[santehlit]

Ну, начинается. Корову угони, грядки полей, картошку прополи.… Как эти взрослые не могут понять, что у нас родилась команда, что мысли и мечты о будущей футбольной славе гонят нас из тёплых постелей. Под силу гору свернуть, а тут – корова…
Мать поставила на крыльцо почти полный подойник и открыла калитку. Я сунул два пальца в рот, и разбойничий свист сорвал Белянку с места в галоп.
Мать схватилась за голову:
- Тебе сколько лет? В кого ты уродился? Позорище моё!
Но её «позорище» уже скакал на одной ноге вслед за рогатой блондинкой.
У околицы школьный учитель Фёдор Иванович Матреев провожал в табун своих коз. Потрепал меня мягкими пальцами единственной руки по щеке:
- Ишь, румянец полыхает – как кумач революции. Куда ты в такую рань?
- В лес пойдём за штангами. Мы теперь команда и скоро поедем в Бразилию играть.
Я говорил и ничуть не сомневался, что так и будет. Ведь главное понять, что тебе надо, а как этого достичь – дело второе. Не зря ведь говорится - терпение и труд всё перетрут. Мы будем вставать чуть свет, бегать и прыгать, подтягиваться и отжиматься, работать с мячом, играть в футбол – и сам Пеле пришлёт телеграмму: приезжайте, мол, охота посмотреть да и поиграть тоже. И вот на стадионе «Сантос»….
Фёдор Иванович недоверчиво хмыкнул, но на всякий случай попросил:
- Будешь в Бразилии, прихвати мне натурального кофе, чтоб без цикория …
Утро разгоралось яркое и тёплое и обещало погожий день. У дальней кромки горизонта чуть трепетали прозрачные, нежно-розовые облака. Ласковое солнце, проникнутые мирным покоем дали, пряное дыхание трав заряжали нас бодростью и безотчётной радостью жизни.
А вот явочка подвела. Договорились тронуться с табуном, но он уже за холмами, а у нас нет и половины состава. Ждём сонь и лентяев, ругаемся - время уходит, и каждый отсроченный час увеличивает вероятность встречи с лесником. От этого настроение падает. Арифметика проста - шесть лесин несут двенадцать человек, а нас с десяток не наберётся. Наконец, решаем, надо идти - ждать далее нет смысла.
Пока шли полем, ещё несколько опоздавших догнали толпу. Теперь людей хватает, но время упущено и настроения нет.
Нелюдима была опушка. А что творится в сердце тёмного бора, того не знают даже сороки, охочие во всё вникать да проведывать. Но лишь только вошли под сень, ожил лес.
Заговорили птицы, наперебой сообщавшие друг другу и всей округе:
- Воры, воры, идут…
- Щас попадутся! - разразилась сойка заливчатым смехом.
И дятел азбукой Морзе передал:
- Точка, точка, тире… точка, точка.… Идут, идут, хватайте.
Тоскливыми трелями плакала малиновка:
- Ох, посадят.… Ох, и много же дадут…
Мы стремились уйти поглубже в чащу, не заботясь о том, что и тащить свой преступный груз придётся дальше. Бор сменился рощей. Бесшумно струилась листва в солнечных лучах. Окружающий мир здесь был так не похож на раздолье поля и домашний уют, что, казалось, зашли в такую глушь, куда кроме нас никогда не проникала и впредь не проникнет ни одна живая душа.
И вот опять молодой сосняк. Сонный паучок на тонкой паутинке свесился с изумрудной иголки.
- Руби, чего же ты! – оттолкнул меня Вовка Грицай.
Солнечный блик сверкнул на блестящем жале топора. Озноб пробежал у меня по спине. То ли это был остаток страха, то ли жалость к сосёнке.
- Постой, не надо.
- Отстань!