Волк

[Starik]

Для обсуждения, а может для дискуссии,
Рассказом, из юности своей,
Хочу отвлечь Вас от печали послевкусья,
От ВиРав, Майнов, и колючек Ворожей.

Волк

Нет, он не озлобился, что толку,
Но случай помнит до сих дней.
Он просто стал немного волком,
Чтоб не зависеть, от людей.

Талнах

Новогодние каникулы. Самое лучшее время для учеников. Две недели долгожданных праздничных дней, когда можно не думать об уроках, домашних заданиях и прочих мелочах, мешающих нормальной жизни подросткам. После новогоднего школьного вечера, на котором мальчишки вволю натанцевались с празднично принарядившимися девчонками, под бдительным присмотром учителей и завуча, можно было заняться и более серьезными делами. Не смотря на то, что, на дворе стояли морозы под тридцать, жизнь для четырнадцати летних друзей подростков, казалась прекрасной, безмятежной, веселой. Таймырские зимы – студеные, ветреные, не редкость с морозами за пятьдесят, и ветрами – двадцать, порывами до тридцати метров. Солнце скрылось за горизонт до весны и дневной, сумеречный свет не оставляющий тени, лишь три, четыре часа, робко, напоминал о своем существовании.
К четырем часам пополудни становилось совсем темно. Полярная ночь, накрыла этот суровый край и поселок Талнах, на пол года. Талнах, в переводе с долганского – табу, запрет. Коренное, население, обходит эти места стороной, называя их "гиблое место".
Вообще, поселок расположен более чем удачно. На юге Таймырского полуострова, практически у подножия Харыялахских гор, отрогов плато – Путорана, между двумя великими озерами, Пясино и Лама, соединенных рекой Норильской, всего в каких-то четырех километрах, от дивной, сказочной страны, называемой "краем десяти тысяч озер и тысячи водопадов". Плоские, базальтовые горы, испещрены каньонами, тектоническими разломами с отвесными скалами, заполненными глубокими озерами, быстрыми горными реками со студеной чистой водой, которую можно пить, преклонив колени, подобно дикому животному. Пологие горные вершины, покрыты ледниками. В чистейших водах горных рек, водятся самые крупные в мире таймени, хариусы и много другой рыбы. Давным-давно, потоки вулканических масс, с южной стороны, надежно закрыли проходы между горных массивов, нагромождением огромным камней, валунов, почему-то называемых некоторыми охотниками, лайдами. Это удаленные от цивилизации места, куда можно добраться, разве на вертолете, и где не ступала еще нога современного человека. Рядом с поселком проходят пути миграции дикого северного оленя, и его завсегдашнего спутника, полярного волка. Не редки встречи с медведем, росомахой, рысью. Горы загораживают поселок с севера от ветров, обеспечивая ему свой микроклимат, возможно, благодаря этому, вдоль горной гряды, шириной до двадцати километров, произрастают северо-таежные леса, или лесотундра, если хотите. Город Норильск, жемчужина Севера, красавец, находится в двадцати пяти километрах южнее, но в тундре, ровной как стол, с карликовыми растениями и ржаво-коричневыми мшаниками полуметровой толщины, одеялом укрывающие вечную мерзлоту.

Товарищи

Второго января 1970 года, четверо школьных товарищей и две девчонки из класса, как обычно стояли в подъезде у Леньки, бренчали на гитаре, тихонько пели песни из дворового фольклора, в основном про любовь, курили и просто болтали ни о чем. Все как всегда. Ленькины соседи, ребят из подъезда не выгоняли, они были не шумными, старались не мусорить, а когда неокрепшими голосами пели песни, даже выходили из квартир на площадки, послушать.
- А давайте завтра сходим на старую заимку. Предложил Сашка.
Сашка – среднего роста жилистый, сухощавый подросток, с прямыми, густыми, не послушно-смолянистыми волосами, и веснушчатым, скуластым лицом. Его отец, Анатолий Михайлович, заведовал пилорамой в поселке геологов и был профессиональным охотником. Несколько раз, он брал Сашку и Андрея на охоту. В основном они стреляли по металлическим банкам и наблюдали за приготовлениями бригады охотников – промысловиков, но были счастливы тем, что их вообще брали с собой, возможностью прокатиться на вездеходе и несколько дней, пожить на охотничьей заимке.
- Ага, по такому морозу, только сопли морозить. Возразил Игорь.
Игорь, в отличие от Сашки – светловолосый, упитан крепыш среднего роста, с короткой шеей и внушительными кулаками. На широком чувашском лице, свободно разместились такой же широкий, но короткий нос, и большие, до неправдоподобия голубые, раскосые глаза. Игорь всегда был спокоен, рассудителен, никогда не ввязывался в драки, хотя одним ударом, мог свалить с ног десятиклассника.
- Не-е, я завтра не могу. Я с родителями еду в Норильск к дядьке. Сказал Ленька.
Ленька, вообще-то звали его Леонид – выше среднего роста, крепкого телосложения подросток, с полнокровным, красным лицом, с полными, плотно сжатыми губами. Он носил толстенные очки, отчего его серые глаза, казались огромными и удивленными. Ленька, не имея ни слуха, ни голоса, патологически любил петь и играть на гитаре. Андрей показал ему несколько аккордов и, заучив их, он пел свои песни на один, только ему известный мотив. Друзья молча слушали, курили, а Ленька был счастлив… Даже девчонки терпели его завывания, видя одухотворенное, счастливое лицо.
- А что. Это идея. Произнес Андрей.
Андрей – выше среднего роста подросток, сухощавый, спортивного телосложения, с прямыми черными волосами, смугловатый, с тонкими чертами лица. Вместе с Игорем, учился в музыкальной школе. Андрей – игре на баяне, Игорь – на аккордеоне.
- На завтра обещают всего двадцать градусов мороза. Продолжил Андрей. Тепло. Почему бы ни развеяться. Саня, спроси у отца ружье, постреляем, походим на лыжах.
Старая заимка, находилась в двадцати километрах от Талнаха на восток, вдоль горной гряды, в сторону озера Лама, близ реки Валек. Бревенчатый, низкорослый домик, стоял на берегу большого, почти круглого озера с чистейшей водой, с пологими, высокими берегами с северной стороны, в живописном уголке северо-таежного массива. Охотники построили дощатый спуск к воде и площадку, складку, с которой удобно было нырять и выходить из воды, не ступая ногой на мшанистое, илистое дно. Но это летом, а сейчас, по замерзшей водной глади, можно кататься на лыжах, спускаться с его крутых берегов, фотографировать дым из печной трубы, и пешней пробивать прорубь вблизи берега, чтобы вскипятить чай и сварить обычное, нехитрое варево. Охотники всегда оставляли после себя дрова, спички, керосин и кое-что из провианта.
- Ладно, я тоже пойду. Сказал Игорь.
Девчонки живо заголосили:
- Мы тоже хотим с вами. Мы тоже пойдем.
- Нет девчонки. Холодновато будет для вас, однако. Возразил Игорь.
Девчонки обидчиво насупились, наступила тишина…
- И, правда, холодно. Замерзнете, что делать с вами будем. Да еще перед родителями и учителями в школе оправдываться, что не сберегли… Съехидничал Андрей. Лучше мы устроим вечеринку, когда вернемся, мои предки на пару дней уедут в Алыкель, позовем еще, кого ни будь, да и Ленька из Норильска вернется. Потанцуем, повеселимся, у меня есть, штук пять ракетниц, устроим фейерверк.
- Решено, завтра идем. С каждого по рупь пятьдесят, с воодушевлением высказался Санька.
- А это еще зачем.
- Ну, как же, а гастроном…
- Аааа. А что так много.
- Так ведь еще и спички купить надо. С иронией произнес Санька.
- Шутишь. Спички то, копейку стоят.
- Ну, хватит бакланить, перед девчонками не ловко. Решено, значит решено. Завтра выступаем и с каждого по два рубля и точка. Негромко, но доходчиво прервал Андрей, высоко–моральную дискуссию товарищей, не прекращая перебирать струны видавшей виды, но хорошей Куйбышевской гитары.

