[santehlit]

4

Ребят мы нашли на берегу Займища. Не стало предела их возмущению.
- Ну-ка, погодите, - Олег Духович заметил Ваську Жвакина, собиравшего ракушек у лодочного прикола.
Прошлой зимой в спортзале школы открылась боксёрская секция. Ну, мальчишки все сразу туда - и друзья неразлучные, Барыга с Духом. Только Калмыков после первого же синяка слинял и прибился к лыжникам, а Духович ничего - прижился. Говорили, что не плохо у него получается - колотушками махать. Сейчас мы с интересом ждали, как отдубасит он воришку.
- Смотри, какое небо голубое, - сказал Дух.
И Васька послушно задрал подбородок, подставляя его удару. Мы ждали красивого апперкота, а Олег банально пнул Жваку в пах. Васька взвизгнул и начал сворачиваться по спирали. Вот руки его коснулись земли - сейчас ткнётся лицом в пыль и свернётся клубком. Но в этот момент Васька, как мифический Антей, будто получив от Земли силу, начал раскручивать спираль в обратную сторону. Вот он уже стоит перед Духом во весь рост. Вот он поднял ногу и лягнул противника в солнечное сплетение.
А что же наш боксёр? Он опрокинулся на спину и скрючился на траве раздавленном червяком. Мы бросились на выручку и преследовали Васятку до самых ворот его дома. Впрочем, без всякой надежды на успех – слишком велика была фора.
Ваську били всегда и везде. Били за дело и просто так. Били свои, били чужие. Он никогда не сопротивлялся, не давал сдачи, даже если на него наезжали маленькие и дохлые. Единственная защитная реакция у него была…. Короче, он был соплив, и в момент мордобоя надувал у носа большой пузырь зелёных соплей. Нападавшим становилось противно, и они оставляли Васисуалия в покое. Он учился в классе для умственно отсталых детей. Был такой разновозрастный в деревянной школе. Наверное, по этой причине он ни с кем не дружил. Наверное, по этой причине его всегда били. А может, и без причины. Теперь-то уж точно появилась – засветился Василёк своим воровством. И Кока. Этот прохиндей был допущен в общество нормальных парней - всё вынюхивал, а потом братца наводил. Сам, должно быть, стоял на шухере. Держись теперь, Жваки – у улицы законы суровые.
Нам бы, дурачкам, задуматься - почему это забитый и безответный Васисуалий вдруг насмелился дать сдачи. С какого это перепугу он таким прытким стал – ведь никогда не бегал и всё терпел, раздувая свои пузыри. Но не задумались. Лишь под вечер я узнал причину его необычного поведения - к сестре пришли подружки и шумно обсуждали новость.
- Чемодан у него с металлическими уголками. Брюки узкие, корочки сверкают, а галстук шнурком до самой ширинки.
Девчонкам лишь бы пёрышки поярче, а что за попугай под ними – и не важно. Я и не слушал. Потом – стоп! Фамилия знакомая прозвучала.
- Это вы о ком сейчас.
- Сашка Жвакин приехал.
Вот это новость! Вот с чего Васька стал не похожим на себя, а Кока начал вилами швыряться. Сашка был старшим из трёх братьев. Его сверстники служили в армии, а он завербовался на стройку и работал где-то за Полярным кругом. Года два его не было в наших краях, а теперь заявился в самый неподходящий момент.
С этим известием помчался к другу. Мишка сидел за столом на кухне и уплетал картофельные оладьи с молоком. Рот его был набит, и по этой причине, что-то промычав, кивнул – садись, мол, рядом. Я похлопал себя по животу, намекая – из-за стола только что, и его драникам вряд ли сыщется место. Но друг мой был роднёй Демьяну из басни – хлопнул на край стола пустую кружку и потянулся к кринке с молоком. Я поспешил ретироваться: выскочил из дома, присел на лавочку у ворот - здесь дождусь.
