Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

- Вот сподобилось Всевышнему девицу наградить мужским характером, а парнишку наоборот. Послушай меня, сынок. Твоя сестра права, но только отчасти - на каждого драчуна всегда найдётся ещё более сильный соперник. Я научу тебя не бояться никого и ничего. Надо только понять, что такое страх. А это то, что движет нами. Всё на свете держится на нём. Дисциплина и подчинение зиждутся исключительно на страхе. Основы закладываются с детства. Страх перед материнской руганью, перед отцовской поркой, перед упрёками друзей. Страх перед учителем, перед наказанием, боязнь плохой отметки, провала на экзамене. Потом, когда ты взрослый – страх перед начальством, от которого зависит твоя премия и карьера. Страх перед кознями коллег или врагов. Страх перед войной и смертью. Верующий боится ада, неверующий – ошибок. Страх перед болезнью, болью, старостью, одиночеством, непониманием, милицией, психушкой. Страх проходит через всю нашу жизнь. Вообще, она им только и держится. Страх перед тюрьмой заставляет уважать законы. Так было всегда, во все времена. А теперь запомни - когда, как говорит твоя сестра, кто-нибудь не так на тебя посмотрит, ты подумай о том, как многого боится он. И тебе станет легче смотреть ему в глаза. И ты ударь его – нет ни кулаком, словом ударь в самое уязвимое место. И если ты правильно определишь его уязвимое место, и правильное найдёшь слово, увидишь, как побледнеет твой враг, испугавшись, и побежит прочь, сломя голову.
Я задрал вверх подбородок и вызывающе посмотрел на сестру: словом бить куда как интересней - что скажешь?
Люся отмахнулась:
- А ну тебя – не в коня корм.
Знаменательный день для меня! И самый обычный для миллионов других людей. Один день из многих. Зимний, серый, скучный - приближающий их к старости. Отцу, конечно, до старости далеко - он отдохнул и теперь энергичен, весел, деятелен. Мы выходим из нашего дома на тихой окраинной улице. На остановке приходится подождать. Появляется автобус, мы садимся. Через несколько остановок въезжаем в Южноуральск. За обледенелым окном – люди куда-то спешат, бестолково суетятся, словно муравьи. Городская суматоха, наполненная своими делами и заботами. В автобусе сплошь угрюмые неприветливые физиономии. Разговоров не слышно. Ни улыбок, ни оживления. А мы-то едем покупать телевизор!
Белесое солнышко, будто ему лень светить, с трудом пробивается сквозь серую мглу. Отец смотрит в окно и молчит о чём-то своём. Можно немного помечтать. Я представил старинный город, о котором читала вслух сестра. На улочках возле рубленных из крепчайшей лиственницы домов и лавок толпятся казаки, служивые люди, охотники. Подгулявшая компания дразнит у кабака привязанного цепью медведя. К воеводскому дому тащат мужичонку в латанном кафтане. На гостином дворе покупатели прицениваются к сыромятным кожам, соли, охотничьим припасам, ножам, алым сукнам, свинцу, котлам из красной меди, бисеру. Много всякого добра в пограничном городке. Народ тут лихой, предприимчивый, видавший виды. И то сказать – что делать в городке на границе Великой Степи ленивым изнеженным боярским сынкам? Ведь, пока доберёшься сюда – натерпишься и горя, и напастей. Это люди своего жестокого века. Они открывают новые земли, торгуют, воюют. Врагов у них не меньше, чем друзей. И свистят в лихой час оперённые стрелы – и падают казаки на дикую землю…. В воздухе носится аромат новогодних апельсинов….
Ага, прокол! Откуда в старинном таёжном городе южные диковинные фрукты? Может, царь воеводе своему в подарок выслал? У царя-то, небось, были. Я вздохнул - вот так соврёшь, и не поверят. Ну что ж, перенесёмся мысленно в страну апельсинов. Вижу ясно - берегом реки жарит по песку кучка людей. Бегут и оглядываются. Вслед из густого тростника несётся львиный рык. А впереди-то крокодилы!
Вот бы их сюда. Что б тогда творилось в славном городе Южноуральске, а? Да и в автобусе стало б попросторней, если б из-под сиденья - хвать за ногу! - аллигатор. Может порычать тайком: шибко скучные физии у горожан – пусть немного порезвятся. И почему у нас нет таких свирепых хищников? Чем наши берёзы, хуже пальм?