Андрей

Андрей проснулся в десять часов дня, привычно глянул на окно, за ним - темнота. Лишь уличные фонари, от мороза окруженные лучистыми ореолами, ярко освещали тротуары и автостанцию, хорошо видную из окна пятого этажа. Рано еще, вставать не хотелось. Резким движением сев на постели, потянулся до хруста и быстро встал. В кухне на столе, лежала записка:
- Завтрак на столе. В холодильнике найдешь все, что нужно. Я на работе. Мама.
Мать Андрея, работала на руднике "Маяк", в четыре смены, машинистом подъемной установки. Спускала и поднимала людей, вагонетки с грузом и всякое горняцкое оборудование. Отец умер рано. Он работал геологом и постоянно дырявил недра этого сурового, но богатого края, все точнее очерчивая на карте залежи рудных ископаемых, так необходимых огромной стране… Мать несколько лет была одна. Пару лет назад, она вернулась с работы с каким-то дядькой. Дядька был высокого роста, с большой головой и кучерявой шевелюрой. Под одеждой иностранного производства, угадывались, мощный торс, такие же руки, и недюжинная сила. От него приятно пахло каким-то неизвестным мужским одеколоном. Дядька подошел к подростку и уверенно протянул руку с широкой, крепкой и сухой ладонью.
- Вадим. А тебя как величать.
- Андрей. Пытаясь обхватить ладонь дядьки, смущаясь, ответил подросток.
Мать, виновато и настороженно посмотрела на сына. Вечером состоялся разговор:
- Знаешь сын... Вадим хороший... Мне трудно одной... Ты многого не понимаешь сейчас…
- Мам, ничего не говори. Ты моя мама и я тебя люблю. Может я, чего-то и не понимаю, но раз так надо… Я не буду против Вадима. Вадим оказался инженером–наладчиком подъемных установок на руднике, и прекрасным, знающим собеседником. С ним было не скучно. Но окончательно примирил их Цезарь.
Однажды Вадим пригласил подростка к себе на работу. Андрей и раньше, не раз, бывал на подъеме у матери, но никогда не видел всей машины, а тут, такое предложение. Экскурсия для подростка, была познавательной и интересной.
- Пойдем в мою берлогу, попьем чайку. Предложил Вадим.
Берлога оказалась просторным кабинетом, под машинной установкой, с множеством каких-то приборов, осциллографов, вольтметров, частотомеров. На огромном столе стоял такой же огромный электрический чайник.
Подросток, боковым зрением, вдруг, увидел крысу.
- Сиди тихо. Не делай резких движений. Все нормально. Сказал Вадим.
Крыса ловко взобралась по деревянной, резной ножке на стол, и, семеня своими короткими, тонкими ножками, подбежала к Вадиму.
- Привет Цезарь. Что, проголодался? Пришел за угощением?
Вадим отщипнул маленький кусочек хлеба и поднес Цезарю. Крыса, аккуратно обнюхав кусочек, взяла подношение передними лапками, и, усевшись поудобнее, без зазрения совести стала его поедать. Затем, он предложил крысе, кусочек колбасы.
Вадим сидел молча, смотрел на Цезаря и улыбался. Вдруг, подростку в голову пришла ясная мысль:
- Нет. Этот дядька, не может быть плохим… Так они подружились.

Сборы

На столе под чашкой, Андрей увидел банкноту. Три рубля.
- Мамуля, я тебя люблю. Послав воздушный поцелуй через темноту морозного утра, бегом бросился в ванную умываться.
Сборы были не долгими. Глянув на градусник в окне, Андрей отметил добросовестное отношение синоптиков к работе, красный столбик остановился на минус двадцать градусов. Валенки, тулуп и меховые рукавицы, он опрометчиво, сразу отверг. Хотелось погонять по озеру и по крутым, окрестным склонам. Осмотрев свои беговые лыжи, новенькие, блестящие, источающие запах краски и каких-то новых, бередящих сознание, ощущений и удовольствий, остался доволен осмотром. Надел утепленный лыжный костюм, на всякий случай, сверху, меховую короткую куртку, лыжные ботинки, на два размера больше, под шерстяные носки, и шерстяные варежки. На пояс приторочил на ремень ножны с охотничьим ножом. Лезвие ножа достигало двадцати двух сантиметров, с гравировками с одной стороны – олень в прыжке, с другой – ощерившаяся росомаха. Летом прошлого года, Андрей нашел его в тундре, и по праву, считал нож своим трофеем.
Сложив в рюкзак продукты: пакет макарон, соль, маргарин, большой кусок говядины из холодильника, написал записку матери:
- Мама! Я с Сашкой и Игорем пошел на старую заимку в тундру. Буду послезавтра к вечеру. Из холодильника взял кусочек мяса, там пожарим. Целую. Андрей.
Оставив записку на столе, бегом, переставляя длинные ноги через две ступени, побежал к выходу из парадной. В одиннадцать часов, в полной экипировке, он стоял во дворе дома. Только-только забрезжил рассвет. Из своего подъезда вышел хмурый Санька с рюкзаком за спиной и лыжами. Под меховой курткой угадывался приклад, разобранного, охотничьего ружья.
- Ты чего не в настроении.
- Не выспался. Сейчас бы часок, другой… Санька сладко, протяжно зевнул.
- А ты чего с этими лыжами. Очумел что ли. Охотничьи надо было брать, вишь снег, какой.
- Я за вами, по вашей лыжне пойду, а на заимке по озеру знаешь, как здорово будет побегать.
- Знаю, только у меня охотничьи.
- Ерунда, по очереди побегаем. Размерчик ботинок у нас одинаковый…
Появился заспанный Игорь с лыжами голицами на перевес и ничего не понимающим взглядом:
- Чего вам не спится. Ведь ка-ни-ку-лы. На лыжах весной надо ходить.
Романтики, блин, с большой дороги. Вчера по телеку передавали, что возможно резкое похолодание.
- Чего разнылся. Тут идти-то всего четыре часа. Не хочешь, оставайся дома.
- Нее. Я с вами. Дома с сестрой заставят сидеть. А то, еще посуду или полы мыть…
-Андрюха, ты у нас это, ну, самый "мужественный". Произнес Санька. Тебе и в гастроном…
- Ну, в гастроном, так в гастроном. Делано равнодушно процедил Андрей. Поход в магазин, его ни как не воодушевлял. Хотя пушистую поросль на лице он начал брить с двенадцати лет, и был старше товарищей на пол года, но свое отражение в зеркале видел каждый день. Как-то не очень хотелось, перед друзьями, потерпеть фиаско.
- Так, что тут у нас. Друзья мгновенно протянули деньги Андрею.
- Так, семь рублей. Что ж, гулять, так гулять.
Оставив рюкзак и лыжи товарищам, Андрей резко повернулся и направился в гастроном. Войдя внутрь магазина, защемило: - а ну, как откажут. Покупателей, в столь ранний час, почти не было. Первым делом, старательно–равнодушно, как бы мимоходом, Андрей подошел к вино–водочному отделу. За прилавком стояла молодая продавщица. Внимательно изучая ассортимент, Андрей подошел к продавщице и, не глядя на нее, произнес:
- Мне, пожалуйста, бутылочку Вермута, ноль семь, три пачки сигарет Варна и шесть коробочек спичек. Сердце напряженно стучало. Продавщица, молодая, пышная, красивая женщина, с расстегнутой верхней пуговицей на белоснежном халате, под которым, вследствие хорошей работы истопников котельной, ничего, кроме нижнего белья не было, повернулась к Андрею. Бархатистая, пышная грудь всколыхнулась, приковав внимание подростка.
Больше, Андрей ничего не видел. Продавщица, вероятно, хотела что-то возразить, но, заметив перед собой искреннее изумление подростка, как будто тот сделал удивительное открытие, которое в скором времени потрясет и изменит весь мир, с улыбкой выставила на прилавок бутылку Вермута, сигареты и спички. Андрей стоял, не шелохнувшись, даже забыл, зачем сюда пришел. Продавщица уставила руки в бока, отчего, белоснежный халат разошелся в пуговицах, приоткрыв не менее белоснежную кожу на животе. Андрей густо покраснел. Женщина нагнулась над прилавком и со смехом произнесла:
- Забирай, а то ведь я передумаю…
Андрей на ощупь сгреб с прилавка покупки в сумку, не отрывая глаз от еще больше открывшейся груди продавщицы, попятился назад. Женщина, раскрасневшись, прикрывая губы ладошкой, смеялась от души. Потрясенный Андрей, чуть было не вышел из магазина, когда сознание все же вернулось к нему. Вспомнив, что нужно еще что-то купить – развернулся и пошел вдоль отделов, витрин с продуктами, лихорадочно вспоминая, что же нужно еще купить. Увидел колбасу...
- Эко меня тряхнуло. Подумал Андрей успокаиваясь. Так… Нужно купить колбасы, сырков, хлеб, конфет… Нет, конфет не нужно. Девчонок с нами нет. Ох, хорошо, что нет. Перед глазами еще колыхалась пышная грудь продавщицы… Лучше кильку, в томате.
Через двадцать минут, красный, вспотевший, он предстал перед недоумевающими товарищами.
- Ты что такой, на мать нарвался.
- Нет.
- На классную.
- Нет.
- Что, на директора.
- Да нет.
- Так чего тогда…
- Да пошли вы… Всё. Нам пора. И повеселев, замурлыкал – "Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…".
Игорь многозначительно покрутил пальцем у виска:
- Лишь бы это было не заразно, а так, пошли.

