[Виктория Давыдова]

А вот рассказ Дины Павловны Торшиной, уже пожилой Донецкой поэтессы.
Страх

Иван Митрофанович приехал с семьей из России, с Орловщины. Шел 33-й голодный год. И он подался в шахтерский край, сначала один, чтобы заработать для семьи, но потом и всю семью перевез на Украину, так как стал работать на шахте № 31-Бис.
Семья поселилась в бараках, неподалеку от шахты. Потом им как многодетным (пятеро детей) дали квартиру. Это бывший барак, разделенный на четыре комнаты. В каждой поставили грубку, и в жилье из 18-ти квадратов поселилось 7 человек. Постепенно жизнь налаживалась. Двор, сарайчик, небольшой палисадничек, погребок выкопали.
И вот…война! Шахтеров не брали на фронт, нужен уголь стране. Молодежь ушла, а пожилые и женщины заменили их в шахте. Два раза Иван Митрофанович был под завалом. И даже целых два дня – находился под породой. Выжил. Отходили.
Однажды сын Ваня, прибежав домой, сообщил: «В нашем городе немцы! Мы видели с ребятами, как закапывали живых людей!» (сейчас на том месте вечный огонь). Работы на шахте прекратились. От бомбежек прятались в погреба. Детишки, скрываясь в кукурузе, наблюдали, как по улице Кирова ехала тяжелая немецкая артиллерия: танки, пушки, проходили строем солдаты. Фашисты назначили полицаев и старосту, которым согласился быть сосед, работавший с отцом на шахте. Немецкие власти потребовали возобновить шахтный труд. Но никому не хотелось работать на врага. Шахтеры прятались, разъезжались, уходили на фронт. Тогда немцы приказали расстреливать саботажников. Отец решил тоже уйти, но не успел. От зоркого глаза старосты нельзя было тайно скрыться, пробравшись в дом.
Попытка Ивана Митрофановича не увенчалась успехом. Староста заметил его и доложил властям. Те дали предателю солдат и приказали прочесать каждый двор, где были рабочие с шахты.
И вот тот роковой день. Жена с детьми уже отправилась в путь, отец и двенадцатилетний сын Ваня вынесли узлы, спрятав их в бурьянах, и вошли в дом, чтобы взять что-то из еды в дорогу. Ваня поглядел в окно и побледнел:
- Папа, они идут во двор!
Иван Митрофанович обвел комнату беглым взглядом, быстро подошел к пустому шкафу и залез туда.
- Замкни меня, сынок! Ключ выбрось в форточку! Запомни, сын: ни под каким предлогом не говори им, что я здесь! Ты понял?! – спросил он строго. – Иначе они убьют и меня и тебя.
- Я понял. Не скажу! – как-то по-взрослому сказал Ваня.
- Вот и хорошо, сынок.
Отец резко привлек сына к груди, поцеловал:
- Прощай сын. Ключ выброси. Быстро!
В сенцах стукнула клямка двери. Ваня, успев замкнуть шифоньер, мигом бросил в открытую форточку ключ и…замер. «Гости» с ружьями вошли в дом.
- Есть кто дома? – спросил староста. – А, малец! Ну-ну, Ванечка! А где папа?
- Не знаю.
- Как не знаешь? Говори, где он!
- Я не знаю. Его дома нет. Он ушел еще ночью.
- Врешь, щенок! Я утром видел его. Говори, где он, а то убью.
- Не знаю, дядя Степан. Не зна-а-а-а-ю!
- А вот, ты у меня сейчас заговоришь! Подойди сюда! Ваня от страха не мог двинуться с места. Он стоял, как вкопанный. Зубы цокали друг об друга, но он молчал. В детской голове билась только одна фраза: «А то убьют!»
- Шнель, шнель, киндер! – визжал немец, подталкивая Ваню к старосте. Староста снял с плеча ружье. Холодное дуло его разместилось у виска детской головки. Черные кудрявые волосы Вани оттеняли бледное, посеревшее от страха лицо. Ваня не мог предать отца и терпеть уже больше не мог. Страх парализовал его, но он держал язык за зубами.
- Последний раз спрашиваю: где отец?!
- Не знаю…не знаю…я ничего не знаю – сказал Ваня и заплакал от стыда. Под ним образовалась лужа.
- Фу! – скривился немец. Староста как-то странно глянул на мальчика. Какая-то тень на мгновение мелькнула в его лице. Может, вспомнил, что и сам отец, и у него есть дети.
- Леший с тобой – махнул рукой, и от злости разрядил обоину на пол. Потом подошел к шкафу:
- Открывай! Где ключ?
- То не наш. Соседи, уезжая, поставили его у нас.
Староста покачал шкаф, наклонил его. Мальчик громко-громко застучал зубами. Потом, крепко выругавшись, опять прострочив по шкафу для страховки из автомата, староста и немецкий солдат ушли. По дороге на кухне открыли кастрюлю, забрали несколько картофелин «в мундире» и, громко топая, вышли. Некоторое время в доме стояла гробовая тишина. Потом Ваня подошел к шкафу и спросил:
- Ты жив, папа.
- Да – ответил тот. – Пойди, поищи ключ во дворе. Ваня пошел, нашел и открыл дверь. Вышел отец… Весь седой. Обнялись, плакали.
- Будь дома, жди маму, я далеко уйду.
Ваня подошел к топчану, лег и проспал почти двое суток. Разбудила его мама. Мальчик все рассказал.
- Слава Богу – живы! – рыдая, сказала мама.