Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Увы, не верю! Как Галилей. Я даже не верю, что у него сломаны ребра, и он всю ночь пролежал в яме. И становиться приемником его не хочу.
Закуриваю, тупо смотрю на Васильева и чувствую, как наваливается презрение. Мне до того омерзительно, что я не чувствую к нему жалости – действительно пострадавшему или прикидывающемуся. Господи Боже, кто вообще придумал деньги? Чтоб вот так из-за них…. Очень обидно терять заработанное, но еще обиднее потерять веру в человека, распадающегося сейчас на глазах в гниль.
В тот же день, взяв в сопровождающие коллег, Васильев укатил в Нагорный, оттуда в Тынду, и след его растаял в небесной дали. Казны я от него не принял – муторно было; полномочия командирские взвалил на Жежеля. Он мастер в отряде, так как умеет писать наряды. Дезертировал Хламкин тем же рейсом, а Яшка из Нагорного привез спирт – к вечеру мы опять накирялись. Парни у костра поют про меня, отредактировав песенку психа:

Вот выходит на бугор комиссар - бандит и вор,
У него патронов много, он убьет меня в упор.
Он убьет меня в упор, он убьет меня в упор...
А он убьет меня в упор! ....

Я вместо этого забираюсь в палатку, перетаскиваю васильевскую постель на свою кровать, зарываюсь в это нагромождение, но не для сна – затеял мысленный монолог за тысячи верст от абонента.
«А еще скажу тебе, разлюбезная Ольга Викторовна, что являешься ты единственной женщиной, которая мне близка, не смотря на то, что так далека. Пусть изрядно я сейчас выпимши, но открою один секрет, и ты мне все за него простишь. Не за ребенка я тебя полюбил, а за то, что у тебя удивительно красивое лицо. И за то, что пришла ко мне целомудренной. Жаль, что несчастлива со мной, а я так прямо с тобой очень. И поэтому мне сейчас и хорошо, и плохо. Хорошо оттого, что люблю. Плохо, что не могу этого сказать в глаза. Теперь сказал мысленно то, что давно ношу в себе. Я рад, что эти слова мыслями вырвались на свободу. И хочешь, открою еще один секрет? Я рад, что открыл тебе этот секрет. И с этого признания предлагаю считать нашу семью совершенно счастливой. Да или нет? Я за «да». А ты? При равенстве голосов преимущество за тем, у кого размер обуви больше. Ты должна быть счастлива, и я все для этого сделаю. А сейчас мы увидимся во сне…».
Олег все утро что-то писал. Заглянул – ну, скажем, случайно – в открытую тетрадь на столе, читаю: «Голова идет кругом – где взять работу?»…. Ба! Да это дневник. И Жежель полон теперь командирских забот. Себе что ли Фурмановым заделаться - написать о туманах и запахе тайги?
Достал тетрадь, сел и стал писать что-то вроде письма: «Где ты, Лялька, единственная моя? Как поживаешь? У меня все более-менее сносно – идут дожди, народ в палатках режется в карты. Так что заработки нам не светят. Да Бог с ними! Знаешь, как здесь красиво! На дне распадка лежит и не тает то ли снег, то ли льдина. По ночам заморозки – иней выбеливает траву. А днем можно сгореть под солнцем. Флора здесь своеобразная - лиственницы как кустарники ложатся зимой под снег; где шумела тайга, получается холмистая белая равнина. Почему я тебе пишу? Потому что с некоторой поры появилась у меня такая потребность. Собственно говоря, просто хотел сказать, что мне тебя очень не хватает. С удовольствием рассказал бы сейчас какую-нибудь задорную глупость, но почему-то не получается. Сейчас мне тебя просто хочется обнять, прижать к груди и не отпускать - вот, оказывается, какой примитивный я в делах сердечных: никакой абсолютно фантазии. Как мы теперь будем жить, представления не имею. Спасибо тебе за твои глаза, фантастические губы и бесхитростные слова. Я теперь чувствую в себе непривычную легкость, и не испытываю ни малейшего опасения, что наша встреча обманет мои ожидания. Я уже представляю ее. До скорого!».