В путь

В одиннадцать сорок, полностью рассвело. Небо было затянуто плотными, свинцовыми облаками. Воздух казался тяжелым, осязаемым и полупрозрачным. Выйдя за пределы поселка, подростки стали на лыжи. Санька и Игорь, пристегнули на валенках ремни лыж голиц. Андрей, защелкнул металлические крепления беговых.
- Так. Сказал Андрей. Вы идете первыми, я за вами. И пошевеливайтесь. До четырех часов, нужно дойти до заимки, не то, будем пробираться по потемкам.
- Вот нутром чувствую, что все это, добром не кончится. Посмотрите, какое небо. Только идиоты могут пойти в такую погоду в тундру. И я, полный идиот, что связался с вами, что просто знаю вас и вообще, что живу с вами в одном поселке. Выдал тираду Игорь.
- Ух, ты. А я так, мимоходом, можно с вами за компанию. Пошутил Санька.
Андрей стоял молча и улыбаясь, отрешенно смотрел на серое небо.
- Ну, что я говорил, и-ди-от. Игоря разбирало. А мы с тобой его слушаем. Так кто мы… Нет, его точно в гастрономе пыльным мешком приговорили, теперь стоит, улыбается. Видите ли, он счастлив. Э-эй. Мы тут. Сань, мы где-то собирались, или пришли сюда на дауна посмотреть.
- Не-е. Он не даун. Он размышля-яет.
- Тоже мне мыслитель, Жан-Жак Руссо…
Андрей вернулся в реальность, стер глупую улыбку и скомандовал:
- Кому стоим. Вперед.
Друзья двинулись на восток, к видневшемуся вдалеке, лесу. Ночью прошел
обильный снегопад. Снег был воздушный, глубокий, и почти не скрипел, лыжи проваливались, идти было трудно. Более получаса понадобилось, чтобы добраться до первых деревьев редколесья. Подул ветер с востока северо-востока и погнал снежную поземку. Без того сумрачный дневной свет, окончательно поблек на фоне белоснежной кутерьмы. Казалось, что сейчас не утро, а уже вечер. Ветер усиливался, идти становилось все трудней.
- Ничего. Подумал Андрей. Не впервой. Вот только войдем в лес – а там и пурга не страшна…
… Казалось, какие то неведомые силы, по каким-то неизвестным причинам, не желали впускать подростков в лес. Ветер, порывами, приобретал ураганную скорость. Бил острыми, шипастыми снежинками в лицо, валил с ног.
До леса оставалось совсем не много. Внезапно небо посветлело… Санька, идущий первым, повернулся спиной к ветру и сел в снег, рядом с низкорослой елью. Игорь и Андрей, последовали его примеру. Необходимо было принимать решение.
- Мужики. Прокричал Санька. Дело хреновое. Небо чистое. Мороз будет не шуточный. Мы как, идем дальше, или возвращаемся…
- Ну, уж нет. Я все равно пойду на заимку. У меня и портвейн есть. Прокричал в ответ Игорь.
- А ты. Спросил Санька Андрея.
- Мог бы и не спра… Порыв ветра, загнал слова обратно в горло Андрею и, ударив холодными колючками, добрался до легких. Андрей закашлялся.
- Рот закрой. Простудишься. Съязвил Игорь.
- Достань термос. Давай чайку, горяченького попьем и двинемся. Прохрипел Андрей.

[Starik]

Лес

От горячего чая, тепло пошло по всему телу.
- Ну вот, жить стало легче, жить стало веселей. Игорь подскочил, и с силой, тряхнул чахлую ель, наградив Андрея с Санькой снежным комом изрядной величины.
- Сам ты даун. Андрей, ежась от снега, попавшего за шиворот, приоткрыл один глаз. Снежный заряд, в основном, достался ему, и он был похож на ожившего снеговика.
- Кто, я?..
- Ты–ты. Ты в зеркале себя, хоть раз видел, внимательно разглядывал.
- Да-а… Жаль гитару с собой не взяли.
- Ну конечно, еще с ней таскаться. Пробурчал Санька, отряхивая снег с шапки.
- Ее бы не пришлось долго таскать.
- Ну, ты и умный. И как бы не пришлось.
- Я бы сейчас треснул ей вон по той башке, чтобы она немножко порезонировала. Игорь рукой указывал на голову Андрея.
- Да я… Ну ты… Ну все…
Игорь и Санька, смеялись от души.
- Придурки… Андрей смотрел то на одного, то на другого. Чего ржете.
Не выдержав – рассмеялся и сам, наверно от этого, стало вовсе тепло.
- Придурки… Вперед, придурки… Труба зовет, нас путь далекий и нелегкий ждет… Беззлобно и немного с пафосом произнес Андрей.
- Э-эх. То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!...
Ну, пошел же, погоняй!..
В унисон ответил Игорь. Последние две строки, он произнес с таким выражением и такой тоской в голосе, что ему бы позавидовал сам автор.
Ветер, поднявшийся так внезапно, так же быстро стал стихать. Для Таймыра, такие погодные аномалии не новость. В этих местах возможен и снег в июле, с морозом, эдак градусов пять, десять.
До леса добрались довольно быстро, в полном безветрии. На смену ветру, пришел мороз. Было слышно, как захрустел снег под лыжами, и вдыхать воздух полной грудью, стало затруднительно. Войдя в лес, подростки, словно переступили порог волшебной, сказочной страны. Ели казались высокими, стройными, одетыми в пышные снежные одежды. Пихты и лиственницы, спускающие покрытый снегом лапник* до земли, образовывали пещерки, укрытия для зайцев, куропаток и прочей лесной живности. Снежное, пуховое покрывало, закрывало всё, кочки, пни, валежник, и все вокруг переливалось серебристыми блестками снежинок, ограненных самой природой с такой точностью, что для их блеска не нужно было солнечного света. Снег лежал ровно, не тронутый никем и ни чем. Охотничий сезон закончился, и охотники предпочитали отсиживаться по домам, а лыжные прогулки, поселковые жители оставили до весны, когда и солнце светит и морозец, градусов десять, пятнадцать.
- Мы, первооткрыватели этих мест в этом сезоне. Андрей, приподняв лыжную шапочку, освободил лоб. В этом году, здесь не ступала еще нога человека.
Представляете, за нами Талнах, а впереди, на многие сотни километров, ни
души.
- А зверье лесное. Произнес Санька. Голос у него был далеко не юношеский, басистый, грудной.
- Нет, зверье не в счет. Я про людей.
- Ух, красота. С восхищением произнес Игорь.
- На заимке не то еще будет. Вот там, красота. Санька от удовольствия даже прицыкнул.
- Да. Здорово. Игорь, ты бы нас сфотографировал, что ли.
- Некогда. Завтра будем фотографироваться. Санька направил лыжи в глубь леса.