[santehlit]

Пацаны мне не поверят, что в автобусе на нас напал крокодил и многих проглотил. Откуда, скажут, быть здесь крокодилам в разгар зимы? А вот если бы по улице промчалось стадо слонов, тогда не только люди – машины шарахнулись в стороны, забились по дворам и углам. Это тебе не пешеходов давить – со слонами шутки плохи.
- Пап, а ты мог бы стать капитаном? – спросил я, теребя его за рукав.
- Ке-ем? – в изумлении переспросил отец.
- Да капитаном на корабле.
- А почему бы нет? Не представился случай, а то б попробовал.
- А я буду.
- Ну и молодец. Хорошая работа – много платят. Ну, и уважение конечно.
- Не, я не для денег - путешествовать люблю. Или вот, скажем, на лошади – тоже интересно, всё лучше, чем пешком.
- Про верблюда не забудь, - усмехнулся отец. – Корабль пустыни.
- Школу закончу, - заявил я, – пойду на путешественника учиться. Или сразу, без школы…
- Нет, без школы не возьмут, – на полном серьёзе сообщил отец. – Без школы сейчас только в дворники.
Как мучительно осознавать недостаточность своих знаний! К сожалению, сестра не хочет учить меня читать, говорит – в школу пойдёшь и научишься. До школы далеко. Без книг, где набраться знаний? Ах, да! Ведь мы же едим покупать телевизор! Держитесь, моря и острова – все тайны мира буду знать! Да здравствует телевизор! Но сколько ж можно ехать, пора бы уж.
Нет, капитаном всё же лучше быть. Я б научился курить трубку. А как чудесно плыть по воде мимо неизвестных берегов! Встречи со штормами, стоянки у берегов чужих стран, знакомство с чудесами тропических морей. Сколько себя помню, всегда мне грезились синие дали и белые паруса, тропические пальмы и свирепый рёв шторма. Мне казалось, я знаю, как пахнет смола и пеньковые канаты….
За окном автобуса мелькают кирпичные неопрятные здания. Множество людей мельтешат между ними. Многие из них – воры. Отец говорит, что воришками, как и товарами, город щедро снабжает наш посёлок и район.
Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать! Весь свой век прожить среди этих серых стен, этих людей… Бр-р-р!..
Наконец покинули автобус и вошли в невзрачный дом, в такую же квартиру. Отец с хозяином телевизора долго крутили его ручки. Отец задавал бесчисленные вопросы, а мужик нудно отвечал. Наконец на тысячи вопросов отвечено, все подробности настройки телевизора усвоены, и начались торги, такие же долгие и нудные, и мне всё больше казалось – бесплодные.
Пока отец вёл переговоры, я не спускал с экрана глаз. Там какие-то мужики разгуливали по городу с петухами под мышками. Вот клоуны! А потом петухов стравили для драки - самим, небось, лень.
Переговоры отца с хозяином закончились тем, что последний попросил, как можно скорее покинуть его квартиру. Что делать? Решил вмешаться.
- Жаль, что у вас нет петуха. У нас есть….
Спорщики, как по команде, уставились на меня. Потом хозяин взглянул на экран и всё понял. Расхохотался:
- Чёрт с тобой! Твоя взяла - согласен, но только ради вот этого смышлёныша…

Итак, у нас в доме появился Телевизор. Не сказка и не выдумка. Единственный на всю улицу. Сильно и радостно билось моё сердце. Надо было видеть, каким я ходил гордым и как свысока посматривал не только на сверстников, но и на ребят постарше. Сколько радостных, восторженных минут пережил у его голубого экрана. Сколько новых прекрасных мыслей открыл мне мой светящийся друг. О, как он умел рассказывать даже о самом скучном! Знали бы вы, какие увлекательные сюжеты рождались в моей голове!