[santehlit]

После дождей в лагерь явился мастер Юра, курирующий нас от МСП.
- Надо почистить траншеи теплотрасс: на днях начнется прокладка труб.
Наши труды затянуты илом до самого верха. Конечно, это не мерзлый грунт, но Олег упирается – а на хрен нам надо: в договоре такое не предусмотрено. Обстоятельства, видимо, поджимают, и Юра сломался, поломавшись: оформляет чистку траншей, как выемку мерзлотного грунта – работы, которые ценятся здесь выше бетонных. Повезло нам с мастером и обстоятельствами – вместо сварщиков с трубами снова дождь. Канавы опять по самый верх затянуты илом. Снова торги и препирательства – и опять наша взяла!
А труб все нет.
Узаконив наряды в СМП, Жежель мне:
- Пора сматываться, пока не нагрянули с проверкой.
Едем к смуглянке молдаванке в комитет комсомола. Стучим по столу – мол, мы уже месяц ни хрена не делаем! что нас в СМП за дураков считают? Заручившись высочайшей поддержкой резерва и боевого помощника партии, наезжаем на директора поезда. Впрочем, есть пункт договора – о его прекращении в случае вынужденного простоя. Начальник немедленно соглашается нас отпустить, рассчитав – нам только надо сдать материалы и оборудование, выданные на строительство лагеря.
Директор СМП заявил, что мы его лучшие друзья, и в качестве компенсации за немажорные обстоятельства, предложил нам с Жежелем унты со склада. Вот еще новость! Олег взял, я отказался – взбунтовалась совесть. Потом пожалел – тестю с БАМа отличный был бы сувенир.
Таким образом, страдная пора заканчивается парадоксально – практически ни хрена не сделав, мы увозим домой кроме запахов и впечатлений отличные заработки.
В вагоне, отстукивающим дорогу домой, братва студенческая пьет, режется в карты или дрыхнет, меняясь ролями. Я целыми днями гляжу в потолок.
- О чем думу думаешь? – это Жежель с вопросом.
- Ищу формулу идеального общества, в котором всем хорошо.
- Наше не нравится?
- Слишком порочно.
После бегства Васильева мы с Олегом сдружились. Когда состав где-то под Челябинском ставят в отстой, Жежель хватает рюкзак:
- А ну их нах.., пойдем на трассу!
Ловим «Жигуль» и летим домой. «Домой» - недостаточно сильно сказано для описания ощущения. Мы летим к своим семьям – женам, детям (один из которых, наверное, в ясельках, другой-то уж точно в утробе матери).
Жежель выскакивает из машины у своего подъезда, кричит жене, которую видит в окне первого этажа:
- Ната! Ната!
Меня охватывает возбуждение – не представляю, что буду кричать я.
В общежитии Оли нет. Хватаю такси, мчусь в Розу.
Теща открывает дверь, улыбается, кивает, приветствуя, и прикладывает палец к губам:
- Тс-с-с! Лялька в гостиной прилегла на диване - кажется, уснула.
Скидываю обувь и рюкзак, на цыпочках в гостиную. Жена спит, по-детски надув фантастически красивые губки. Опускаюсь на колени перед диваном и осторожно укладываю голову на ее живот.
Оля запускает пальцы в мою шевелюру:
- А вот сейчас я чувствую, как ты меня любишь!
Ирина Ивановна, застыв в дверях, смахивает слезы.

[santehlit]

