За тяжелыми шаткими башнями,
Что маячат в густой пелене,
Мне знакомое жутко вчерашнее,
Притаившись, приходит во сне.
Мне хотелось бы взять и зажмуриться,
Но, зажмурясь, я вижу их вновь,
И спокойную белую курицу,
И привычную черную кровь.
И с высоким разлапистым посохом,
Мне приходит все тот же старик,
И глядит на меня без вопросов он,
Будто к встречам он нашим привык.
Он стоит за оградой и щурится,
Обопрется на посох и ждет,
И уже эта белая курица -
За забором, у старческих ног.
А земля в этом сне заморожена,
И всё вишни и вишни стоят,
Без листвы, без цветов – запорошены,
На ветвях только вишни висят.
Я сбираю их, как новорожденных,
Сам украдкой на старца гляжу,
И… как будто мольбу неотложную,
Их в ладонях ему подношу.
А он смотрит морщинами вечными,
Голубыми глазами блестит,
И берет их руками, как клешнями,
И улыбкою мне говорит:
«Ты, соколик, все бегаешь в конюхах?
Говорил я тебе, и не раз,
Быть войне, а ты вновь успокоенный?
Сена-то нет про запас.»
Я ему возражать – а его уже нет,
Только башни глядят мне в ответ.
|