[santehlit]

Например, из документального фильма об истуканах острова Пасхи! А в благодарных слушателях недостатка не было.
Великие перемены с появлением телевизора произошли в жизненном укладе нашего семейства. Все соседи, от мала до велика, стали относиться к нам с величайшей почтительностью. Вечерами у нас собиралась внушительная толпа зрителей. Рассевшись, кто, на чём смог, многие просто на полу, живо комментировали увиденное.
- Спасайте! Утоп!
- Ах, ты, грех какой!
- Гляди-ка, выплыл!
- Где? Верно. Вот это, называется, повезло! Посмотрите – целёхонек!
А сосед дядя Саша Вильтрис как заорёт:
- Он жив! Ура! Ура!
И полез обниматься. Ну, как на стадионе. Увлёкся мужик. На правах хромого он садился, развалившись, в одно из двух наших стареньких кресел.
Иногда это смешило, чаще – надоедало. Тогда отец вставал и решительно выключал телевизор.
- Комедия окончена, артистам надо отдохнуть.
Гости нехотя расходились. Кто-нибудь предлагал поиграть в картишки, с надеждой, что экран засветится ещё раз.
Надо ли говорить, что все зрители, и дети в том числе, были просто влюблены в прелестных дикторш - просто души не чаяли.
Вот как-то одна заявляет:
- Этот фильм детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется.
Отец покосился на Люсю и её подружку Нину Мамаеву.
- Для вас сказано.
- А чего его не гонишь? - фыркнула сестра, ткнув в меня, примостившегося у отца на коленях, пальцем.
- Он ничего в этих делах не понимает, - усмехнулся отец.
- А там ничего такого и нет, - вмешалось Нина. – Я этот фильм в кинотеатре видела.
- Какого такого? – обернулся отец.
- Ну, такого… Вы знаете.
- Я-то знаю. Вы откуда знаете? Ох, девки, девки, как быстро вы взрослеете – беда, да и только.
Я украдкой показал сестре язык и кивнул – вали, мол, отсюда. А потом пожалел – ах, как бы ни поплатиться.

[santehlit]

3

Новогодние каникулы закончились. Скучно стало на улице. Да и дома, когда отец отдыхал после смены, а мама не разрешала включать телевизор. Дошкольником быть очень плохо. Все друзья на учёбе. У них время летит быстро, весело, незаметно. Им есть чем заняться - мне нет. А хочется большой, бурной жизни. Хочется писать стихи, чтобы вся страна знала их наизусть. Или сочинить толстенный роман.
Я живу в тоске, потому что не умею ни писать, ни читать. Неграмотный я по причине своего малолетства, но чувствую в себе силы и способности на тяжкий умственный труд. Вот слепые же пишут романы, и музыку, и стихи. За них кто-то записывает. Вот бы мне такого писарчука – уж я бы надиктовал!
Хуже всего, что никто не понимает моих мук. Все смотрят на меня, как на малыша, которому достаточно дать конфетку, чтобы он отстал и не путался под ногами. А можно просто взъерошить волосы – иди, гуляй. Остаётся одно – мечтать. И это спасение от вселенской скуки и людских обид.
Смотрю на высокий сугроб, представляю его Кавказским хребтом, а себя – путешественником, заросшим чёрной бородой, голодным, продрогшим от холода. Я даже гибну, но открываю ещё одну тайну природы. Вот это жизнь! Вот бы мне попасть в экспедицию! Нет, не возьмут: скажут – окончи школу. А потом – институт. А потом….