Поломка

Пройдя еще несколько километров по глубокому снегу, то и дело обходя деревья, осыпающие подростков с головы до ног снежными зарядами, голод предъявил свои требования растущим организмам. Пришло время подкрепиться. Санька выбрал для привала место под невысокой сосной. Под ней угадывалась валежина. Быстро откинув с нее снег и утоптав небольшую площадку, друзья, уютно, почти с комфортом уселись. Санька достал тряпичную сумку с колбасой из под куртки, куда он ее осмотрительно поместил перед походом. Сумка имела кроме обычных ручек, еще и лямку, позволяющую нести ее хоть на плече, хоть перекинутой вокруг шеи.
Игорь из рюкзака извлек хлеб, сало и кусок плотной ткани. Андрей охотничьим ножом нарезал все тонкими, аккуратными ломтиками на тряпице, и приготовил бутерброды. Санька, так же ловко привесил сумку с колбасой, обратно под куртку. Съев по паре бутербродов, разлили горячий чай из термоса в металлические кружки. Кружки держали как бывалые охотники – тундровики, обхватив двумя руками, что бы ни остыл слишком быстро, и руки не замерзли. Насытившись, каждый из своей пачки достал по сигарете, и расточительно прикурил от своей спички. Курить было не приятно. Морозный воздух обжигал горло, а вместе с дымом от сигарет, вызывал кашель, но не курить, было нельзя. Все бывалые охотники, после еды курили. Правда перед едой, они еще пили не разбавленный спирт.
Игорь посмотрел на часы:
- Время, четырнадцать пятнадцать. Засветло, мы, однако не дойдем.
- Дойдем по темному. Ответил Санька.
- По темному можем и заплутать. Дело не хитрое.
- Не заплутаем, я дорогу хорошо знаю.
- Какую дорогу. Где ты видишь дорогу. Все ровно, все одинаково.
- Для тебя ровно, а для меня нет.
- Андрей, ну скажи ты этому Сусанину, нехорошо над людьми издеваться. Дороги то нет, а скоро темно.
- Да ладно тебе. Не паникуй, гражданин Паниковский. Доведем. Я тоже знаю
куда идти. Не впервой. Половину пути, считай, уже прошли.
- Ну, не знаю. Если вы оба, так хорошо знаете куда идти – ведите.
Надев лыжи, друзья двинулись в путь. Санька шел первым, за ним Игорь и замыкал маленький отряд, Андрей. Беговые, узенькие лыжи Андрея, проваливались глубже чем лыжи товарищей, не смотря на то, что шел он уже по лыжне. В лесу было тихо. Лишь ветви и сами деревья, потрескивали от холода, да еще снег отчетливо, громко хрустел под лыжами, свидетельствуя о том, что мороз, как минимум, тридцать пять.
Раздался треск. Андрей, зарывшись левой лыжей глубоко в снег, не удержался на ногах и повалился, выставив руки с лыжными палками вперед. Он почти
весь скрылся под снегом.
Попытка подняться, не увенчалась успехом, лыжа глубоко и надежно застряла. Отстегнув крепления, Андрей поднялся, и стоя почти по пояс в снегу, вытащил застрявшую лыжу. Загнутого конца не было. Сантиметров тридцать лыжи, оставались под снегом.
- Да-а. Произнес Санька. Слабо было охотничьи надеть. Ищи конец лыжи.
- Не зуди, сам знаю. Огрызнулся Андрей.
- Все. Приехали. С досадой произнес Игорь. Я же говорил. Я как чувствовал…
- Да умолкни ты… Зануда.
- Я не зануда, я просто говорил, что добром это не кончится.
Андрей отыскал под снегом обломок и извлек на свет.
- Там пенек. Наверно на него наехал концом.
- Это она от мороза лопнула, не выдержала. Задумчиво произнес Санька.
Андрей быстро сбросил рюкзак, достал из него моток капроновой веревки, и отрезал кусок, примерно метра три. Приложил обломок точно по месту, благо, что излом произошел расщеплением, вдоль лыжи, и плотно, рядок к рядку, примотал веревкой. Санька рукой проверил крепость работы:
- Молоток. Знаешь как.
- Ух, ты. Могёшь - могё-ёшь. Я думал уже все, кранты. Игорь сиял от счастья, будто это он, так ловко, отремонтировал лыжу.
- Учись, пока я живой, а лучше записывай.
Пристегнув крепление, Андрей весело скомандовал:
- Вперед.
Температура неуклонно продолжала снижаться, и мороз, действительно становился не шуточным. Минут через двадцать, Андрей снова упал. На этот раз, сломалась правая лыжа, ближе к креплению. Излом произошел почти перпендикулярно лыже, и отремонтировать ее не представлялось возможным.
- А вот это конец. Пробормотал Андрей.
- Да… Хреново. Санька отстегнул лыжи, и стал протаптывать площадку. Расстроенный Игорь, молча делал то же самое.
- Игорь, доставай термос, чаю попьем. Невозмутимым тоном произнес Санька.
- Какой чай, только что пили.
- У тебя есть другие предложения?..
Игорь скинул рюкзак, и полез за термосом.
- Надо что-то думать. Может лапника нарезать и сделать снегоходы. Предложил Санька.
- Скажи лучше наломать. Бес толку. Он сейчас хрупкий, мороз-то, слышишь какой.
- Без лыж, не дойти.
- Да-а. Подвел я вас. Капитально подвел.
- Надо было охотничьи брать…
- Вы это, идите без меня. Я отбегался.
- Ты что, предлагаешь бросить тебя здесь.
- А ты хочешь при лыжах, снег со мной пахать.
- Нет, мы тебя здесь одного не оставим. Решительно заявил Санька.
Игорь отрешенно молчал и смотрел в сторону. Андрей заметил на щеке Игоря белое пятно. Приморозил.
- Игорь, хватит дуться, не девка, щеки потри, обморозишь. Так. Я напортачил, мне и отвечать. Есть два варианта. Первый – вы забираете мой рюкзак, и двигаете на заимку, а я пешим, по лыжне, возвращаюсь. Второй – вы забираете мой рюкзак и возвращаетесь в поселок, ну а дальше – знаете.
- В ботинках, замерзнешь.
- Не замерзну, если что, разведу костер.
- Я на заимку не пойду. Лучше вернемся в поселок. Испуганным голосом произнес Игорь.
- Так не делается. Мы вместе пришли, и вместе должны вернуться. Закон тундры… Санька от возбуждения поднял шапку со лба.
- Представляешь, я по пояс в снегу. За час, могу пройти, километра полтора, два, может чуть больше. Вам, все время придется меня ждать. Без движения, вы замерзнете быстрее, чем я.
- Мы от поселка, считай километров двенадцать…
- Верно. Часов пять, ну шесть топать по такому снегу. Сейчас – глянув на часы, пятнадцать ноль пять. Вечером, часов в девять, пол десятого, приходите ко мне. Если меня не будет – расскажете Вадиму. Найти меня по лыжне – плевое дело.
- Вы чай пить будете? Кружки подставляйте. Игорь немного повеселел.