Смеркалось. Перекликались собаки по дворам, им вторили гагары с болота. Тихий чудесный летний вечер угасал, отдаваясь во власть звёздно-бархатной ночи. Пахло зеленью садов и болотной тиной. Она везде - у берега, на подсыхающих сетях, в бревёнчатых пазах домов. Наши улицы не освещались – по ночам хоть глаз коли. Если хочешь без опаски и конфуза пройтись, запасайся фонарём. А иначе…. Впрочем, пугать не буду вампирами да вурдалаками - самое страшное и неприятное, что могло произойти в тёмное время суток, это вступление ногой в коровий блин. Кому хошь настроение испортит….
Надо было испортить Мамайчику аппетит новостью о Сашке Жвакине. Его приезд, мнилось мне, менял расстановку сил не в нашу пользу. Помню и те времена, когда гоняли их всех троих. И они, конечно, бежали, если путь был свободен, и дрались, если отступать было некуда. По-настоящему дрался только Сашка, а меньшие Жваки вяло отмахивались. Но отмахивались же. Это в отсутствии старшего брата они сделались такими податливыми: Кока костыли разматывал, едва жареным запахнет, а Васька становился в позу цапли – прижимал одну коленку к животу, раздвигал локти, прикрывая голову, только нос один торчал, и на конце его начинал надуваться большой зелёный пузырь.
Что-то привёз Александр со своих Северов. Я не чемодан имел ввиду – характер его: злее стал иль добрее? Может, как самый старший на улице, выйдет к парням и скажет:
- Ребята, давайте жить дружно.
Только подумал – три тени прошмыгнули рядом. Топ-топ-топ – ногами. Бу-бу-бу – говорят что-то. И в темноте они были узнаваемы - вон тот с краюшку Кока, в серёдке Васька, а самый здоровый Сашка Жвакин. Куда это братья ночной порой? И вдруг мне стало ясно – Духа бить.
Нет, не скажет Сашка – давайте, ребята, жить дружно. Вот бы они сейчас меня увидели - накостыляли походя. Да ладно бы. Ни себе, ни кому другому не пожелаю попасть беззащитным в лапы Жвак - не дай Бог им выплеснуть столь долго копимые обиду, боль и унижения….
Стукнуло калитка, я вздрогнул.
- Мишка, чёрт, ходишь, как медведь!
- Сыкнул?
- Тут такое творится, расскажу – сам обкакаешься.
И я выложил все известные новости. Мишка согласил, что положение серьёзное, но паниковать не стоит, а надо собирать ребят. В Калмыковской будке застали троих – самого Барыгу, Рыжена и Духа.
- А тебя уже ловят, - сообщили мы.
И пока рассказывали, Рыжен смотался за Шиляем. С такими силами можно было выступать на врага. Нас было шестеро против троих. Мы с Рыженом молотим Коку. Дух и Барыга – Ваську. Ну, а старшим придётся биться с заполярным Жвакой.
Мишку ещё никто не побеждал на улице. Хотя друг мой не из задир – просто давал сдачи и при этом не признавал авторитетов. Андрей Шиляев вообще претендовал на роль уличного лидера – вот пусть и отдувается. Из Барыги, какой боец – он никогда ни с кем не дрался, разве что с младшим братом, и тот, чем-либо вооружившись, всегда обращал его в бегство. Сидел примолкнувшим Рыжен. Не слышно его обычного:
- Да я.… Да Коку…. Одной левой…. Да вот так, да вот эдак….
Кока с поддержкой старшего брата становился в наших глазах серьёзным противником. Хиляком он не был, а вилы как метнул – с серьёзным намерением пригвоздить меня к крыше. Бр-р-р.… У меня до сих пор мороз на коже.
Сидели на Мамаевской лавочке, поджидая Жвак. Рассудили так – не стоит за ними гоняться, сами придут. И Дух на этом настаивал, хотя я не понял, чем он руководствовался - домой идти с провожатыми куда веселей. Сидели, негромко переговариваясь.
Вот как вечерами ватаги сбиваются? Выйдешь на улицу, прислушаешься – если ни гитар, ни голосов не слышно, то уж собачий переклик точно выдаст то место, где нынче тусуется молодёжь. Мы, наверное, пару часов отсидели – никто к нам не прибился. И понятно, почему.
Вдруг слышим – топ-топ-топ и бу-бу-бу. Жваки. С нами поравнялись.
- Эй! – окликнул Андрей.