[santehlit]

А потом я и сам не захочу в горы, сяду за стол и буду писать романы в тихом, уютном кабинете. Мир потеряет великого путешественника и открывателя. Точно. Стану Героем, Гением, Человеком, которым гордится страна, если…. Если не помру со скуки в начале самом своей жизни. Господи, как тяжело жить! Скорей бы весна. Когда много света и солнца. И сады начинают пахнуть так, что бодрость преследует тебя даже во сне.
Но ничто не вечно в этом мире - даже скука, глубокая, как горе. В соседском огороде появились Вовка Грицай с маленьким Серёжей. Жеребёнком, ошалевшим от радости, я поскакал им навстречу - благо, забора между нашими огородами не было.
- Н-но! – подгонял сам себя.
Серёжка, укутанный в шаль, сиял глазами, в улыбку губы распустил. Глядя на солнце, на сверкающий в его лучах снег, смеялся:
- Солнушко, гы-го-го…
- Цы-па, цы-па… - манил резвящихся воробьёв.
- Здорово, Вов-Чик! – бодро, звучно, нажимая на «ч», говорю я. – Как школа? Происшествий не было?
- Какие там могут быть происшествия? – пожимает плечами сосед.
- Ну, не скажи - столько пацанов вместе… Неужель чего нельзя придумать?
- А учителя?
- А голова на что? Ну, хоть бы после школы отлупить девчонок.
- Чё ты несёшь?
Я посмотрел на Вовку со смутным беспокойством – начал задаваться? Школьник.
- Ты, наверное, с девчонками дружишь? – съязвил я и покрутил пальцем у виска. – Похоже, школа ничему хорошему не учит.
- Я тебе сейчас покажу, чему нас учат в школе, - сказал Вовка и выломал обезглавленный подсолнух.
- Ура! Сейчас будет рыцарский турнир, - я тоже вооружился и поскакал вокруг соперника.
- Коли! Луби! – возбудился маленький Серёжка.
Ему удалось выломать прошлогоднюю будыль из снежного покрова, и он напал на брата с другой стороны.
- Ну, начинается потеха, - пригрозил Вовка и повёл на меня атаку.
Я отступал, отбиваясь, и хрипел страшным голосом, изображая чудо-юдо лесное:
- Добро пожаловать, богатырь, в гиблые места!
- Ты давай, работай, - Вовка лупил своей палкой по моей. – Сейчас я тебя уложу на раз-два-три… Раз…! Два…! Три…!
- Ула! – Серёжка ткнул своим «копьём» брату в глаз.
Вовка вскрикнул и доказал, что в школе он чему-то всё-таки научился – разразился отборнейшей бранью.
- Я тебя щас на куски порву, - пообещал он брату, а сам пнул его так, что Серёжка кубарем полетел в сугроб.
Вовка убежал домой, закрывая ладонями лицо. Младший Грицай орал, лежа в снегу, и плач сотрясал его тело. Я мог считать себя победителем турнира.
- Эй, вы, что тут вытворяете? – через забор перешагнул Валерка Журавлёв, по прозвищу Халва, и подошёл к нам.
Не думайте, что он долговязый великан - просто в недавнюю метель намело такой сугроб, из-под которого забор наш едва виден. Вдвоём мы подняли Серёжку, отряхнули от снега, уговорили не реветь и не жаловаться, повели домой.
- Залазьте, - Вовка позвал нас с тёплой печки, сияя «фонарём» под глазом, и кивнул на брата. – А этого бандита сюда не подсаживайте. Полезайте, я тут засаду устроил - в войну поиграем. Мамка разрешила.
- А парашут есть? – осведомился Валерка. – Высоко падать, если что.

