[santehlit]

Правой, неповреждённой рукой он расстегнул кобуру, достал пистолет и, прицелившись, выстрелил в край крыши. Сбитая пулей черепица раскололась, упала на булыжник, засыпала Луке глаза пылью. Чёрт!
Не туда надо стрелять, а в дом напротив, за дорогой. А стрелять надо. Эти жёлторожие крысы трусливы до неприличия: услышат – жив, и побоятся подойти. А то, глядишь, случится наш патруль поблизости – спасут, не бросят своего.
Нет, врёшь, безносая, рано ты Луке Лукьянову в лицо заглядываешь – мы ещё повоюем! Он прицелился и выстрелил в окно второго этажа дома напротив. Зазвенело разбитое стекло. Ха! Не спите жмурики? А это я тут балуюсь, и помирать не собираюсь. Эх, вот только кровь бежит – не остановишь. Так и жизнь вся выбежит на китайский булыжник. Прощай, брат Лукьянов.
Лука прицелился и выстрелил в другое окно, и снова звон разбитого стекла.
На середине улицы было как будто теплее, чем у отсыревшей стены. Луку начало знобить. А может это от недостатка крови? Чёрт, где же наши?
Лукьянов выстрелил в окно, но звона не последовало. Промахнулся или пуля пробила маленькое отверстие? Выстрелил туда ещё раз, зазвенев, посыпалось стекло.
Поживём ещё немного, успокоился Лука, взглянул на небо. Был тот особый час, когда лёгкие, ещё почти неощутимые сумерки, подобно волшебной паутине, скрадывают каменные морщины зданий. Лука оглядел улицу из конца в конец, заметил то, на что раньше не обратил внимания. Булыжник в некоторых местах был покрыт пёстрым узором листьев, живописным следом летней жары и первых осенних ветров.
Наверное, стоит поберечь патроны, подумал Лука, а последний – для себя. Он попытался сосчитать сколько их осталось в обойме, но не смог сосредоточиться. Несмотря на боль в ранах, сильно клонило ко сну. Всё, слабею, подумал Лука, отсчёт пошёл на минуты.
Стемнело.
Показалось или нет? Лука приложил ухо к мостовой. Казалось, двигатель где-то урчал, а сейчас ничего не слышно. Ага, вот ясно зазвенели подковы сапог по булыжнику. Чиркнул, отражаясь от стёкол, свет фонаря по окнам. Луч запрыгал по мостовой, упёрся в Лукьянова. Наши!
- Что здесь происходит? Ты стрелял? – всё тот же капитан-пехотинец. – А-а, танкист. Ты так и не дошёл до своих? Куда тебя? Откуда стреляли? Взяли, бойцы.
Красноармейцы подхватили Луку на руки. Боли такой раньше не было, а тут как схватило. Лукьянов застонал, скрипнул зубами и прохрипел сквозь них:
- С чердака…
- Проверим, - сказал капитан. – Несите в машину. Двое за мной.
Уже в патрульной машине один из бойцов, с трудом разжав Лукьянову пальцы, забрал пистолет и сунул его в кобуру:
- Ещё пальнёшь ненароком…
Как долго тянется день! Лука Фатеич слонялся по саду, не находя себе места. Дома тоже не мог успокоиться. С кувшином кваса прилёг в беседке - может, уснуть удастся. Память вновь вернула пережитое…

6

Санитарный эшелон формировали в Хабаровске. В купе на двоих Луку приветливо встретил лейтенант-артиллерист, молодой человек лет двадцати с обгоревшими по локти руками.
- Добро пожаловать! Чем могу быть полезен? – улыбнулся он, выставляя свои забинтованные культяпки.
- Я бы номер у вас снял, - в тон ему ответил Лукьянов. – Нет ли свободных мест?
У него одной пулемётной очередью были перебиты рука, нога и голова – всё с левой стороны, а в вагон его внесли бойцы комендантской роты, помогавшие санитарам.
Юмор Луки был понят и оценен артиллеристом: