Клуб любителей исторической прозы

[santehlit]

В прекрасном настроении Александр сел за руль.
- Слушай, не обидишься, если спрошу, о чем думаю?
- Спрашивай.
- Ты очень на кореянку похожа – откуда это у тебя?
- У меня дед по материнской линии был корейцем.
- А бабушка?
- Немкой.
Саша присвистнул:
- Ни фига себе, винегрет! Где же они пересеклись?
- В Казахстане. Оба из интернированных. А после войны все стали советскими гражданами.
- А по отцовской линии?
Оля гордо встряхнула каре:
- Я уральская казачка!

Дорога в Донбасс

Кораблю в гавани не грозят опасности,
но строят корабли не для этого.
/Беназир Бхутто/

В конвое Саше досталось шестое место.
Тормознувшись у обочины, Светлана Львовна пропустила мимо всю колонну, а потом сказала по токи-воки:
- Вот так и держитесь друг за другом. Мы впереди пойдем. Последняя машина, кто водители? Представьтесь, мужчины.
- Леха и Саня.
- Ладно, пусть будет так. Каждый час мне доклад – мол, все нормально, иду последним. Ясно?
- Добро!
Короче, пошли.
Саша в приподнятом настроении решал для себя вопрос. Вслух решал.
- Я где-то читал – корейские женщины очень послушны, почитают мужа за хозяина в семье и не лезут без спроса в его дела. Это мне нравится. К тому же ты очень мила, смела и не болтлива…
- Ты что меня сватаешь? – удивилась Ольга.
- А что по-твоему есть любовь? Нет, не так. Что есть счастье семейное, как ты думаешь? Не ломай голову, я скажу. И это не мои мысли, а моего умного старшего брата Глеба, врача по образованию и философа в жизни. Так вот, счастье семейной жизни есть привычка вместе существовать – ни он ей не в тягость, ни она ему. Догоняешь?
- И как это к нам относится?
- Понимаешь – ты уже мне очень нравишься, а если привыкну, что буду делать без тебя?
- Саш, у меня пока другая задача – не до замужества мне сейчас. Я буду счастлива, когда спасу малышку свою из хохлацкого плена. А уж потом…
- Ну да, понятно. Но вот мой телефон, запиши его номер – когда-нибудь пригодится.
Справившись с задачей, Оля спросила:
- Ты в Донецке будешь ждать и искать попутный груз обратно в Россию? Может, меня из Одессы дождешься – вместе поедем.
- Может, - Саша нахмурился и умолк.
Ольга, выждав время, сменила тему:
- Сколько нам времени ехать в Донецк

[santehlit]