[santehlit]

На маленькой печке, заваленной всяким хламом, шибко-то не развернёшься. Какого чёрта здесь держат тулупы вместе с валенками? Впрочем, без них на голых кирпичах поджариться можно очень запросто. А из валенок, при желании и небольшой фантазии, неплохие пулемёты получаются. Вот мы и застрочили в три голоса.
- Здесь и спать можно, - похвалил я печку и пожалел, что у нас дома такой нет.
- Была нужда, - отмахнулся Вовка. – У меня кровать есть.
- Я, когда женюсь, с женой буду спать, - заявил Халва.
- А я женюсь на дикторше из телика, - поддержал тему Вовка.
Я обиделся - телевизор мой, значит, и дикторша моя. Какое он имеет право на ней жениться? Да никакого. Заявил об этом, и обиделся Вовка.
- Я вообще жениться не собираюсь, - сказал я. – А девчонок буду лупить, где не встречу.
- Ты ещё маленький, - сказал Халва, - и ничего не понимаешь.
- Сам ты маленький, - оборвал я его.
Играть совсем расхотелось, да и жён себе выдумывать. Повисла гнетущая тишина.
- А пойдемте, ходы в снегу рыть, - предложил Валерка.
Вспомнил ворчание отца, когда в последний раз просил у него для этих целей лопату.
- Делать вам нечего. Лучше б снег от фундамента отбросал – весной работы меньше будет.
- Не, - предложил я. – Пойдёмте окопы рыть. Должны, точно знаю, должны враги напасть на наш дом. А мы окопы выроем и всех перестреляем. Пока врагов ждём – телик посмотрим.
Телевизор – аргумент. Ребята сразу согласились, что окопы возле дома рыть интересней, чем ходы в сугробе.
Это с тёплой печки работа казалась лёгкой и интересной. Недавняя метель так скрепила снег, что я быстро выдохся и заскучал. Чтобы как-то поддержать боевой настрой, предложил хором спеть. И первым затянул:
- Шёл отряд по берегу, шёл издалека…
Песню о героическом Щорсе мои друзья не знали, но дружно подхватывали припев:
- Ээ-эй! Ээ-эй! Красный командир…
Мама в окно постучала, перед ртом щепотью машет – обедать зовёт.
- Продолжайте, я сейчас.
За столом усидеть не было сил - на подоконник пристроился с тарелкой, ем и посматриваю, как ребята в снег вгрызаются.
Отец увидел, подивился и похвалил:
- В жизни всегда так бывает - кто-то вкалывает, а кто-то руками водит. Учись, сын, головой работать – лопата от тебя не уйдёт.
Отец ушёл скотину убирать, а мне на мороз не хочется. Сестра уроки учит - прочитает в учебнике, захлопнет, сунув палец закладкой, глаза закроет и повторяет вслух:
- Чьи это поля, чьи это мельницы? Это панов Вишневецких. Это…
Забудет, собьётся и вновь в книгу подсматривает.
- Чья это дура с книжкой у печки? Это панов…
Хлоп! Люська стукнула меня учебником по голове. Я бросился на сестру с кулаками, но она так лягнула меня в живот, что я кубарем (как давеча Серёжка) улетел под кровать. Оттуда возвестил на весь дом, что не очень-то доволен подобным обращением с будущим Героем Всей Страны. Крупная слеза упала на пыльную половицу и застыла стеклянным шариком. Мама вошла с кухни.
- Смотри, как она меня лупит, - сквозь рёв жалуюсь я. – У меня даже один глаз выпал.
Мама вопросительно посмотрела на сестру. Люся, зевнув в учебник:
- Уроки учить мешает.
- Следая. Не лезь, - мама подвела итог инциденту и удалилась на кухню.

[santehlit]

Жду отца – уж он-то заступится, наведёт в семье порядок. Но вместо отца заходят ребята.
- Вон он, ваш командир – под кроватью хнычет, - сказала мама.
После такого представления вылезать совсем расхотелось. Ребята постояли немного у порога и ушли. Отец пришёл.
- Плюнь и растери.
Разделся, лёг отдыхать перед сменой.
- Толик, айда бороться.
Я тоже разделся и кинулся на отцовы ноги. Они сильные и очень хитрые - всё время норовят скрутить меня в бараний рог. Долго выпутывался, устал.
Отец:
- Тащи книгу – почитаем.
С Люськой мы сказки читаем, а с отцом толстенную книгу «Следопыт». Про индейцев, про войну. Вообщем, жутко интересную. Отец начинает бойко, потом запинается, делает паузы и умолкает. Книга падает ему на грудь. Он вздрагивает и начинает снова, с уже прочитанного. Так повторяется несколько раз. Наконец, он решительно откладывает книгу и говорит:
- Давай поспим.
Ну, что ж спать, так спать. Но сначала…. Вот бы мне ружьё такое, как у Следопыта – чтоб само метко стреляло. Я б тогда…. А кто б узнал? Как ни суди – а без Филимона Купера о Следопыте никто б не узнал. Придётся браться за перо. Уж я бы написал - видит Бог! Глаза начинают слипаться, но уснуть не удаётся - мама позвала:
- Толя, собирайся в баню.
Зимой баню топят редко - в морозы дров надо много, поэтому используют любой случай, чтобы напроситься к соседям. А у нас телевизор – как пригласительный билет. В этот раз Нина Мамаева прибежала за сестрой.
- С девчонками не пойду, - заявил я.
- Я тебе не пойду, - мама грозит сначала пальцем, потом кулаком.
Приходится вылезать из тёплой постели. Но и девчонки не в восторге от моего общества.
Люся:
- Да он уж большой, чтоб с нами ходить.
Мама:
- Помоете, не сглазит.
Нина:
- Помоем, конечно, помоем. Айда, Толяша, на ручки.
Это она из-за телевизора такая ласковая. А может, я ей симпатичен? Она-то мне определённо нравится - больше всех Люсиных подруг. Я когда вырасту, наверное, на ней и женюсь. Вот интересно, кто на Люське женится? Впрочем, пусть это будет хороший человек. Жалко её – сестра всё же, и не всегда она со мной дерётся, иногда защищает и книжки читает, когда попрошу. Размышляя об этом на полку в бане, я плескался водой на девчонок.
Сестра:
- Чё сидишь, как барин - кто-то тебя мыть будет.
- Смотрю, - неопределённо ответил я и тут же пожалел.
- Смотришь? – Люся придвинулась ко мне. – Смотришь?
И хлесть мне мыльной мочалкой по лицу. Сразу глаза защипало. Я заревел.
Нина вступилась:
- Люська, ты что сдурела?
Она попыталась промыть мне глаза. Я не дался и получил ещё и подзатыльник. Не видел от кого, но, думаю, что от сестры, потому что Нина отнесла меня в предбанник, где я и прохныкал, пока не пришла мама.

[santehlit]

На его зов о помощи бросился Сашка, причём в самый неудачный для себя момент – он ещё не отбился от Мишки, а уже Андрей настигал. Старший Жвака сунул Духу в ухо, а чтобы добраться до Рыжена, надо было перешагнуть через брата. Сашка шагнул, а Васька впился ему зубами в лодыжку – совсем, должно быть, очумел от побоев. Тут Андрей и Дух подоспели. Общими усилиями завалили-таки заполярника, и ну избивать его ногами. Под шумок из сутолоки выбрался Васька и подался к дому. Нет, не побежал, а, как-то прихрамывая, поволокся. Ну и пусть себе – лично я ему уже простил смерть пернатых и воровство.
Сашка лежал тёмным пятном на чёрной земле. Я думал, он прикинулся поверженным - есть такой приём: избиваемый затихает, как бы сдаётся на милость победителя, и драка прекращается. Но Сашка вдруг зарычал, не дождавшись, когда его оставят в покое, поднялся с земли, вырвался из круга терзавших его противников и побежал прочь. Вернее, к дому. Его никто не преследовал, и он вскоре перешёл на шаг.
Навстречу ему Васька. Этот умственно отсталый что-то нёс в руках – вилы или топор, а может, ружъё? Сашка отнял у него это что-то, развернул домой, и они скрылись в калитке ворот.