Сияние

Разлили последний чай, из вместительного, расписного китайского термоса, и молча, думая каждый о своем, с удовольствием прихлебывали из металлических кружек, волшебный напиток.
Андрей лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Ему очень не хотелось оставаться одному в лесу, в уже спускающихся сумерках. Его внутренний голос, спрашивал:
- Как бы ты поступил в таком случае?
- Я бы ни за что не бросил друга. Да и закон тундры… Отвечал сам себе Андрей.
- Но ведь ты сам виноват в случившемся.
- Да-а. Виноват. Но в такой ситуации, все равно бы не бросил…
- Ты же все испортил, и хочешь, что бы твои друзья остались и возились с тобой как со списанной торбой?
- … Пусть решают сами. Просить ни кого не буду…
Нарочито уверенным голосом, Андрей произнес:
- Так, чаю попили, посидели, теперь в путь. Быстро скинул рюкзак, достал из
него газеты, припасенные для растопки печи, и запихал во внутренний карман
куртки. Рюкзак передал Игорю:
- Береги его, он дорог мне как память. Пошутил Андрей.
- Ого. Ты что, кирпичей в него наложил.
- Не скули. С ним тебе будет не холодно.
- Возьми. Санька протянул Андрею своих, два коробка, спичек.
- Ценный, царский подарок. За это – спасибо. Все, попутного ветра. По лыжне вы быстро дойдете.
Андрей стоял, прислонившись к стволу сосны, наблюдая, как удаляются его товарищи. Необъяснимое беспокойство, почти страх, отозвалось тянущей болью, где-то под ложечкой. Ему захотелось крикнуть, позвать, вернуть друзей, но он всеми силами старался подавить свою слабость и непонятно откуда, появившееся чувство страха:
- Все. Хорош. Еще заплачь. Слюнтяй, сопляк…
В кармане куртки, нащупал сигареты. Прикурив – как-то по взрослому, затянулся едким дымом с морозным воздухом. Выкурив сигарету, бросил ее в снег и смачно сплюнул.
- Все. Поплакали, и хватит. Щеки начинало пощипывать.
Аккуратно приставив обломки лыж и лыжные палки к стволу сосны, подошел к молодому деревцу. Поросль осины, была сантиметров пять в диметре. Откинув снег, рубанул ножом как можно ниже. Клинок со звоном отскочил, лишь повредив тонкую кожицу дерева.
- Да. Промерзло основательно. Придется ломать.
Взявшись руками за ствол на уровне груди, и упершись в него ногой, с силой потянул на себя и стал падать. Под тяжестью тела, деревце сломалось. Андрей ножом отбил замерзшие ветки и, отмерив примерно два метра, о колено отломил вершину. Посох был готов, на него можно теперь опираться при ходьбе, и отыскивать пни, коряги, валуны и прочие неожиданности, скрытые под слоем снега. Быстро смеркалось. Полярная ночь, вступала в свои права.
Андрей шел по собственной лыжне уже полтора часа. То и дело приходилось останавливаться и дыханием согревать руки в варежках, нос и щеки. Но самое неприятное – снег, набившийся в ботинки, подтаял, отчего ноги стали мокрыми и холодными. Пора было сделать привал, разжечь костерок, и просушить носки. К тому же, хоть и приходилось останавливаться, прошел он, километра четыре. Хорошая скорость.
Выйдя на большую поляну, перед ним открылась сказочная картина. Небо было чистое, черное, с мириадами звезд. Полная луна светила пронзительным, серебристым светом, отчего снег на поляне переливался искорками, отсвечивал лунными бликами. Низко, на половину неба, играли всполохи северного сияния. Андрей, от восторга раскинув руки в стороны, повалился спиной в снег.
- Вот это да. Красотища. Никогда не видал такого. Вон большая медведица, и малая, а вон Полярная звезда. Млечный путь. Венера.
Казалось, до звезд рукой подать. Звездное небо, словно выгнулось, и куполом нависло над головой. Луна огромная, яркая, с какими-то пятнами, неправильной формы, будто по ней плыли облака. Андрей много раз видел северное сияние, но такого как сейчас – никогда. Сполохи занимали почти пол неба. Лениво, как бы нехотя, изменяя окраску от млечного – до бледно голубого цветов, были похожи на шлейф снежной королевы, развевающийся над землей и укрывающий ее, леденящим морозом. Или – на волшебную дорогу в какой-то другой, неизвестный мир, полный загадок и тайн, которых людям не дано понять, никогда. Сияние переливалось, не спеша, позволяя лишь изредка, будто сбившись с ритма, быструю смену красок, и излучало такое холодное равнодушие, безразличие, ко всему происходящему на земле, что по неволе приходило понимание ничтожности, как человека, так и самой его жизни. Люди, как маленькие, никчемные песчинки в огромном океане, зависящие от его приливов и отливов, штормов и его спокойствия. Волной, их может выбросить далеко на берег, а может увлечь, в невероятные морские глубины. Что могут эти песчинки. Зачем они здесь. Возникало ощущение того, что люди не знают чего-то, самого главного, самого простого, без которого просто нет никакого смысла человеческого бытия. Оно где-то рядом, быть может, в нас самих, но мы ходим, тычемся вокруг, как слепые котята, и не замечаем. И то, чем ежедневно занимается человечество на земле, на всех его континентах, во всех самых далеких уголках планеты, всего лишь бесполезная, никому не нужная возня, суета.
- Да-а. Никого не будет. Меня не будет, Саньки, Игоря, Леньки, девчонок, мамы… Никого… А небо, звезды, луна, будут всегда. Будут всегда безучастно, безмолвно наблюдать за происходящим на земле. И сияние всегда будет показывать дорогу, к такой далекой и такой близкой, беспощадно-холодной и безразличной истине – дорогу в вечность.

[Starik]