Сашка с дороги к нам подворачивает. Его и численность не смутила.
- Олег Духович здесь?
Мишка поднялся:
- Зачем тебе?
Сашка ответил Мамайчику ударом в лицо, и кутерьма закрутилась. Назвать потехой происходящее язык не поворачивается. Сашка вертелся как заведенный, а мы оказались не готовыми к такой атаке. Прежде, чем оторвали задницы от скамьи, каждый успел получить по зубам. Сашка бил поднимающихся и поначалу успевал за всеми, а потом его всё-таки оттеснили от лавочки, и в побоище втянулись его братья.
Мы, как и намеревались с Рыженом, набросились на Коку. Рыжен первым набросился и первым получил. Он даже упал – то ли от Кокиного удара, то ли от прыти своей неуёмной. С земли закричал:
- Ах ты, гадина! Убью сейчас!
И Кока пасовал - кинув братьев и поле битвы, ринулся домой. Хоть и был он совсем рядом, но был на запоре. Такие запоры, ещё их называют завалами, имеют все усадьбы нашей улицы. Большие ворота запираются ржавой трубой - если её немножко продвинуть в скобах, то запирается и калитка. В воротах делается дырка, сунув руку в которую, можно открывать и запирать калитку с улицы. На эти манипуляции у Коки, понятное дело, времени не было.
Подворотня завалена широкой доской, и лишь маленький лаз оставался для кур – чтобы они могли свободно покидать двор, ну и, конечно, возвращаться, когда им заблагорассудится. В эту дыру и метнулся перетрусивший Кока. Голова с плечами проскочили, а вот задница застряла - ей-то и досталась вся ярость Толькиных башмаков. Этому придурку схватить бы Коку за ногу и держать до моего спешного прибытия. Вдвоём мы бы вытащили Николая на лунный свет, и не спеша, со вкусом отмутузили. Но головой Рыжен умел только драться. Короче, когда я подбежал, Кокины башмаки исчезли в подворотне.
Со своим заданием мы справились – враг разгромлен и бежал. Можно было вернуться и посмотреть, как там обстоят дела у других. И мы вернулись.
У Сашки были два противника, но он быстро сообразил, кто из них опаснее, и всю ярость свою и силу обрушил на Андрея. Шиляй считался хорошим бойцом, но старший Жвака был значительно крупней, и отчаяние добавляло ему силы. Пока они бились, Мишка в сторонке стоял – и я знал почему. Мамайчик мог драться с кем угодно, мог биться и с двумя, и с тремя противниками. Он не мог только одного – вдвоём нападать на одного. Так был устроен мой друг. И когда Андрей падал, наступала его очередь. Но и тогда он не бросался на Сашку сзади.
- Эй, собака, берегись! – кричал он и ждал, когда Жвака оставит Андрея и бросится на него. И лупили они друг дружку с яростью и без жалости. Но Сашка постоянно держал Андрея в поле своего зрения, и едва Шиляй, оклемавшись, поднимался, бросался на него. Мишка вновь оставался без дела и томился ожиданием.
Барыга не дрался. Он скакал на месте и тряс руками, как обычно делал в минуты душевного волнения. Я не видел, как плясали людоеды у костра на острове Робинзона, но был свидетелем и даже участником (держал сырой валенок) сушки у костра, провалившегося под лёд пацана. Он тряс, обжигая, ладони над костром и скакал с ноги на ногу – босые ступни колол снег. Такой вот, примерно, танец исполнял Барыга в двух шагах от того места, где его друг утюжил Васисуалия тренированными кулаками. Средний Жвака притулился к нашему забору в известной уже позе цапли – прижав одну ногу к животу. Интересно, а пузырь свой знаменитый уже надул? Сам я его ни разу не видел, только слышал от тех, кто Ваську бил.
Рыжен – сказалась Шиляевская выучка – решительно подскочил и, дёрнув Ваську за волосы, опрокинул на спину. Потеряв опору, Васисуалий жалобно заверещал. Знаете, настолько жалобно, что у меня сами собой опустились руки, и пыл весь боевой пропал. Забыл я про съеденных голубей и пожалел умственно отсталого парня.