[santehlit]

5

Подводя итог потасовке, можно сказать, что мы показали Жвакам, где зимуют раки - объяснили заполярнику, кто на улице хозяин. Можно и так сказать, если бы не одно «но»…. На следующую ночь у Мишки Мамаева сломали будку в огороде - в щепки разнесли, а печку утащили. Слава Богу, никто там не ночевал, а ведь могли – мы с Мишкой или он один. Через день снова ЧП - Духу вышибли все три окна, выходящие на улицу. Разом будто от взрыва ударной волной. Но какой там взрыв – Духович нам три осколка кирпича продемонстрировал.
Следующей ночью чуть не убили Андрея Шиляева – ему проломили голову в собственном дворе своей же гантелью, из тех, что лежали на спортивном помосте. Шиляевы не имели дворового пса, а только маленькую комнатную собачку. Она-то и взволновалась среди ночи. Две Тани, мама и дочь, держась за руки, с собачонкой на руках вышли на крыльцо, а там Андрей в лужи крови и без памяти. Вызвали скорую. Андрей остался жить, а мог бы и того.… сыграть в печальный ящик. Так он сам выразился, когда мы, толпой навестили его в больнице.
И тогда всем стало ясно, что Жвак мы не победили, а только загнали в подполье. Потому что ЧП на нашей улице стали совершаться каждую ночь. Что интересно, Жваки совсем пропали с наших глаз. Будто и нет их на белом свете. Родителей ещё можно было увидеть – ну, когда они с работы или на работу. А сыночки словно вымерли. Но каждую ночь что-то жуткое творилось на улице.
Взрослые подозревали нас, нормальных пацанов, и, конечно, притесняли. Но мы-то знали, чьих это рук подлые проделки, но ничего с ними не могли сделать, а жаловаться или доносить – не в наших правилах. И с каждым днём всё больше и больше начинали страшиться за свою участь. Даже завидовали тем, кто уже пострадал - дважды Жваки в один дом не наведывались.
По какой-то им одним известной схеме или списку они в ночную пору навещали очередную усадьбу. Возможно, дежурили там до рассвета. И, если не удавалось отловить и отлупить именно того, кого хотели – пакостили. Так, Ломовцевым кошку кинули в колодец, и прежде, чем выловили её разложившийся труп, хозяева животами изболелись.
Ну, ладно, дохлятину можно выловить, воду прокачать. А Вы представьте ощущения хозяйки, когда тянет она за шнурок и вытаскивает из колодца (холодильников ни у кого ещё не было) не колбасу, скажем, в бидоне, а дырявое ведро из туалета, в котором бумажки с дерьмовыми росписями. Всё, закапывай колодец - никто из него больше пить не захочет. Даже поливаться брезговали. Такое случилось у Колыбельниковых.
У Рыжена скотина утром вместо стайки оказалась на огороде – всё, прощай урожай! У Назаровых Малька бросили в колодец. Пёсик такой славный был – на всех лаял, но никого ни разу не укусил. Его дразнить – одна умора. Я представил, как они вытаскивали щенка из будки, душили верёвкой, топили в колодце - и вновь возненавидел пожирателей голубей. Но и опасался: если кто попадался им – били.
Вовку Грицай отлупцевали возле уборной, куда он ночью по нужде пошёл. Прихватило парню живот – а им и дела нет. Помнишь, Ваську обижал? Не помнишь? Память застило? Сейчас освежим. Бац! Бац! Представляете, какое надо терпение иметь, какой ненавистью пылать, чтобы полночи ждать, не зная наверняка – появится или нет, тот, которого ждут. Меня в Вовкином рассказе озадачило другое - огороды наши рядом, и забора между ними нет. Выйди я ночной порой – мне бы досталась. Серёгу Ческидова избили у ворот его дома – а не гуляй по ночам. Накостыляли Васе Доброву. Выследили, когда мать на дежурство ушла – в дом вошли и избили.
Словом, кошмар на улице Лермонтова.