- Смотря какой режим движения выберет Светлана Львовна. Если круглосуточный, то за двое управимся. Если с остановками на ночлег, то клади все четыре.
- Как же ты без сна будешь ехать?
- Мой личный рекорд – четверо суток за рулем без передыху. Труднее будет с обедами, но ты же поможешь мне. Возьмешь мою карточку, порубаешь, а мне прихватишь в пакет что-нибудь, чем можно подкрепиться за рулем. Пока ты ходишь, я кемарю.
Оля головой покачала. Саня продолжил.
- Горячий обед очень опасен для дальнобоя – ко сну сразу клонит. А так – полуголодный, с перекусами едешь и едешь, спать не хочется. Зато аванс и расчет все в мой карман. Кстати, аванс уже перечислили… Тебе деньгами помочь?
Оля промолчала.
Александр закурил, приоткрыв боковое окно.
- Тебя не напрягает капелька никотина, которая убивает лошадь?
Пассажирка головой покачала и предложила:
- Кофе сварить?
- Не откажусь.
Принимая из рук девушки походную кружку с черным напитком, вдруг водитель сказал:
- Смотрел я на белых женщин – все не то, а вот ты…
- Стоп-стоп-стоп… А ты меня какой считаешь – желтой что ли? – Оля глаза округлила с видом «обалдев сего числа». – Вот я пожалуюсь папе, он тебе разом башку снесет. Он у меня знаешь какой крутой. У него даже шашка есть настоящая…
- Папа живой?
- Как Ленин – живее всех живых. Рядится в форму, ходит на сходы казацкие, много пьет до и после.
- С мамой давно разошлись?
- Да я уж не помню, когда вместе-то жили.
Чтобы разрядить обстановку, Саша польстил Оле:
- Ты потому такая хорошенькая, что в тебе много разных кровей намешано. И не делай такие глаза: я – интернационалист. А вот муж-то твой, нацик, тебя как терпел?
- А он ничего не знал.
- Женская хитрость.
- Вот свекровка-.лядь меня ненавидит за то, что ты хвалишь – кровь корейскую. Точно так же она ненавидит и мою дочку.
- Фашики – что с них возьмешь?
Как это часто бывает в дороге, события понеслись вскачь, словно взбесившийся мустанг – некогда даже обдумать...
- Внимание политиков всего мира приковано к событиям на Украине, - вещал политолог с экрана монитора. - США считают, что только они должны править миром, стремятся к этому изо всех сил и не терпят конкурентов. А поскольку подлость не имеет границ, то в войне за мировое господство американцы пользуются любыми, даже самыми грязными методами. Подкуп, обман, убийство, разбой, шантаж – все эти достижения западной цивилизации продемонстрированы планете.
Запад наглеет от безнаказанности. Уклоняясь от прямого столкновения с Россией, НАТО натравливает на неё Украину. Снабдило оружием и готовило планы внезапного нападения. СВО опередила бандеровцев, но пока ещё толком не вразумила.
Напрягает силы Россия, напрягается ЕС, помогая Украине, а США из сложившейся ситуации извлекает максимальную выгоду для себя.
В их интересах смещение Путина и развал Российской Федерации на отдельные регионы. Тогда уже нашу страну ничто не спасет.
Понимают это и в Европейском Союзе, который сейчас под особым давлением. США заставляет страны ЕС изо всех сил помогать Украине и, в то же время, греют руки на энергетических проблемах своих союзников. К примеру, газ для Германии из США в шесть раз дороже, чем в самих Штатах. Это дает возможность американцам переманивать в свою страну крупнейшие индустриальные холдинги немцев…

[santehlit]

- Кстати, - сказала Оля, когда закончилось выступление политолога, - Северная Корея готова отправить на Околицу 100 тысяч своих добровольцев нам помогать. Слыхал?
- Я бы не отказался, но тогда СВО грозит перерасти в мировую войну, и кровь побежит рекой.
- КНДР упорно не боится США.
- Жаль, что США не боится Кореи.
- Но её опасаются Япония и южная часть полуострова.
- Нам-то что? Там рулит Китай. Нам бы с Европой разобраться – кто что говорил, как поступал. Я верю: придет и на нашу улицу праздник, а месть – это блюдо, которое подается в холодном виде. После победы над бандеровцами, по примеру пендосов, мы должны выжать максимум из сложившейся ситуации. С поражения Украины кошмары не кончатся для Европы, а напротив – все только начинается. Как говорится, пусть только повод дадут, а за нами не заржавеет. Нам ведь, русским, для того чтобы морды бить, что в первую очередь надо? Конечно же, повод!
- Поводов предостаточно, - вставила Ольга.
- Вот и прекрасно! Ведь войны выигрываются и проигрываются, а жизнь, между тем, продолжается. Если мы выдавим из ЕС пендосов, возникнут условия для долгого и крепкого мира на континенте.
- Ты как Путин рассуждаешь.
- Он со мною советуется.
- Нет, правда – откуда такая начитанность?
- Слушаю новости – вот как сейчас, а время подумать над ними за рулем всегда у водителя есть.
- Тебе нравится наш Президент?
- У нас с ним одинаковые взгляды на столпы процветания России – самодержавие, православие, народность.
- Не поняла. Ты за царя что ли?
- За центральную власть без разгула западной демократии, дразнящей толпу.
- Верующий?
- Уважающий.
- А народность?
- Исконность традиций – русских, татарских, башкирских… всех народов, населяющих нашу страну.
- Поверь моему чутью, Саша – быть тебе публичным политиком к седым волосам.
Александр одобрительно кивнул на эти слова:
- Предчувствие – вещь великая, в этом я сумел убедиться в моих поездках. И оно не раз меня выручало.
- Не лишняя штука, - поддакнула Оля, - в тех местах, где стреляют, взрывают и убивают.
Помолчав, она же сказала:
- А знаешь, как моя бабушка называет Горбачевскую перестройку – катастройка.
- Да уж, - Саша согласился, а потом спохватился. – Твоя бабушка-немка ещё жива?
- Да, но плоха и очень любит меня. Говорит, что вряд ли дождется… Плакала, когда прощались. Вот в ком великий политик пропадает! