К вопросу о зомби и трудовом коллективе (На ковре)
А ковра-то в кабинете никогда и не было. Голимый линолеум. Зато окно заслуженно гордилось цветастыми занавесками в рюшечках и чахлыми цветами на подоконнике, да пышное офисное кресло с переменным успехом обольщало двухтумбовый стол, не отягощённый бумагами. Бумажных баррикад Николаич не любил, зато регулярно любил на этом столе Людмилу Степанну, распреда из третьего цеха. Качественно любил, стол частенько ремонтировали.
Ну это Людочка отдыхала с определёнными удобствами: нас Николаич имел непосредственно на линолиуме. Не менее качественно. Столь же регулярно.
Сегодня завотделом топтал Никитушку:
- Что за эгоизм... Вот ты спустил пар, тебе теперь хорошо, а коллективу каково? Ведь запах, везде этот запах! Как в больнице, упаси... - баритон Николаича возвышался до меццо и падал в сопрано, просачивался сквозь хлипкие перегородки, растворял в себе стрекотание арифмометров.
Никитушка, крупный паренёк из Орловской губернии, краснел всей круглой белобрысой физиономией, стеснялся. Ёжил жирными плечами под спецовкой, втягивал объёмистый живот. Чуял за собой вину. Краснеть-то краснел, да не особо шугался. По причинам развитой мускулатуры и покладистого характера Никитушка, случалось, пособлял Николаичу в сверхурочных погрузочно-разгрузочных работах особой деликатности. Посему держался без подобострастия и даже смел выражать своё суждение:
- Так срал! Тоже не аромат… Вы сам морщились... Кому понравится?
- Взрослый человек! - Николаич взорвался, с силой врезал кулаком по столу, поморщился. Что там: это удовольствия иллюзорны, а вот страдания реальны... Продолжил мягче. - Кто не срёт? И я сру, и сам ты, милый, не фиалками пукаешь. Эта столовая... После обеда в отделе запахи - кондиционер морщится. И что, всех пострелять? И тебя? И меня? Теперь твоими заботами ещё один зомби в коллективе. Он как, шанелью благоухает? Всем лучше стало? Отвечай!
Никитушка покраснел пуще прежнего, надулся. А и что сказать? Выдавил:
- Так зомби он хоть молчит...
Николаич вздохнул. Действительно, пострадавший чуть не с первого дня службы избрал покладистого здоровяка мишенью для злых насмешек. Никитушка, по причине замедленных мыслительных процессов, поперву не замечал. Когда дошло, начал краснеть. Багроветь. Наконец, под особо обидную язвительность посредь курительной комнаты и обеденного перерыва, взметнулся и свернул языкастому коллеге шейку.
Коллектив остолбенел и не сразу спохватился о фельшере. Да пока тот прибежал... Пока протрезвел... Пришлось вызывать зомби-команду, оформлять нарушение техники безопасности. Никитушку можно понять, но... После потерпевший две недели бюллетенил. Плюс за профсоюзный счёт санаторий, морозильник для домашнего хранения, термокостюм. Расходы! Николаич вновь вздохнул. Помимо анального и орального метеоризма пострадавший на днях задержал отправку техзадания и договора заказчику с печальным результатом: договор ушёл на сторону. Не то, чтобы большой и важный, но не до жиру, да и спускать такое – плохая практика. Так что Николаич и сам муссировал в кулуарах вопрос о ликвидации виновного. Но! Ликвидации официальной, с приказом и круглой печатью, согласно нормам КЗОТ и коллективного договора… А как теперь?
- Значит так. По всем счетам от некромансеров вычтем из твоего жалованья.И извинись перед коллегой. Пусть и зомби бессловесный, а всё человек. Исполняй.
Никитушка кивнул, фальшиво изобразил на лице виноватость и вышел из кабинета.
К вопросу о мелких пернатых
Синичий век короток. Век? Смеётесь… Если по человечьим масштабам, то год за десять: живи - не тужи.
Хороший муж - сытый муж (не банальность, но мудрость). Птичке-Синичке грех жаловаться. Всё как в расхожей песне: не пьёт, не бьёт, вежлив с тёщей, ласков с детьми. Не грешит ни охотой, ни рыбалкой, ни футболом, в интернете не зависает. Бережливый, но не скупой, зато практичный и хозяйственный, и хобби - лучшее из возможных: мастерит по дому всякие приятности. А что к небу безразличен, так и это плюс: непросто семьям, если и муж, и жена душой за облаками.
Хороший. Милый. Ласковый и нежный. Только вот цветы пересадил без спроса... Дурачок...
Как теперь! Как?! Синичий век... Век? Год за десять, девочки, год за десять. Две девочки у Птички-Синички, два птенчика, три года и семь.
И сама виновата: недоглядела, в полнолуние недоглядела, не доглядела в полнолуние на коляды. Дура. Дура, дура, дура! Ведь цветы пересажены...
Все перевёртыши знают на память, как расставить цветы на подоконнике: сухая веточка жимолости, фиалки, хлоя, бегония, герань, орхидея, кактус. Именно в такой последовательности, слева направо, непременно в глиняных горшках с лунными рунами.
И даже полная луна
нам отныне не страшна.
Да вот муженёк, пока суетилась по рынкам-базарам, все цветы пересадил в керамические вазоны и переставил по своему вкусу. Жимолость, выбросил жимолость... Как теперь будешь без своей птички, аккуратистик? И сама виновата, не доглядела в рождественских хлопотах. На коляды не доглядела, на коляды, теперь год в птичьем облике, синичий год, cтарит, как десять человечьих.
Обидно, как обидно, ведь такие подарки приготовила дочкам, не успела положить под ёлку. Вошла в спальню, переодеться в праздничное (трикотажное, в облипочку до неприличия, цвет в соответствии с наступающим годом), вошла в спальню переодеться, а из окна - Хозяйка-Луна. Сброшенной змеиной шкуркой, загадкой для участковых Шерлоков и Мегрэ опали на пол домашний халатик, бельё... Хорошо, что на предмет свежего воздуха открыта форточка, распахнуты шторы.
Птичка-Синичка выпорхнула в морозный декабрь.
Не смертельно: и тёплое гнёздышко, и заначка на чердаке заготовлены, и дочки с младенчества приучены следить за кормушками, и кошек старина Акцент (на четверть кавказец, на четверть немец, остальное неведомо) во двор не допустит. Вот только год синичий – за десять человечьих. Вернуться к мужу постаревшей на червонец? Ведь не объяснить… Воронам проще, долгожительницы. Эх, не успела положить под ёлку подарки для девочек … Им тем более не объяснить…
Горько, горько, горько! Как горько вышло!
И тут – счастливое чириканье, из окна вылетает мелкая, совсем мелкая… Младшенькая, любимица:
- Мамочка, мамочка! Ура! Я тоже птичка, мамочка, погляди, я птичка, как и ты!
Птички, птички, вы мои синички, короток ваш век, короток. Мал золотник, да дорог.
К вопросу о силах и инерции
Вечером, они всегда заходят в паб поздним вечером, почти ночью, но, всё же ещё вечером. Почти к закрытию.
Все они чем-то неуловимо схожи, не спутаешь. Рыжие и брюнеты, рослые и приземистые, жирные и измождённые: все узнаваемы с первого взгляда. Стоит хоть одному появиться, засидевшиеся клиенты спешно рассчитываются и покидают паб, иной раз не успев даже пригубить своё пиво. Сами понимаете, их визиты и так – не радость. Ещё и убытки, пусть небольшие. Зато у меня никогда не бывает проблем с тем, чтобы выпроводить засидевшегося гуляку. Так на так.
Этот появился за минуту до полуночи. Да, я раньше никогда его не видел (поверьте, в нашем бизнесе умение запоминать лица с первого взгляда – необходимость). Маленький шатен в обшарпанной кожаной курточке, носатый, глазастый, смуглый. Маленький, почти карлик по нашим меркам. Как водится у них, заказал пинту ноябрьского, расплатился полусовереном, сдачи не требуется, не требуется. Но взял. Как у них водится. Пил прямо у стойки, большими глотками, всё поглядывал на часы. Он выглядел столь усталым и опустошенным, что я осмелился, что я не утерпел:
- Простите, мистер…
Он оторвался от своей кружки и почти взглянул в мою сторону. Слегка, чуть заметно, но невероятно, невероятно выразительно шевельнул бровью, то есть: «давай, не тормози, но и не разгоняйся». Как им удаётся вложить столько в любой, простейший жест? Ободрённый, я решился задать измучивший вопрос:
- Как… Как там? Как оно там, мистер?
Он вздрогнул, он явственно вздрогнул! Я напугал его! Я напугал одного из них! Господи, прости, какая, какая бестактность… Он, разумеется, мгновенно ощутил моё смущение, поморщился.
- Там? Хуже всего, что возможно представить.
Он полыхнул на меня синевой из-под выцветших бровей и залпом проглотил остаток своей пинты. Вновь взглянул на часы. Пожал плечами, кинул на стойку два полусоверена и показал два пальца. Две кружки. Как водится, я отсчитал сдачу, все до пенни. Как водится, он дважды отказывался, как водится, взял. Сделал глубокий глоток, и вдруг – а вот это у них не заведено! – заговорил сам:
- Всем нелегко. Но инерция, миром движет инерция. Ты ходил в школу, должен помнить, что такое инерция. Мы появляемся у вас по инерции, это не рентабельно. Суди сам! – он мотнул головой в сторону окна, в сторону своей повозки.
Да, улов у малыша небогат. В упряжке парочка синюшных наркоманов, жалкий висельник, полисмен с безразличным лицом, перепуганный коммерсант средней руки. И всё. Даймонёнок горестно вздохнул и единым духом выцедил кружку. Отрыгнул излишек газов, поморщился, смущённо пошевелил когтистыми пальцами – простите, о, простите! - и продолжил монолог:
- Интернет и дураки. Дураки у вас и дураки у нас. Вот то трение, что останавливает маятник! Ваши придурки готовы продать душу уже даже не за золото! За полную чушь, за виртуальное признание, за никчемные иллюзии! Продают и души, и жизни даже не за успех – за жалкую иллюзию успеха! А наши идиоты, разумеется, немедля кинулись разрабатывать открытую жилу, вложили в это все силы. И что? Торговля в реале уже нерентабельна. Нас, последних специалистов, посылают к вам по инерции, не по необходимости. Бюрократия! На этот раз восславим силу бюрократии и великую силу инерции! Но это ненадолго, увы. Скоро наши визиты в ваш мир прекратятся за ненадобностью… Ты! Ты спрашиваешь – КАК ТАМ?
Он встал из-за стойки, чуть взмахнул хвостом в сторону второй кружки: «угощайся, угощайся, пока угощают!». Вышел из паба, чуть припадая на левое копыто, вскочил в повозку и с неожиданной яростью перетянул упряжку грешников бичом. Повозка рванула с места со скоростью форсированного «Ягуара»…
Я перекрестился и выплеснул дарёную пинту. Вредно для почек.
Обычно они заглядывают в паб поздним вечером. И что чернее вечера, перетекающего в ночь? Это вам не мутная чернота выключенного монитора…
К вопросу об облаках, закатах и восходах
Пленительны глаза фейри! Даже у полукровок восхитительны и глаза, и губы.
Джейн, как обычно, спикировала из розового предрассветного облака прямо под колеса моей колымаги: я чуть успел затормозить, она – развернула крылья у самой земли. Присела на капот, обожгла мимолётным взглядом, похлопала ладошкой рядом с собой – выходи-выходи, присаживайся-присаживайся!
Фигурка всё та же, талия не толще моего бедра, высокая грудь не нуждается в лифе. Но века, её века, прошедшие с нашей прошлой встречи, оставили чуть заметные, но следы: над ключицей шрам от охотничьей стрелки, морщинки в уголках глаз. О! Глаза, глаза! В юности глаза фейри зеленеют апрелем, а сегодня у Джейн – карие радужки, карие, цвета сентябрьской листвы, сентябрьской. С алмазной росинкой в уголке…
Рыжие глаза, с прозеленью, конец сентября. С дождинкой.
С трудом подавил желание закурить, хоть и бросил в прошлом веке… Когда присел рядом – провела кончиками пальцев по моему предплечью.
- Привет!
- Привет. Какой ты сегодня… Как ты?!
Риторический вопрос. Сразу – к чему тянуть? – отдаю Джейн мешочек с рубинами. Последний. Сегодня моему сыну, её племяннику восемнадцать. Восемнадцать? Что те восемнадцать? Вчера… Миг, только миг… Давлю, в зародыше топчу прорастающие воспоминания. Восемнадцать – в этом мире. А сколько в мире фейри?
Джейн всегда чувствовала меня куда лучше своей грубоватой сестры. Или проще: не стеснялась показать, что понимает? Не раскрывая, не глядя, опускает мешочек в карман. Горячий капот, даже сквозь джинсы. Последний мешочек, последний повод.
Опять взгляд искоса, осторожный:
- Встретимся вечером? – вопрос Джейн неумолим, и невозможен ответ помимо согласия, но я молчу, молчу, молчу.
- Пока, пересечёмся.
- Пока. Непременно.
Чуть вздрагивает хрупкими плечиками, не глядя в мою сторону. Младшие сёстры бывших жён... Вот никакого сходства со старшей, рослой и крепкой. Маленькая, изящная, напоминает мою нынешнюю половинку. Джейн отталкивается ножкой от капота и взлетает столь же стремительно, растворяется в облаках, никаких прощальных кругов.
Семья сейчас у моря, далеко, не скоро. Казалось бы… Но – за встречи отцов с фейри чаще платят дети. И если простой простудой, то это ещё не страшно.
Прости, Джейн. Прости.