Волки

Андрей лежал, любовался звездным небом, северным сиянием, не замечая колючего пощипывания щек, замерзших пальцев на руках в шерстяных рукавицах и холода, подобравшегося к ступням, в ботинках. Он прикрыл веки, но небесная картинка, каким-то чудом запечатлевшись, продолжала стоять перед глазами. Луна выделялась ярким пятном, дорожка всполохов продолжала играть и менять краски и, мириады звезд… Тихо…
Андрей услышал звук шагов. Даже не шагов, не было характерного хруста снега, но что-то, несомненно, живое передвигалось где-то рядом. Он приподнял голову и страх, словно разрядом тока, молнией поразил все тело.
На опушке поляны, отчетливо виднелись несколько пар светящихся глаз.
- Что это. Волки?.. Показалось?..
Он вновь приподнял голову, и ясно увидел в лунном свете четырех волков. Ужас парализовал его. Сердце бешено забилось в груди, болью запульсировало в висках, и где-то глубоко в животе. В солнечном сплетении, под ложечкой, отвратительно защемило и задергалось. Перед глазами все стало куда-то уплывать. Он попытался встать, но руки и тело не слушались, словно были чужими, какими-то ватными. От охватившего ужаса, Андрей закричал, но вместо крика, из горла вырвалось шипение. Кожа судорожно стянулась, сделалась гусиной, на шее и затылке, казалось, вот-вот лопнет от напряжения.
- Волки… Не может быть… Откуда… Нет, это песцы.
Андрей приподнял голову. Волки оставались на месте, на опушке поляны. Перед глазами предстала картина – он лежит, волки, еще теплое тело, рвут на части, терзают…
Голова пошла кругом. Не возможно было остановить взгляд, зацепиться, за что ни будь. В груди стало горячо. Он снова попытался встать, но с трудом, удалось лишь только сесть. Глаза непроизвольно устремились в сторону волков. Отвести взгляд от завораживающего, зловещего блеска, казалось, было не возможно.
- Волки… Откуда… Не может быть… Так… Тихо. Тихо. Что делать… Ружья нет. Нужно развести костер… Большой.
Ноги не слушались, подкашивались, встать в полный рост, Андрею не удавалось.
- Газеты… Нужно зажечь газеты.
Андрей, скинув рукавицы, лихорадочно достал газеты из внутреннего кармана куртки. Негнущимися пальцами пытался зажечь спички. Они не зажигались и выпадали из трясущихся, не послушных пальцев. Наконец ему удалось зажечь спичку и поднести к скомканной газете. Бумага не охотно загорелась, испуская едкий дым.
- Так… Что делать. Что же делать… У меня ведь есть нож…
Андрей подкинул вверх, в сторону волчьей стаи, догорающую газету, нащупал рукоять ножа, и извлек из ножен. Клинок, отполированный до зеркального состояния, в лунном свете, горел не менее зловеще, чем волчьи глаза. Стая, по-прежнему, оставалась на месте. Несколько мгновений, подаренных подростку волчьей осторожностью, потихоньку приводили его в чувства. Рукоять ножа, плотно, до боли в пальцах, сжатая рукой, придавала пусть и слабую, но единственную надежду. Андрей поднял клинок над головой, и покрутил им, отражая лунный свет, как бы показывая волчьей стае, что он не слабая добыча, и у него есть грозное оружие. Оставшиеся газеты, вместе с рукавицами, судорожно запихал в карман куртки и, поднявшись в полный рост, примерно определил:
– До волков, метров пятьдесят. Близко.
Предательский страх, очередной волной, схватил за горло, заставил сердце биться в удвоенном ритме. Страх, мешал повернуться спиной к волчьей стае и продолжить путь. Андрей попятился назад, выставив руку с клинком вперед. Пройдя метров тридцать, заметил – стая двинулась за ним. Страх не отпускал. Он ворвался без спроса, без предупреждения и теперь, завладев телом подростка, не спешил его покидать. Андрей продолжал пятиться на зад и, наступив на валежину, не удержался и упал навзничь.
- Конец. Пронеслось в мозгу.
Приподняв голову, увидел – волки остановились в нескольких метрах от пепла и остатков сгоревшей газеты, втягивая воздух ноздрями, не решались идти дальше. Рукой стал искать в снегу посох и почувствовал резкую боль в пальцах. Руки были без рукавиц, и разгибание суставов, скованных морозом, вызывало нестерпимую боль. Негнущимися пальцами, достал из кармана куртки рукавицы и, надев, стал отогревать их дыханием.
- Посох. Я оставил его там… Это ведь тоже оружие…
Резко поднявшись в полный рост, Андрей повернулся спиной к волкам и побежал. Страх, гнал его вперед, по глубокому снегу, заставляя постоянно оглядываться, и не чувствуя боли от хлещущих по лицу мерзлых веток деревьев, крепко сжимать рукой холодную рукоять охотничьего ножа. Падал, вставал и снова бежал. Ему удалось пробежать минут двадцать. Корчась от кашля и задыхаясь от морозного воздуха, от бега и сумасшедшего сердцебиения, сотрясавшего все тело, в полном изнеможении остановился и прижался спиной к дереву. Рука с ножом безвольно повисла, сил поднять ее не было. Все тело стало мокрым от пота. Футболка под свитером прилипла между лопаток. Волосы под лыжной шапочкой промокли и слиплись, пот струйками стекал по лицу.
- Так… Тихо. Спокойно. Спокойно… Бежать нельзя… От них не убежишь… Надо просто спокойно, быстро идти.
Волки сократили дистанцию и остановились метрах в сорока.
- Нельзя показать что ослаб. Тогда конец.
Страх вновь ударил по подростку, словно испытывая его на прочность, спазмами сдавливал горло, под ложечкой щемило, пульсировало, становилось горячо, словно страх, поселился именно там.
- Все… Хорош... Спокойно. Спокойно… Успокойся, я сказал… Успокойся, скотина. Сволочь.
Левой рукой, со всей силы ударил себя по щеке. Застывший снег на шерстяной рукавице, словно сотнями иголок, больно обжег щеку.
- Все… Спокойно… Страх… Нельзя показывать свой страх. Нельзя показывать свою слабость. Нужно шуметь, кричать, стучать по деревьям… Посох потерял, нечем стучать. Нужно сделать посох…
Осмотревшись по сторонам, заметил подходящее деревце. В пол оборота, следя за волчьей стаей, подошел и, не выпуская нож из руки, обхватил и торопливо сломал его. Страх подгонял. Резкими ударами ножа, отбил ветки и через колено, обломил вершину. Ногами разгреб снежный холмик и, усевшись на ствол поваленного дерева, не выпуская из виду волчью стаю, стараясь не смотреть им в глаза, поставил посох вертикально, тонким концом в низ, и ударами ножа, стал его заострять. Толстое, тяжелое лезвие звенело, отскакивало от замороженного дерева, создавая громкое, повторяющееся эхо, но все же, сталь делала свое дело, и вскоре пика была готова.
- Если сильно, резко ткнуть – войдет глубоко. Пронеслось в голове.
Воткнув посох в снег и, всунув лезвие ножа под куртку между пуговиц, оставив рукоять снаружи, что бы в любой момент можно было его выхватить, достал газету, скомкал и поджег. Бросив ее на снег, стал поджигать спички, и пока разгорались их головки, разбрасывать в разные стороны. Надев рукавицы, вытащил нож и, взявшись за посох, поминутно оглядываясь, пошел прочь. Проходя мимо высокой сосны, ударил по ней посохом. Раздался глухой звук, кора надежно укрывала ствол. Страх, громким эхом, отозвался в мозгу…
Поминутно оглядываясь, Андрей шел уже больше часа. Волки постепенно сокращали дистанцию. Оглянувшись в очередной раз, увидел – один волк оторвался от стаи. Он был впереди остальных, и метрах в двадцати от Андрея.
- Вожак. Очередная волна ужаса, заставила подростка резко повернуться и, выставив вперед посох-пику и нож, закричать, пронзительно, громко. Волк остановился, сел. Постояв несколько секунд, Андрей, словно в забытьи, оглядываясь, пошел дальше. Шел, стучал посохом по деревьям и оглядывался. Оглядывался, боясь встретиться с волчьими глазами.
Страх – это все с чем шел Андрей. От страха, в голове не было ни одной мысли. Страх сковывал движения, парализовывал волю. Страх периодически, волнообразно, переходил в ужас, повергая подростка в панический страх, от которого хотелось кричать, плакать, зарыться глубоко в снег, закрыть глаза, уши и не дышать…
- Вожак. Он нападет первым. Следить нужно за ним. И пикой его… Если ранить не сильно – будет плохо. Бить нужно в шею, наверняка. И ножом…
Остальные не нападут. У волков так…
Не к месту вспомнился случай. Анатолий Михайлович, первый раз взял с собой Саньку, Андрея и еще одного школьного товарища на охоту. Дело было осенью, в период массовой миграции гуся. Первые стада диких оленей, тоже уходили на юг. Погода испортилась, и гусь не пошел. Охотники, предложили юнцам добыть зверя.
Стадо нашли быстро, определили слабого, прихрамывающего рогача*, и Андрей, прицелившись в голову, чуть ниже уха, выстрелил. Рогач упал на передние ноги и завалился на бок. Подбежав к оленю, Андрей увидел, что он еще живой. Пытаясь поднять голову, зверь огромными, бездонными глазами, удивленно смотрел на подростка, и словно осознав, что произошло, глаза его повлажнели, и в уголках появились слезы. Выстрел был не точным. Андрею сдавило горло, с трудом сдерживая слезы, он медленно отвернулся и подошел к товарищам.
- Я не могу…
- Чего? Не понял Санька.
- Он живой. Его нужно добить. Я, не могу…
Санька подошел к оленю, вытащил нож, и одним ударом, прикончил зверя.
- Так нельзя. Укоризненно произнес Санька.
- Я знаю.
- Зверь мучается, его нужно добить.
- Я знаю. Он плакал. Я не смог.
- Не надо было смотреть в глаза…
- Вот скажи, зачем я его убил?
- Ну, так, это же мясо…
- Нам что, жрать нечего, с голоду пропадаем? Тушенки – завались, и других консервов…
- Он все равно бы пропал. Отбился бы от стада, и волки бы сожрали. Раз ты его подстрелил, надо было быстро и безболезненно добить, избавить от мучений.
- … В этом ты прав…
… Прошел еще час. Лыжная шапка и ресницы заиндевели, в ноздрях образовались ледяные пробки, затрудняющие дыхание. Пальцами, отодрав слой инея и выдув лед из ноздрей, оглянулся. Вожак, шел за ним метрах в пятнадцати, остальные – примерно в двадцати пяти. Андрей остановился возле разлапистой ели и, повернувшись лицом к волчьей стае, воткнул посох в снег, нож в ножны, и отломил несколько смолянистых веток. От спичек хвоя не загоралась. Достал газету, скомкал и поджег. Замороженные ветви, лапник, занялись огнем, с треском разбрасывая искры во все стороны. Андрей отломил еще несколько веток и бросил в огонь. Густой, смолянистый дым, стал клубами подниматься вертикально к небу. Постояв несколько секунд, повернулся и быстро пошел прочь от костра.
… Оглянулся. Волков нет. Сердце радостно забилось…
… Идти становилось все труднее. Постоянно приходилось оглядываться, к тому же, посох, с каждым шагом, становился тяжелее и тяжелее. Хотелось бросить его, но рука, словно примерзла, а страх, заставлял еще крепче сжимать незатейливое оружие. От соприкосновения с холодным снегом, болели голени и коленные суставы. Ступни ног, подозрительно не чувствовали холода.
… Оглянулся. Волков нет. Их присутствия, Андрей не наблюдал уже минут сорок. От усталости, его покачивало. Болели плечи, руки. Хотелось сесть в снег и перевести дух, но страх, гнал вперед, подальше от волков. Он знал наверняка, волки догонят. Они не отступятся…
… Заметив раскидистую ель, Андрей остановился. Наломав ветвей, поджег последней газетой…
… Сколько уже прошел, Андрей не знал. Перед глазами, от страха, усталости, голода, качался лес, звенело в ушах.
… Оглянулся. Сердце ударило перехватив дыхание, и забилось так, что казалось, сейчас выскочит из глотки. В глазах потемнело. Ноги безвольно подкосились, и Андрей медленно осел в снег. За ним, по следам, бежали волки. Они приближались стремительно. Андрей выставил вперед пику, и ничего не соображая, поднял руку с ножом вверх. Вожак, матерый полярный волк, с огромной белой гривой, остановился метрах в семи. В лунном свете хорошо были видны мощная, широкая грудь, и мощные, широко расставленные лапы. Волк пригнул голову, поджав уши и оскалившись, издал короткое, не громкое рычание. Страх, который до сих пор, только отнимал силы, заставил Андрея подняться, подскочить. Ничего не соображая, он стал размахивать посохом в разные стороны и бить им по деревьям. Слетела снежная шапка, и крупные снежинки, отражая лунный свет, еще некоторое время, искрились в воздухе. Вожак, сидел, не шелохнувшись, и казалось, равнодушно наблюдал за выбранной жертвой. Другие волки, нетерпеливо переминались с лапы на лапу. Андрей несколько раз, посохом, ударил по снегу. Звука от ударов почти не было, но при резком поднятии посоха, в воздух поднимались тысячи сверкающих снежинок. На вожака, действия Андрея, не произвели никакого впечатления. Он продолжал сидеть и безучастно наблюдать.
Неожиданно пришло решение. Андрей достал коробок со спичками и, взяв одну, прикрыл, оставив спичечные головки открытыми. Зажег спичку, быстро сунул ее внутрь коробка, и с силой бросил в волка. Вожак отскочил и отбежал на несколько метров назад. Упав в снег, коробок продолжал шипеть, испускать отвратительный смрад, и гореть…
Андрей, взяв посох, развернулся и стал удаляться от стаи…
- Волк огромный… Пикой грудь не пробить… Он наверно весом, килограммов восемьдесят, да и шерсть густая. У меня вес шестьдесят девять. Мне его не взять, к тому же их четверо…
… Оглянулся. Волки не ушли. Они осторожно, внимательно изучали спичечный коробок. Подростка это не удивило и не прибавило страха. Внутри все очерствело, и страх, будто съежился от трескучего мороза. К тому же прибавилась еще беда. Идти становилось не возможно. Ступней ног, он уже давно не чувствовал, но каждый шаг отдавался резкой, тянущей болью в щиколотках и коленных суставах. Мышцы голени, замерзли до судорожных, болезненных сокращений.

[Starik]

- … Ноги наверно отморозил… Нужно развести костер и отогреть... Страшно. Волки совсем рядом… На огонь они не пойдут... Топора нет, дров мне не нарубить… Смогу наломать только лапника, а он горит быстро… Нужно больше наломать лапника и отогреть ступни, иначе не дойти… Размышлял Андрей, с трудом переставляя ноги.
Остановившись возле двух елей, и внимательно наблюдая за волчьей стаей, расположившейся метрах в десяти, с громким треском, наломал веток. Несколько тоненьких веточек, засунул под куртку, под плечо и плотно прижал. С посохом и ножом в руках, стал проминать снег, протаптывая площадку. Волки внимательно следили за непонятным, странным поведением жертвы и не нападали. Вытащив отогретые еловые веточки, подсунул их под лапник. Под веточки – кучкой, пол коробка спичек и поджег. Ветви с шипением и треском разгорелись. Наломав еще ветвей, подбросил в огонь. Усевшись на протоптанной площадке, лицом к волчьей стае, придвинул ноги в ботинках к огню.
Волки испытывали беспокойство, от близкого соседства с огнем, им было не
по себе. Лишь вожак, спокойно улегся мордой на лапы и, не мигая, смотрел на
огонь и на жертву.
- Да… Его пикой не пробить… Но он нападет первым, и если атака будет удачной – нападут остальные. Так рассказывали охотники. Если только ранить – атаку он повторит, за ним и остальные… Его нужно убить. Убить быстро… Он обязательно будет прыгать и раскроет пасть. Нужно в прыжке, воткнуть ему пику в глотку… И ножом в шею… Только быстро… Остальные не нападут, они скорее своего вожака разорвут… Дядя Толя рассказывал, что голодные волки могут своих сородичей пожирать. Почему их всего четыре… Наверно охотники стаю погоняли, а это остатки от нее, один матерый, вожак и три переярка*, молодых… А вдруг не получится убить вожака… Дядя Толя тоже, один раз чуть…
В голове мгновенно вспыхнули воспоминания того случая.
В прошлом году по весне, объявился медведь, шатун. Ходил по буровым, хулиганил, уничтожал припасы, пугал рабочих. Анатолий Михайлович, Сашкин отец, снарядил бригаду промысловиков, для его отстрела. Начались мартовские каникулы, и он взял Саньку и Андрея с собой. Два дня охотники тропили**, пока не наметили место для засады. Подростки, тем временем, топили печи в избушке и в бане, выискивали под снегом кустики брусники, растапливали снег, и заваривали чай. Охотники, днем и ночью, поджидали шатуна. Он появился на тропе, лишь на третий день. Анатолий Михайлович, сидел первым номером, в засидке*** из лапника, за большим валуном, диаметром метра два. Еще двое охотников, сидели так же за валунами, по обе стороны тропинки, сзади, метрах в пяти, от него. В нужный момент, Анатолий Михайлович встал в полный рост, что бы провести прицельный выстрел, но случилась осечка. Перекосило патрон в патроннике пятизарядного карабина. Он не испугался и не растерялся, а просто впал в ступор, не мог ни пошевелиться, ни даже закричать. Медведь пошел на него, поднялся во весь рост, и грозно зарычал. Лишь опыт двух других охотников спас его от неминуемой гибели. Заслышав вместо выстрела характерный щелчок, и рычание зверя, они почти одновременно появились из своих укрытий и разрядили карабины в шатуна. Уже мертвый медведь, падая, когтем, разодрал на Анатолии Михайловиче меховые штаны, нижнее белье, унты, оставив глубокую, рваную рану от бедра, до щиколотки. Охотники снарядили носилки, и принесли его в избушку…
… Запахло горелой кожей. Подошвы лыжных ботинок дымились. К ногам пришло тепло и боль, пульсирующая, нестерпимая боль.
- Это хорошо, что больно. Подумал Андрей, морщась, наблюдая сквозь огонь за волками. Значит, не отморозил…
Подкинул последние ветки в огонь. Волки оставались на месте и нетерпеливо выжидали. Смолянистый замерзший лапник, густо задымил. Сидеть на снегу стало холодно, Андрей устало, опираясь на посох, с трудом поднялся, и шагнул в темноту от костра…
… Оглянулся. Волки не решительно, делая большой круг, огибали костер. Крепко сжимая руками, посох и нож, подросток продолжил путь.
- Нападут… Они, точно нападут… Ружья нет… Санька ушел… Я бы не ушел, не бросил одного…
Тоскливо защемило в груди.
- Почему он ушел… Игорь понятно, но почему Санька… Но ведь я сам их отправил… Они бы замерзли сильнее, чем я… Ерунда, развели бы костер, согрелись, поели, чего ни будь…
В пустом желудке затянуло, заурчало.
- У Саньки ружье. Волки не подошли бы даже. Они оружие за версту чуют.
Вдали редеющего леса, показалась сплошная стена кустарника, из ивняка, по- росли северной березки, вербы. Кустарник, словно граница, отделял лес от редколесья. До поселка оставалось идти, не многим более часа.
Андрей торопился дойти до кустарника и миновать его, будто этот естественный рубеж, станет надежной преградой для волков.
… Оглянулся. Волки стремительно неслись прямо на него, словно почувствовав близость человеческого жилья, решились использовать свой последний шанс. Андрей повернулся к ним лицом, держа на изготовке посох-пику и нож. Сердце мощными толчками, прокачивало по кровеносным сосудам кровь. Андрею казалось, что он слышит ток крови по всему телу. В голове стоял шум, будто ветер раскачивал верхушки деревьев. Тело напряглось, словно сжатая пружина. Легко, левой рукой направив пику на вожака, правой, твердо сжимая рукоять клинка, приготовился к атаке. Вожак замедлил бег и остановился в пяти метрах от Андрея, молодые волки, были сзади от него, полукругом. Волк пригнул голову, потянул ноздрями, оскалился и зарычал. Глаза в лунном свете, горели желтоватым оттенком…
Страха не было. Андрей чувствовал свое напряженное тело и неизвестно откуда появившуюся силу. Где-то глубоко внутри, созрело нечто непонятное, о чем Андрей, даже и не подозревал. Он чувствовал спокойствие, легкость, уверенность в движениях. Появилось новое, совершенно невероятное чувство, какой то раскрепощенной свободы.
Глядя прямо в глаза волку, Андрей с расстановкой произнес:
- Что ссука осстановился. Иди ссюда. Я тебя разорву как ссявку, я тебя, падла, ззубами грызть буду. Сслышишшь.
Во все горло, во все свои молодые легкие, он закричал:
- Убью, сссука…
Андрей пригнулся, вытянул шею вперед, оскалился и зарычал, казалось, что даже уши плотно прижались к голове. Сейчас он был не человеческий, беспомощный детеныш, а загнанный в угол молодой и сильный зверь, с ограниченным выбором действий, либо безвольно подчиниться, либо напасть самому. Подсознание подростка, выбрало второе, разбудив в нем хищника.
Рычание шло изнутри, низкое, утробное. Прищурив глаза, Андрей легко, пружинисто, нацелив пику в волчью морду, сделал три быстрых шага и резкий выпад пикой в его сторону.
- Убью ссука. Ррразоррву…
Волк попятился на зад и вправо. В голове, будто что-то взорвалось и, с диким криком, Андрей бросился на волка…
Однажды, с ним уже случилось такое.
Он учился во втором классе, был худеньким обыкновенным мальчишкой, и ни чем не отличался от своих сверстников. Восьмиклассник Колька, все время задирал его, то подзатыльник влепит, то пинком наградит. Как-то раз, сильно ударил в живот кулаком. Было очень больно и обидно. Андрей пожаловался старшему брату и, получил увесистую затрещину. Брат был старше на семь лет, и уже закончил школу.
- Никогда не жалуйся и не распускай сопли. Бей. Со всей силы бей в нос, ну, или куда достанешь.
- Ага, он в восьмом классе учится. Я с ним не справлюсь. Растирая слезы по щекам, обиженно произнес Андрей.
- Тебе не надо с ним справляться. Тебе надо его ударить. Не можешь бить,
кусай. Еще пожалуешься, получишь…
Однажды, в группе продленного дня, его и еще двух девчонок из класса, поставили дежурить, что бы продленцы, заходили в группу в сменной обуви. И вот, нарисовался этот долговязый, рыжий Колька, взлохмаченный и чем-то, не довольный. Увидев Андрея, он зашел в группу и толкнул его к стене. Потом, схватив за лацканы пиджака, оторвал от пола, поднял на вытянутых руках и, прижав к беленой мелом стене, стал ее вытирать его спиной, и при этом, противно смеялся. Повеселившись, он отпустил Андрея и тот, упав, больно ударился локтем. Долговязый, как ни в чем не бывало, повернулся, сунул руки в карманы и пошел себе дальше.
Девчонки, смотрели на Андрея со слезами на глазах. Наверное, им было его жалко. И тут случилось… В голове зашумело и что-то щелкнуло. Андрей с диким визгом бросился за ним, запрыгнул на спину, и плотно обхватив руками шею, стал ногтями, до крови, раздирать Колькины щеки. Андрею ни как не удавалось укусить его за голову, мешали всклокоченные волосы, и он, изо всех сил прижавшись к Кольке, изогнулся и вцепился зубами в его ухо. Долговязый завопил как корабельная сирена. На его зов, откликнулся учитель по трудовому воспитанию. С невероятным усилием, ему удалось оторвать Андрея от Кольки. Потом были разбирательства, вызывали в школу маму, но, как-то все улеглось. С тех пор, долговязый Колька, стал обходить Андрея стороной, да и другие старшеклассники, не рисковали задевать "психованного"…
- Сстой пасскуда. Ззагрыззу. Сстой ссволочь…
Вожак, как бы нехотя, оглядываясь, огибал дугу, и заходил сзади. Андрей разгадал уловку "охотника" и развернулся лицом к молодым волкам, переяркам. Рявкнув, низко, как собака, помчался на них. Волки не выдержали, отскочили в разные стороны и, поджав хвосты, побежали к вожаку. Андрей увидел их испуг, нутром почувствовал исходящий от них страх. Развернувшись к стае, легко, пружинисто, вздымая за собой вихри сверкающего снега, бросился к ней.
- Сстоять ссуки… Убью…
И волки отступили… Наверное, мудрый вожак решил, что переярки, не вполне созрели для охоты, если их смог напугать какой-то человеческий "звереныш". Он сменил траекторию, и не спеша, уводил молодых волков обратно в лес.
- Стоять… Назад… Суки… Падлы… Убью…
Андрей продолжал бежать за стаей. На бегу, с силой бросил в них свою пику, словно копье. Волки уходили… Упав на колени, с рычанием и остервенелой силой, вонзил нож глубоко в снег, поднял и снова вонзил…
… Волки ушли. Вместе с ними, ушли и силы. Их место заняло опустошение, нахлынувшее и заполонившее Андрея. Он чувствовал себя жестоко избитой собакой, незаслуженно, только за то, что ей хотелось есть, и она без спроса стянула со стола, ни кому не нужную косточку.
Андрей ни как не мог понять, отчего же ему так больно. Толи от этой судорожной боли, что крючила пальцы на руках и ногах, то ли от пережитой встречи с волками, или оттого, что друзья оставили его одного в лесу…
Он поднял полные слез глаза к звездному небу и беззвучно завыл на луну. Над ним было все тоже черное небо, те же мерцающие, далекие звезды, та же луна, лишь сияние всполохов стали совсем бледными и не занимали пол неба. По-прежнему, его окружали лес и морозная тишина, но что-то случилось в этом мире, под этим низко нависшим, звездным небом, в этом воздухе. Андрей не понимал, что случилось, но точно знал, что это, что-то, очень важное, а может, самое главное. И это что-то, было где-то рядом, оно прикоснулось к нему, оставив в сознании неизгладимый след, и теперь, как пар изо рта, растворяется в морозном воздухе, неуловимо, призрачно, исчезает в неизвестности. Андрей смотрел на звездное небо, пытаясь ухватить это нечто, остановить, задержать миг, понять, что это…
Луна, звезды, и даже потерявшее величие сияние, безжалостно, равнодушно, смотрели в упор на Андрея, и не замечали его…
- Песчинка. Никчемная, ни кому не нужная песчинка…