4

Успех в жизни определяют три фактора – талант, труд и удача. В любви тоже. И рудименты сознания у них одинаковые: в жизни – зависть, в любви – ревность. Предрассудки подобны вечной мерзлоте – бьешься, бьешься с ними…. Однако за все надо платить.
Когда-то на службе неплохо стрелял из автомата Калашникова и даже был участником соревнований в пограничном отряде, защищая честь группы прикомандированных моряков. Мишени сбивать – плевое дело. Я всегда думал: как это в человека шмальнуть – пусть даже китайского диверсанта прикокнуть. Теперь каждый раз, когда Оля улыбается какому-нибудь кавалеру, мне хочется нажать на курок.
После возвращения с БАМа, думал устроить застолье с друзьями - почему-то не собрались. Только Андрей Зязев приехал с подругой, и мы в ресторан не пошли – посидели, выпили в нашей коморке, потом двинули на площадь перед главным корпусом, где коромыслом веселье по случаю посвящения абитуриентов в студенты.
Оля стремительно нашла земляков и стала им что-то объяснять, а молокососы в ответ – ржать. Мне это не нравится, но стоически ожидаю неперерастания инцидента в конфликт.
Пьяненький Зязев ехидненько ухмыляется:
- Как наша Оля-то популярна!
Мне хочется набить ему морду. И молокососам, конечно, тоже. Ну, этим-то обязательно и в первую очередь. Хотя понимаю - нужно сохранять самообладание. Я не собираюсь из-за нервной вспышки терять уважение жены. Себя уговариваю: не раздражаться, главное не раздражаться.
А она щебечет, а они-то все ржут.
Руки начинают дрожать. Мысленно представляю, как мои кулаки крушит эти голомордые лица. Даже чувствую силу ударов, которые мог бы нанести. Но я зрелый человек и партийный. Я всегда говорил общежитским «окошникам»: «Не будьте быками, которые бросаются на красную тряпку. Не позволяйте эмоциям преобладать над вами. Пусть противник ударит первым, а вы покажите, чего стоите».
- Любимая, плюнь ты на эту сопливую салажню, - прошу через силу.
Любимая не плюет, а салажня закатывается гомерическим хохотом.
Дышать. Дышать ровно. Ну, еще одна фраза:
- Что ржете, козлы – зубы жмут?
- Ага! – радостно ржут «козлы».
- Что будем делать? – напрягся Зязев в предвкушении потасовки.
- Домой пойдем.
И ухожу: больше нет сил себя сдерживать – я не владею ситуацией.
Устраиваюсь на подоконнике в темном аппендиксе коридора и страдаю, потому что не знаю, оправдываться перед женой или обвинять ее – жизнь стала в тягость.
Где достать револьвер, чтобы пустить себе пулю в голову? Не прыгать же ею вниз с пятого этажа – как-то не по-мужски это, не по-моремански. Однако открыл окно и прикидываю, с какой скоростью тело мое долетит до тротуара и покончит со всеми дилеммами своего хозяина.
Может, повеситься? Привязать петлю за перила и в пролет лестницы…. Узел сжимается. Я задыхаюсь. Черт, забыл сказать последнее «прости» - «пОспешил» называется. Да и подумать стоит – куда торопиться?
Кто-то умудренный сказал: «Семейная жизнь – это три месяца любви, три года брани, и тридцать три года терпения». Сегодня истекает третий месяц нашей супружеской жизни – завтрашний день начинаем с ругани. И повод есть.
Почему же так получилось?

[santehlit]

Любовь и женщина – синонимы, как мужчина и сила. На самом деле, в каждом человеке присутствуют оба начала. Чтобы создать идеальную пару, надо мужчине полюбить в себе женскую половину, а жене свою мужскую. Вот и не будет никаких сомнений по поводу поисков идеала – он в тебе. И вы – партнеры по воспроизводству человеческого поголовья. Нормально.
А еще говорят, что в любом человеке уживаются ребенок и взрослый. Когда образуется пара, каждый выбирает свою роль по отношению к другому. Как правило, один становится родителем, а другой играет роль ребенка. Без всяких сомнений в нашем дуэте это Лялька. Так что терпи, отец. Однако родитель такая профессия, в которой, как ни старайся, не преуспеешь.
Стоило бы подумать о брачном контракте, в котором отразить все неудобоваримые моменты жизни. Например, сегодняшний. Так было бы правильнее и честней. Придумать какие-нибудь баллы-бонусы для поощрения. И наказания должны быть - вне очереди уборку сделать? посуду помыть? рубон приготовить?
Однако женщины и мужчины не одинаково смотрят на жизнь. Для большинства мужчин события развиваются прямолинейно. Женщины, напротив, могут воспринимать их как синусоиду в зависимости от настроения – одно и то же действо получает разную оценку в течение совсем небольшого отрезка времени. И это не есть результат размышлений. Например, для Оли эти первокурсники - новобранцы, которым она, умудренная годом учебы в институте, пыталась дать пару-тройку добрых советов с чего начинается Родина. Хотя для балбесов – напрасный труд. Для меня эти козлы – козлы, которым стоило бы порвать хавальники. За хамское отношение к женщине, например….
Новая мысль - а вдруг моя любимая, покорив «Эверест», опять занялась поисками идеала? Сейчас вернется домой и скажет: «Прости, я полюбила другого». Или нет, еще круче: «Надо было дома сидеть, а не шляться по всяким БАМам. Где ты был, когда я страдала? Где ты был, когда я звала тебя? На далеком таежном полустанке? Довыпендривался! Я на тебя зла - ты не представляешь, как я тебя ненавижу!».
Оля поведала - пока меня не было:
- Вечером сижу во дворе с друзьями, папа идет: «Оля, домой!». Я ему: «Я не маленькая, и у меня муж есть». Папа: «И я о том же - из чисто мужской солидарности».
Ждала улыбки моей, а мне душу скрючило: ничто так не потрясает ее, как правда.
Отличная мысль! Достоевскому не сказать лучше.
Или такая (где-то слышал) - свободный выбор мужчины состоит лишь в том, чтобы выбрать женщину, которая будет управлять им всю оставшуюся жизнь. Может быть, в этом есть смысл. Взять ответственность за двоих, когда я с собой-то едва управляюсь, и часто бывает неуспешно – весьма рискованно….
Не успеваю углубиться в самоуничижение – появляется Лялька. Лицом не кающаяся Магдалина, а каким-то довольным и плутоватым - но, Господи, до чего же красивым!
- О, муж мой! Смени выражение озабоченности лика мудрого своего на гримасу ужаса – кто к нам идет? Это не первокурсники, жаждущие познания, а черт знает что! Даже страшно становится за наш всеми любимый имени Ленинского комсомола ордена Сутулого краснознаменный ЧПИ.
- Протестировала?
- Ага! – рассмеялась Оля.
- Тебе что за корысть? – укорил.
- А то ты забыл! – фыркнула жена и снова радостно засмеялась.
Разве можно забыть то, что не знаешь?
Впрочем, наверное, она имела в виду свою должность комсорга в группе.
Кажется, Оля и не заметила, что я сержусь. Почему сержусь? За что сержусь? Имею ли на это право? Да, я люблю ее, ну и что? Что я хочу от нее за свою любовь? По большому счету («признайся хоть сам себе» – ворчит подсознание) – чтобы удобно было с ней жить. Каждый человек жаждет удобств. Но это не означает, что другие люди обязаны с этим считаться. Так что, не стоят выеденного яйца все мои претензии к жене. Надо просто любить, радоваться счастью и не требовать ничего взамен.