[santehlit]

- Аллах свидетель, Николай Дмитрич, в гимнастике у тебя мелюзга поталантливее была. Помнится, один даже фигу пальцами ног умудрялся показать.
- Ничего, и эти смогут. Было бы кому показывать, - добродушно улыбнулся Синицын и обернулся к одиноко сидевшему на скамейке пацану. – Ты меня не понял? Без записки учителя до занятий не допущу. Мне двоечники не нужны.
- Да исправил я её, исправил, - ворчал паренёк, отводя глаза.
- Тогда так, - рассудил тренер. – Если не врёшь, выходи на поле. Узнаю, соврал – выгоню насовсем.
- Да исправил я её, проклятую, - бубнил паренёк, но на поле не спешил: знал, чем рискует.
Фрумкин развеселился:
- Один мой знакомый жениться решил, а через неделю выгнал молодую. Она, говорит, спать по ночам любит и три раза в день ест. Где ты видел, Николай Дмитрич, чтоб мальчишки двоек не таскали? Или со своей Ниной Николаевной кисейных барышень воспитываешь и плюшевых леди? Её-то я ещё пойму, тебя – никак.
Синицын его не слушал.
- Слабак! Иди сюда. Каким местом стопы бьёшь по мячу? Где научился? Кто учил?
Это он мне разнос устроил.
Пока объяснял и показывал, как надо бить по мячу, Фрумкин томился за его спиной - болтать ему хотелось, а больше не с кем. Он лишь скользнул по мне взглядом, и презрительная усмешка растянула его тонкие губы. Я думаю, ему так «понравился» мой наряд – дырявые гамаши, куртка с надорванным рукавом и донельзя стоптанные ботинки.
- И всё-таки ты не прав, Дмитрич. Мальчишки должны таскать двойки, бить стёкла и драться, чтобы закалить свой характер. Горцы говорят, нет большей трагедии для мужчины, чем отсутствие характера.
Синицын оглянулся на него:
- Я за то, чтобы они стали мужчинами, спортсменами и порядочными, культурными людьми.
Фрумкин хихикнул:
- Знаю, знаю. Порядочный человек – это тот, кто делает гадости без удовольствия.
Николай Дмитриевич не поддержал разговора, грузно ступая, пошёл в дальний конец поля, объяснять что-то другим неумехам.
Фрумкин, на вид рано сформировавшийся подросток, настырен был и характером. Лёгкой трусцой догнал Синицына, забежал вперёд, заглядывая в лицо:
- Хочешь, в футбол сыграем? Мои ребятки хоть постарше, так твои же профи. А?
- Согласен, - Николай Дмитриевич резко остановился. – Сыграем, только без грубостей.
- Ну, что вы, что вы - конечно, конечно. С вами пообщаться, так и в люди можно попасть.
Фрумкин опрометью, не огибая луж, бросился через поле собирать своих лыжников. Мастера плоских досок и тонких палок выскочили на поле, как застоявшиеся кони, с гиком и ржанием. Они прыгали друг другу на спину, как ковбои на родео, и всё пытались покататься на чужом горбу, не обращая на нас никакого внимания.
Поначалу игра складывалась под их диктовку – ордой бегали за мячом, орали и глумились друг над другом, и часто падали, на сыром газоне чувствуя себя, как коровы на льду. Синицын судил, а Фрумкин бегал у кромки поля, свистом и рёвом заменяя полновесную трибуну. Каждый раз, когда кто-нибудь из его великовозрастных воспитанников оказывался на газоне в ореоле грязных брызг, он ликовал:
- Во, бычара племенная!
Потом лыжники подустали. Так и не «распечатав» чужих ворот, сгрудились у своих, с трудом, и всё чаще грубостью останавливая наши атаки. Когда футболисты забили лыжникам гол, их тренер выбежал на поле.
- Каррамба, коррида, и, чёрт побери! Выходит - каждый поц может обижать спортсмена?