[angelmoon777]

Андрей, я прочла Ваш рассказ с интересом, хотя читать трудно. Мешает обилие деталей, отступлений, историй в истории. Рецензировать мне сложно, потому что с прозой у меня сложнее отношения, чем с поэзией. Если в стихотворении невольно почти сразу видны огрехи - нарушение ритма, скучность рифм и отсутствие чётко выраженной мысли или эмоции - в прозе другие правила. Единственное могу сказать, рассказ показался мне незавершённым. Даже понимая, что Вы это сделали умышленно, всё-таки финал нужно было продумать лучше. Такая фатальность подростка - последняя фраза, как-то мне кажется немного фальшивой, что ли. Возможно так оно и было, но на то Вы и автор, чтобы внести в рассказ свою фантазию, сделать его интересным для читателя. А тут дочитал до конца и какое-то разочарование. Читателю надо либо дать надежду на хороший исход, либо оглушить безысходностью до боли в сердце.
Ещё замчание по оформлению прямой речи: если это записка или мысли человека - нужно ставить кавычки. Тире употребляется, лишь когда идёт разговор двух или более человек.
Удачи Вам в дальнейшем творчестве! Человек и природа - тема глубокая и интересная всегда.

[Starik]

Сообщение от angelmoon777

Андрей, я прочла Ваш рассказ с интересом, хотя читать трудно. Мешает обилие деталей, отступлений, историй в истории. Рецензировать мне сложно, потому что с прозой у меня сложнее отношения, чем с поэзией. Если в стихотворении невольно почти сразу видны огрехи - нарушение ритма, скучность рифм и отсутствие чётко выраженной мысли или эмоции - в прозе другие правила. Единственное могу сказать, рассказ показался мне незавершённым. Даже понимая, что Вы это сделали умышленно, всё-таки финал нужно было продумать лучше. Такая фатальность подростка - последняя фраза, как-то мне кажется немного фальшивой, что ли. Возможно так оно и было, но на то Вы и автор, чтобы внести в рассказ свою фантазию, сделать его интересным для читателя. А тут дочитал до конца и какое-то разочарование. Читателю надо либо дать надежду на хороший исход, либо оглушить безысходностью до боли в сердце.
Ещё замчание по оформлению прямой речи: если это записка или мысли человека - нужно ставить кавычки. Тире употребляется, лишь когда идёт разговор двух или более человек.
Удачи Вам в дальнейшем творчестве! Человек и природа - тема глубокая и интересная всегда.

Мне остается выразить Вам, свое восхищение и благодарность. В первых – за то, что вообще прочитали рассказ, во вторых – за то, что прочитали его внимательно, в третьих – за понимание. Действительно, две коротких финальных главы, я умышленно не включил в рассказ, предложенный на форуме. Я рассказал случай. Две завершающих главы (свои умозаключения, выводы, переживания, видение), я не решился выставить на форуме.
По поводу деталей, отступлений (историй в истории) – я максимально исключил описание зимней, северо-таежной природы, переживания трех товарищей. От этого, на мой взгляд, рассказ получился ущербным, но значительно короче.
Лично для меня, важны подобные описания, отступления, дающие максимальное представление о месте событий, раскрывающие характеры персонажей…
Я никогда не пропускаю такие описания, при прочтении понравившегося мне произведения. В голове возникает картинка, и ясно представляются обстановка, действующие герои с их чертами лица, мимикой, жестами…
Я читаю, и словно просматриваю на экране, или будто я там, просто меня никто не видит. Сумбурно объяснил, но как-то так.
По поводу "фатальности подростка – его последней фразы". Это мое видение. Его не изменить. При долгом, пристальном взгляде в звездное небо, у меня всегда возникает это чувство, практически, сколько себя помню. Это вовсе не фальшь.