[santehlit]

Оля набросила на веселье лассо и укротила его.
- Ты чего здесь расселся, пошли домой.
Лялька, наверное, не заметила моего напряга, злости (теперь на себя), стыда за свое поведение. Как же мы будем дальше жить, если в безобиднейшей ситуации пошел на поводу у своих эмоций, если позволил себе думать о поведении любимой, как не совсем достойном? Есть ли гарантия, что такое не повторится? Сегодня она не заметила (или сделала вид?), а потом что? Как все сложится при следующей моей ошибке? Как я смогу дальше жить с грузом унижающих жену подозрений? Приревновать, закатить концерт, а потом упасть на колени да просить прощения? Нет. Нет! Нет!!! Это не для меня. Я не умею так быстро менять настроения. Надо что-то делать с собой. В самом деле, ну чего взъелся? Разве жена в чем-то виновата? Психанул, убежал…. А вдруг ей в этот момент потребовалась моя помощь?
И подсознание стыдит: «От кого убежал? От безмозглых сопляков, которые только ржать умеют. А ведь мнишь себя мастером общения и контактов. Надо было найти слова и слить весь этот дубинноголовый квартет в ватерклюз. Тупеешь, брат….».
Так о чем, бишь, я? Ах, да, о ревности. Пойдем дальше.
Не сказать, что в Розе бывать мне внапряг. Теща – та прямо целует при встрече. Тесть, может и хмурится, но руки не прячет. А вот тестева сестра, Олина тетка, которая главврач, как-то поправила меня:
- Да нет, уважаемый – это не Оля рядом с тобой сидела, а ты рядом с ней.
Ясно, что в семействе Крюковых слово этой женщины весьма весомо, только не ясно - к чему она? А впрочем, был повод.
Оля выцепила меня тогда прямо с товарно-оптовой базы, где мы с Кмитецем разгружали «алки» - большегрузные длинномеры. Ну, а что, дело нехитрое и расчет сразу – для студентов весьма удобно. Только я переодеться не успел – как был в бушлате, так и поехал в Розу к этой самой тетке на юбилей. Спрятал клеши под стол, сижу и наяриваю – в смысле, рубаю. Жену мою какой-то врачишка молоденький с танцевального круга не отпускает. Я за ним наблюдаю, ненавижу уже, но молчу, этикет соблюдая. А он взял, и знакомиться подрулил, эскулап хренов.
- Меня зовут Геннадий Борцов, - и руку сует.
- А я тут причем? - стискиваю ему пятерню до хруста.
Приведенный в замешательство он рядом сел.
- Вы прям с корабля на бал? – отдышавшись, кивает на тельник у меня под галанкой, стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма.
Отпираться не было смысла, вот я и не стал:
- Угадали, и больше скажу – во флоте в парашу макают тех, кто любит раскачивать семейные лодки. Get the idea?
Наверное, что-то зловещее услышал он в моем английском. Всего-то хотел спросить «Врубаешься, друг?», а он юбилярше чего-то накапал.
Та:
- Оля, уведи своего домой.
- Да он же не пьяный!
Муж самой тети лык не вязал. Или вязал? Но уж очень усердно.
- Уведи, он Геночку оскорбил. Мне еще драк здесь не хватало.
Почапали с супругой домой, не дождавшись финала юбилея.
- Ты сильно расстроилась? Из-за этого аппендикса Гиппократа?
Лицо любимой заставило меня пожалеть, что я не откусил себе язык, прежде чем задал этот вопрос. Впрочем, сдав меня с рук на руки телевизору, Лялька вернулась на юбилей.

