[santehlit]

Галина Александровна задумалась. В зелёных её, чуть разбавленных синью глазах запрыгали искринки.
Лука подумал, что она всё-таки моложе: лет двадцать восемь – не более.
Врач тряхнула кудрями, и заговорщески подмигнула Устьянцеву:
- А что? Это идея. Вот я поговорю с начальником госпиталя.
- Ну, Аксакала ещё можно уговорить, а коменданта корпуса разве уговоришь? Это же кондовая личность, – махнул рукой Скворцов.
- Вон вы как о нас…- удивилась и будто бы обрадовалась Галина Александровна.
После её ухода, Скворцов подсел к Устьянцеву на кровать и вполголоса, косясь на Луку, стал рассказывать очередную любовную байку. Капитан Коробов подошёл к окну. Был он невысок, худ и жилист, с совершенно белой от седых волос головой. Лицо было изрезано глубокими морщинами и старило значительно больше его сорока лет.
- Не спишь, пацан? – спросил он.
- Нет, не сплю, - сказал Лука, не открывая глаз, боясь спугнуть видение прекрасных лодыжек только что ушедшей женщины.
- А что делаешь?
- Думаю.
- Ты большой русский мыслитель? Да?
Лука с сожалением открыл глаза, и повернул голову к капитану. Что ему надо? Приколоться? Повоспитывать? По словам и голосу – не понять. Таким задавленным голосом, подумал Лукьянов, где-нибудь в старом замке пугает людей призрак убийцы: «За что я его? За что?» Подумал и развеселился.
Коробов продолжал:
- Скажи мне, мыслитель, откуда ты родом. Женат? Кадровый? Впрочем, вижу, что нет…
К чему все эти расспросы, ломал голову Лука, да ещё от немногословного, всегда сдержанного капитана Коробова? Тон ещё такой. Чем ему Лука не угодил? Первый раз он видел Коробова таким.
- Заметил, пацан, какая врачиха у нас принципиальная? В каждой складке халата по принципу. Но, в конечном итоге, и она баба, то есть, вид и запах мужика будет в ней беса. Для хохлатки, видишь ли, даже если она с образованием, не важно, что внутри петуха, лишь бы хвост и гребень поярче. Я ведь сразу приметил, как она на тебя смотрит. Другие для неё – больные с дырками, язвами, переломами. А тебя всего норовит ощупать и осмотреть, будто вырезку на базаре…
Позднее Скворцов ему прояснил, покрутив пальцем у виска:
- Ты что, дурак? Да любит он её. А она в палате только тебя и видит, только возле тебя и вьётся. Вот он бесится и ревнует.
- Не замечал, - густо покраснев, сказал Лука.
- Я и говорю – дурак.
В следующий обход Галина Александровна пришла с главным хирургом госпиталя. Они заставили Луку встать, походить по палате с костылём, потом без. Снова заставили лечь и щупали сквозь бинты неправильно сросшуюся после ранения лодыжку. Рассматривали рентгеновский снимок и спорили.
Лука не слушал, а смущённый и взволнованный следил за её пальчиками, поднявшимися с повязки на голую кожу бедра и нежно трепетавшими там. Он не знал, как избавиться от последствий прихлынувшего желания, а врачи всё спорили, не обращая на него внимания.
Потом хирург-старичок ушёл, а Галина взглянула на него, сразу поняла его состояние и очень весело улыбнулась. Глаза просто искрились лукавой радостью.
- Ну, что, богатырь, будем делать операцию? Не оставаться же калекой на всю жизнь такому красивому парню.
Луке долбили сросшиеся криво кости, и он снова обездвижил на целый месяц. А когда смог с помощью костылей покинуть палату, первым делом проковылял в беседку, где по вечерам кучковался народ. Уж больно знакомым казался ему раненый гармонист. Ждать пришлось не долго.