[santehlit]

- Что?
- Забор, говорю, поджигай.
Старый охотник хмыкнул, покачал головой, а потом вдруг засуетился - раздобыл где-то пук соломы, бересту, сунул в сухой плетень, чиркнул спичкой. Огонь занялся сразу и потянулся в обе стороны.
Осаждающие отступили, не спуская глаз с усадьбы и неподвижного Пестрякова.
- Никуда не денутся, - убеждал сам себя Мотылёв. – Там дорога, там село, да и усадьбу, поди, жалко.
В подтверждение его слов из дома выскочил невысокий и толстый старик с седой бородой до пояса и топором в руках. Сиганув через Пестрякова, бросился рубить плетень, преграждая путь огня к усадьбе.
Пашка подошёл к нему поближе и, демонстрируя пистолет, приказал поднять руки.
Старик разметал пролёт плетня, выкинул топор, плюнул и поднял руки.
- Ты один что ли? Ну-ка зови остальных.
Старик повернул широкое лицо к дому:
- Ванька, Родька, ну-ка геть суды!
Во двор спустились четверо – два коротконогих крепыша, колодками в отца, и два худосочных цыгана. Даже издали было видно, как хмель у них боролся с испугом.
- Где пятый, дед? – Пашка ткнул просолу стволом в затылок. – Или сам на старости лет…?
- Непьюшый он – домой ушёл.
- Ружьё где? – крикнул Пашка стоящим во дворе.
Вынесли берданку Митрича.
- Всем лечь рылом в землю. Дед неси верёвку. Егор Кузьмич, вяжи супостатов, пока на мушке держу.
Но вязал конокрадов Федякин – Агарков поспешил к раненому. Пестряков сел на грядку, когда бандиты начали сдаваться.
- Зацепило?
- Ранили.
- Сымай одёжку, посмотрим.
Крови было – тоненькая струйка. Несколько дробинок пробили кожу и отливали из-под неё синевой. Егор сходил в дом, принёс самогон в бутылке, чистый рушник. Обтёр лопатку Пестрякову, обмотал.
Подошёл Мотылёв с берданкой:
- Постереги, Егор Кузьмич, крестничков своих, мы в Ключи за пятым, да и позвонить надо, куда следует.
Егор с берданкой на коленях и Пестряков сели на крыльцо. Связанные конокрады, матерясь, просились по нужде.
- Шмальни по ним, чтоб заткнулись, - попросил Пестряков.
- Болит? Ты выпей – боль приглушит.
Пестряков понюхал горлышко сосуда, поморщился:
- Не привык к такому пойлу.
Однако хлебнул, поморщился, занюхал рукавом – гадость!
- Щас, - Егор оставил ружьё, прошёл в дом.
Там и хозяйка нашлась – спряталась в подполье, когда полетели со звоном стёкла и штукатурка от стены, засвистели пули в избе. Агарков быстро растолковал ей, чего хотел, и появился перед завотделом со стаканами и закуской в тарелочках – грибочки, сальцо, капустка и хлеб-самопёк. Разлил по стаканам адово пойло, чокнулись, захрустели, закусывая.
- Фашисты, - подал голос один из связанных.
- Ты языком-то ни того.… А то щас задницу в клочья порву, - сказал Егор и тронул ладонью ствол ружья.
- Да шмальни уж, - убеждал Пестряков – Чего мне одному страдать. Ну, сволочи, сознавайтесь, кто в меня стрелял?