[santehlit]

- Ты ведь не против? Тетечка Лидочка - моя самая любимая! Ты не заметил – мы с ней похожи.
Сходство действительно имело место.
Нет, я не против – идти тут два шага, а в робе плясать действительно нонсенс. Пусть айболит отдувается – он при галстуке и в блестящих корочках.
«Теперь уяснил, что есть твоя жизнь? – мудрствует подсознание. – Либо ты пляшешь под дудку жены, либо сидишь вечерами один».
«А не пошло бы ты….».
Душу ужалила душевная боль, и я пригорюнился.
В этот визит я ехал голодный, но мажорный – сейчас-сейчас теща любящая накормит. Но облом! Нет, у нее все было готово и даже то, что подается холодным, украшало стол, но…. Но по дороге от остановки встретилась Олина подруга, что-то сказала, и…
- Мама, не суетись – мы уходим на свадьбу!
Ну, свадьба так свадьба – там тоже ведь кормят. Но и тут не свезло. Ожидал чего угодно, только не этого – что было не съедено, сильно загажено: очень уж мы припозднились на праздник. Я-то дурак на что-то надеялся, но по столу будто парнокопытная банда Потехина (который Утесов) погуляла.
Подсунули мне пирожок надкушенный с дегтярным запахом крема для обуви, плеснули водки в стаканчик, вытряхнув из него окурки – пей, мол, ешь и не стесняйся. Ничего не оставалось, как сигарету в зубы и топ-топ на улицу. Никотин против голода – чья возьмет?
День уходящий был тяжелым физически и эмоционально. Чуточку еще потерпеть – Оля наговориться с друзьями – и к теще пойдем: рубанем нормально, хлопнемся спать-отдыхать, надо только чуточку подождать. А пока покурить, на небушко посмотреть, где полнеет луна, и перемигиваются шустрые звездочки.
Казалось, больше уже ничего неприятного случиться не может, но ведь свадьба….
Какому-то козлу захотелось узнать, уважаю ли я его. Вот черт! Собрался было ответить в духе вопроса, имея в голове весь подготовленный словарный запас для объяснения оппоненту, что он «не совсем прав», но сдержался. А тип довольно крепко хлопнул меня по плечу, выражая лицом величайшую приветливость:
- Здорово, брат!
У него такой вид, словно ему выпали четыре туза, а вот изо рта разило компостом.
Господи, дай сил! Молчал, курил и пускал дым незнакомцу в лицо - отбить тошнотворный запашок. Что за прок привязываться ко мне? Пьяных базаров не люблю (да к тому же на трезвую голову!) и участвовать в них не хочу. Шахтерскими навыками не владею и не любопытствую – о чем говорить?
А подсознание ехидненько: «Ну-ка, хук слева, чтобы он грохнулся на гузно. Дрейфишь, старик? Тогда вежливо объясни человеку, что не пьешь вообще и не желаешь с ним в частности».
«Хоть слева, хоть справа – ты насоветуешь; пойдет потом слава, что у Крюковых зять хулиган. Кому это надо? И потом – приступы гнева пользы никому никогда не приносят. Так что, отвянь….».
- Слышь, чувак, ты че выпендриваешься? В натуре не пьешь, иль со мной не желаешь? - Лицо надоеды было скорее плутоватое, чем нагловатое. С небольшим натягом его можно было даже назвать славным парнем. – Ну, ты, в натуре, че молчишь? Язык проглотил? Рот открой – сейчас выплюнешь.
Опять сильно хлопнул меня по спине.
«Да двинь ему в пах ногой, - подстрекало подсознание, - не будь ты толстовцем».
- Какого хрена ты выеживаешься? Пришел на свадьбу – пляши, а то…, - и выбил у меня окурок из пальцев.
Теперь он уже не казался славным парнем.

