Андрея и еще одного школьного товарища на охоту. Дело было осенью, в период массовой миграции гуся. Первые стада диких оленей, тоже уходили на юг. Погода испортилась, и гусь не пошел. Охотники, предложили юнцам добыть зверя.
Стадо нашли быстро, определили слабого, прихрамывающего рогача*, и Андрей, прицелившись в голову, чуть ниже уха, выстрелил. Рогач упал на передние ноги и завалился на бок. Подбежав к оленю, Андрей увидел, что он еще живой. Пытаясь поднять голову, зверь огромными, бездонными глазами, удивленно смотрел на подростка, и словно осознав, что произошло, глаза его повлажнели, и в уголках появились слезы. Выстрел был не точным. Андрею сдавило горло, с трудом сдерживая слезы, он медленно отвернулся и подошел к товарищам.
- Я не могу…
- Чего? Не понял Санька.
- Он живой. Его нужно добить. Я, не могу…
Санька подошел к оленю, вытащил нож, и одним ударом, прикончил зверя.
- Так нельзя. Укоризненно произнес Санька.
- Я знаю.
- Зверь мучается, его нужно добить.
- Я знаю. Он плакал. Я не смог.
- Не надо было смотреть в глаза…
- Вот скажи, зачем я его убил?
- Ну, так, это же мясо…
- Нам что, жрать нечего, с голоду пропадаем? Тушенки – завались, и других консервов…
- Он все равно бы пропал. Отбился бы от стада, и волки бы сожрали. Раз ты его подстрелил, надо было быстро и безболезненно добить, избавить от мучений.
- … В этом ты прав…
… Прошел еще час. Лыжная шапка и ресницы заиндевели, в ноздрях образовались ледяные пробки, затрудняющие дыхание. Пальцами, отодрав слой инея и выдув лед из ноздрей, оглянулся. Вожак, шел за ним метрах в пятнадцати, остальные – примерно в двадцати пяти. Андрей остановился возле разлапистой ели и, повернувшись лицом к волчьей стае, воткнул посох в снег, нож в ножны, и отломил несколько смолянистых веток. От спичек хвоя не загоралась. Достал газету, скомкал и поджег. Замороженные ветви, лапник, занялись огнем, с треском разбрасывая искры во все стороны. Андрей отломил еще несколько веток и бросил в огонь. Густой, смолянистый дым, стал клубами подниматься вертикально к небу. Постояв несколько секунд, повернулся и быстро пошел прочь от костра.
… Оглянулся. Волков нет. Сердце радостно забилось…
… Идти становилось все труднее. Постоянно приходилось оглядываться, к тому же, посох, с каждым шагом, становился тяжелее и тяжелее. Хотелось бросить его, но рука, словно примерзла, а страх, заставлял еще крепче сжимать незатейливое оружие. От соприкосновения с холодным снегом, болели голени и коленные суставы. Ступни ног, подозрительно не чувствовали холода.
… Оглянулся. Волков нет. Их присутствия, Андрей не наблюдал уже минут сорок. От усталости, его покачивало. Болели плечи, руки. Хотелось сесть в снег и перевести дух, но страх, гнал вперед, подальше от волков. Он знал наверняка, волки догонят. Они не отступятся…
… Заметив раскидистую ель, Андрей остановился. Наломав ветвей, поджег последней газетой…
… Сколько уже прошел, Андрей не знал. Перед глазами, от страха, усталости, голода, качался лес, звенело в ушах.
… Оглянулся. Сердце ударило перехватив дыхание, и забилось так, что казалось, сейчас выскочит из глотки. В глазах потемнело. Ноги безвольно подкосились, и Андрей медленно осел в снег. За ним, по следам, бежали волки. Они приближались стремительно. Андрей выставил вперед пику, и ничего не соображая, поднял руку с ножом вверх. Вожак, матерый полярный волк, с огромной белой гривой, остановился метрах в семи. В лунном свете хорошо были видны мощная, широкая грудь, и мощные, широко расставленные лапы. Волк пригнул голову, поджав уши и оскалившись, издал короткое, не громкое рычание. Страх, который до сих пор, только отнимал силы, заставил Андрея подняться, подскочить. Ничего не соображая, он стал размахивать посохом в разные стороны и бить им по деревьям. Слетела снежная шапка, и крупные снежинки, отражая лунный свет, еще некоторое время, искрились в воздухе. Вожак, сидел, не шелохнувшись, и казалось, равнодушно наблюдал за выбранной жертвой. Другие волки, нетерпеливо переминались с лапы на лапу. Андрей несколько раз, посохом, ударил по снегу. Звука от ударов почти не было, но при резком поднятии посоха, в воздух поднимались тысячи сверкающих снежинок. На вожака, действия Андрея, не произвели никакого впечатления. Он продолжал сидеть и безучастно наблюдать.
Неожиданно пришло решение. Андрей достал коробок со спичками и, взяв одну, прикрыл, оставив спичечные головки открытыми. Зажег спичку, быстро сунул ее внутрь коробка, и с силой бросил в волка. Вожак отскочил и отбежал на несколько метров назад. Упав в снег, коробок продолжал шипеть, испускать отвратительный смрад, и гореть…
Андрей, взяв посох, развернулся и стал удаляться от стаи…
- Волк огромный… Пикой грудь не пробить… Он наверно весом, килограммов восемьдесят, да и шерсть густая. У меня вес шестьдесят девять. Мне его не взять, к тому же их четверо…
… Оглянулся. Волки не ушли. Они осторожно, внимательно изучали спичечный коробок. Подростка это не удивило и не прибавило страха. Внутри все очерствело, и страх, будто съежился от трескучего мороза. К тому же прибавилась еще беда. Идти становилось не возможно. Ступней ног, он уже давно не чувствовал, но каждый шаг отдавался резкой, тянущей болью в щиколотках и коленных суставах. Мышцы голени, замерзли до судорожных, болезненных сокращений.