[santehlit]

- Слышь, ты глухонемой что ли? Ну, тогда кивни дяде, - потянулся к затылку моему шахтерской дланью с явным намерением склонить непокорное чело пред собой.
Ярость выковывает стальную волю. Я сделал шаг назад. Мне стало весело – уверенно держал себя в руках, как ни надрывалось в подстрекательстве подсознание. Единственно, что тревожило – где же Лялька? Тревога - это симптом отсутствия информации, непонимания, ощущения того, что ты не управляешь ситуацией, не контролируешь ее. А с этим…. Этот не в счет.
Мое лицо выразило то, для чего у меня не находилось слов.
Заметив мою гримасу презрения, тип выступастый:
- Не надо так - проще будь, а то ведь недолго и схлопотать.
А ты вообще кто? Местный авторитет? Шекспира читал, мастер отбойного молотка? Так вот тот сказал: «Если я потеряю честь, я потеряю себя». Сдается - ты еще не нашелся даже.
- Ты хоть представляешь, на что нарываешься? – он дышал с присвистом, словно ему пропилили ребра.
Ну, объясни, силикозова жертва, простым шахтерским языком, который бы не мешало с мылом пошаркать – я в смысле не пыли, а матерных слов.
И он объяснил:
- Пусть легкие мои опрели, зато посмотри, какой кулак – в морду двину, уши отскочат. А ты тут строишь из себя фраерка – будто в кармане весь ссученный мир. Откуда ты такой выкобенистый взялся?
Но слова его как веревка из дыма – не вязали в душе узлов.
Не дождавшись ответа, подумал еще, разглядывая меня в упор, наконец, решил:
- Ладно, живи. Бить идиота – что за радость?
Заколбасил туда, где свет и музыка. Навстречу Лялька - вернее ко мне…
- Ты не скучаешь? Потерпи чуть-чуть – я наболтаюсь, и мы пойдем. Или иди, а я попозже, - сказала и тут же рассмеялась.
- Как ты себе это представляешь?
- Ну, хорошо, я быстро, жди.
«Скажи, что так себя не ведут, иначе потом пожалеешь», - требовало подсознание.
«Скажи и пожалеешь прямо сейчас», - подсказывал разум.
Дух был настойчив, но ум пересилил.
Оля вернулась к своим друзьям, а ко мне приставучий – теперь изумленный. Его глазные яблоки так и выкатились из орбит - вполне серьезно.
- Так ты Крюковский зять? Что ж ты сразу-то не сказал? Прости, брат, засранца. Может, по стакашку за знакомство?
Тут уж я не смог удержаться – расхохотался от души: ничего не изменилось в этом мире, за исключением всего….
Для чего тестю зять? Правильно – чтоб погреб в гараже копать. Вот этим и занялись на следующий день – самый подходящий для такого дела: ибо воскресенье.
Чтоб я не помер от тоски, тесть рассказывал потешные истории своей жизни.
- Дело было в Трускавце. Пошел я в баньку санатория. Толпятся у парилки мужики. В чем дело? А попробуй, сунься – жуть клубится обжигающим паром и гудит не закрытым краном в сокровенных глубинах. Разумнее плюнуть, но хотелось попариться. Наконец, нашелся смельчак – муравей конопляный – облился холодной водой и в пекло парилки с головой. Только накинул мочалку на кран, из парного тумана: «Слышь, мужик, кончай своевольничать: горячо – не суйся, дай попариться человеку»…..
Внимательный собеседник и лопата – тестю не много сегодня надо. А у меня настроение препоганое – не оттого, что работа в тягость, а вот было и все. Оставалось считать часы до обеда – менее тягостного и более приятного занятия выходного дня: что-нибудь вкусненькое приготовит теща. Да поглядывать на облака, что скакали кроликами на голубой лужайке неба.

[santehlit]

Мужик прибежал:
- Виктор Киприяныч, ты тут в землю по уши закопался, а шахта горит!
Шок проявляется у людей по-разному - одни уходят в молчание и ступор, другие спокойно занимаются неотложными делами, третьи впадают в истерику. Тесть, судя по всему, принадлежал ко второй категории. Гараж закрыл, мне кивнул: «Сам доберешься?». Сел в «москвич» и уехал на шахту, где над терриконом поднимался черный столб дыма.
- А Лялька пошла в магазин, - с какой-то растерянностью встретила теща.
И тут же из-за угла, словно ночные разбойники, выскочили мысли – почему она так взволнованна? Что ужасного может случиться в магазине?
- Пойду встречу.
И опять…. Отчего беспокойством плеснули глаза? Недоставало ей в ужасе заломить руки: «В магазин? Ни в коем случае не ходи, о зять мой любимый!».
Божечка мой, чего только не бывает в семейной жизни! Сделать трагедию из торговой точки. А мне так кажется - жена будет рада, если я ее встречу. Но она не обрадовалась, потому что не встретилась – ни в магазине, ни по дороге.
- Может, к подружке какой зашла? - предположила теща, пряча глаза.
Не успокоила – даже обидой уколола за то, что считает меня непробиваемо толстокожим: так убедительно разыграла картину «Как ты не вовремя пришел!». Впрочем, «Не ждали» назвал ее Репин. Не давало покоя ощущение царапины, проведенной иглой по сердцу. Царапины от какой-то тревожной мысли….
Полдень – ни Ляльки, ни тестя.
- Во время аварии Витя может сутками пропадать на шахте; Ляльку подруга накормит. Пообедаем? – предложила теща.
- Ни настроения, ни аппетита….
Ирина Ивановна посмотрела внимательно и серьезно, усмехнулась:
- Какой ты еще мальчишка.
А мне не хотелось прикидываться своим в доску: это Олина территория, пусть и разруливает – что, когда, куда и зачем? Да к тому же, зуд подозрений – это самое страшное, что может случиться с человеком, это еще хуже, чем зуд от чесотки или вшей. Избавиться невозможно, а вот с ума сойти – запросто. А в душе недовольство собой – как можно опуститься так, чтобы подозревать любимого человека? Жена дала повод? Кто-то злословит? Это недопустимо! Нужно поставить чувства на место.
Время тянулось мучительно медленно: час-два-три – Ляльки все нет.
Когда раздался телефонный звонок, я лежал на диване, но не спал – слышал, как Ирина Ивановна сказала:
- У папы авария на шахте. Толя отдыхает - не обедал, тебя ждет. Ты скоро?
Еще полчаса как на иголках, мучаясь ревностью.
«Найди ты ее выключатель», - подсказывает подсознание.
Легко сказать!
Наконец, жена дома. Пока обедали, не умолкала ни на минуту, несла какую-то милую чушь, и мне стало легче от этого щебета, полного радости, тепла, доброты, которые так нужны измученной подозрениями душе. Словно как солнышко взошло – приласкало лучами, согрело. Вот бы еще оно последило за своими поступками….
- Вечером мы идем к друзьям.
- Свадьбу гасить?
- Нет, там другие….
Частный дом, друзей трое. Причем, супружеский дуэт тоже в гостях. А вот хозяин…. Холостой, старше Оли. Что у них общего? Не здесь ли пропадала жена моя?
Пока ее поведение не выходило за рамки «мыслепреступления» в моих подозрениях. Осмелится ли когда-нибудь жена моя свернуть с шоссе супружеской верности? Ведь последствия могут быть гораздо более, чем тяжелые – катастрофическими. Как ей это объяснить?

[santehlit]

- Что за шум?
С чего он взял – мы общались достаточно тихо, почти любезно.
- Незваные гости? – оценил обстановку и подвыпившим соплякам. - Пошли к чертям! Да-да, к собачьим чертям бегом отсюда! Минуту даю на исполнение – время пошло.
Пидростки поплелись на выход, напоминая грешников Эль Греко.
- Вот так и живем, сопли жуем, - с грустью посетовал человек, ранее известный как председатель совета лучшего в российской республике студенческого общежития, а ныне раздавленный обстоятельствами до неузнаваемости.
Лялька плакала сидя в кровати.
Так она была красива и печальна, и таким от нее веяло горем, что у меня душа зашлась от боли. Сразу подпольный Солженицын припомнился: «Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости». Но разве ж я тупой домострой? Всего лишь защитил семью – а должен был отпустить тебя с этой пьяной ватагой из страны Тру-ля-ля? Вот это был бы действительно нонсенс.
Не стал утешать ее, упрекать, руководствуясь правилом - ничто так не красноречиво, как молчание. Встал у окна и смотрел на розги дождя, стегавшие стекло из темноты. Смертельно хотелось курить. И не было человека несчастнее меня. Почему? Этого даже себе не мог объяснить.
Может быть, я негодный муж и человек не очень хороший, но…. я люблю свою жену и ревную ее, и ничего не могу поделать. Как дальше жить?
Вслед за словами иссякли и мысли. На душе, будто кошки скребутся, а в голове такая картина – нож у горла и кляп во рту. Еще одна зарубка на сердце. Мало их, что ли? Подумаешь, еще одна.
Дождь-музыкант исполнял симфонию тяжелого бита. А в нашей комнате было тихо-тихо. И полумрак от настольной лампы. Мы не общались, занятый каждый своими мыслями. Например, я пробовал философствовать….
Плач, Лялька, плач – это не обида из тебя струится, это слезы прощания с детством: теперь ты замужняя женщина, а не девчонка в короткой юбчонке.
Что до меня, то женские слезы никогда не заставляли меня улыбаться.
А вот подсознание желало скандала: «Съест твою душу здравый смысл».
Как мы с ним ладим, сам не знаю – так что не докучайте расспросами.
Пойдем дальше….
Свекрови очень нравилась Оля.
- Девчушечка какая-то, - говорила она. – Сядет с ребятишками, в песочке играет.
Да, мама, да: в словах твоих понятен мне смысл – осознаю свою ответственность за юную жену.
В сентябре мы приехали к моим родителям с намерением исполнить то, что обещали в июне – отгулять нашу свадьбу и в Увелке. Большого размаха не получилось – так, нашли несколько друзей и пригласили:
- Как насчет огненной воды по поводу?
Упрашивать не пришлось.
Приковылял Георгий Иванович, которому для застолья не мешало бы умыться и переодеться. Дед Астах с женой Машенькой и малюткой дочкой в коляске. Виктор Стофеев был женат, но притопал один, буркнув:
- Мы нынче в контрах.
Выпили, закусили - антракт. Дамы к малышке, мы покурить.
- Как поживаешь? – спрашиваю Гошку, самого старшего из нас. – Жениться не думаешь?
- Предпочитает рукоделием наслаждаться, - сипит Дед Астах.
- А тебе лишь вибрировать, - вступается за Гогу Стофеев. – Никаких иных мыслей.

[santehlit]

Все как всегда: обычные мужские сатурналии, а мне досадно – ну, не моя компания: а ведь когда-то был среди них своим парнем. Время уходит, мы взрослеем – сдвигаются приоритеты.
- Молодцы, что пришли – просто не знаю, как вас благодарить.
Стофа щурится, как игривый кот.
- Может, по рюмочке? Волоки.
- Так пойдемте за стол!
- Фи! Со стариками, бабами…. Я тебя не узнаю, Толян.
- А я тебя. Какие бабы? Там наши с Шуриком супруги. И стариками мои родители.
- Так ты действительно празднуешь? – удивился Стофеев с дружелюбной улыбкой вора-карманника (я про улыбку). – Я думал, ты собрал нас принимать соболезнования.
- А в чем дело? Разве я не похож на счастливого мужа?
Виктор Георгиевич сегодня оппонент – сам выбрал эту роль и сам отпускает себе комплименты, начинающиеся со слов «Назовите меня старомодным, но…»:
- … курица не птица, баба не человек. Разве можно с курицей обрести счастье? У меня с этими пернатыми тварями разговор короткий – что не так, кулаком в пятак. А спуску дашь, хуже будет – любят они на голову сесть.
- Верно-верно, - кряхтит Дед Астах.
Мне пришлось рассмеяться:
- Какие вы дикие! Вроде, когда оглядываюсь по сторонам, вижу двадцатый век.
Пикируются два женатика. Даже три. А вот Гошка молчит – он всегда побеждал в спорах тем, что не говорил ни слова. А тут – на тебе! – выступил, глядя куда-то вдаль:
- Женишься на молодой и красивой, а получаешь за безупречную семейную службу сварливую бабу-ягу. Где справедливость?
И снова Витя Стофеев:
- Говорят: надо искать – мол, где-то ходит твоя половина. Но разводы, алименты – такая засада! Мой принцип проще: взял – ну так, воспитывай.
И продемонстрировал кулак, как орудие назидания.
- А сам ты в качестве мужа, конечно же, безупречен, – поморщился я.
- Я не осел, который безропотно тянет повозку в гору. Дал ей фамилию, заделал ребенка - и отвали, моя черешня. Всякие там сюсюканья к добру не приводят. Баба разлюбит тебя сразу же, как запряжет в повозку….
Вот такая фигня!
Думал, набраться у ребят опыта, как с проклятой бороться ревностью, но их уроки мне не приемлемы.
Ляльке понравился Гоша:
- Он такой одинокий и неухоженный, но твердый и выглядит мужественнее остальных. А как смотрел на меня!
- Спивается Тамме-Тунг, - посетовал я.
У любимой на глазах навернулись слезы.
Тогда я не выдержал и признался, чем озабочен последний месяц.
Лялька удивленно посмотрела:
- А ты меня, оказывается, совсем не знаешь. Пока я с тобой, мне никого другого не надо. А когда будет надо, ты первый узнаешь.
Слова ее совершенно не успокоили. Что значит «пока я с тобой»? Разве могут быть варианты? А наши клятвы в ЗАГСЕ? А наш будущий ребенок?
Нет-нет, на взгляд постороннего у нас по-прежнему все было хорошо. Мы не скандалили, не устраивали разборки на бытовые темы (просто я сразу и со всем смирился), почти не обижались друг на друга. Но ничего не мог поделать с ощущением, что все это, вся наша семейная жизнь вдруг оборвется, обрушится в один момент, без всяких признаков и предупреждений.
И тогда навалится тяжелая, беспросветная тоска. И обида, и боль.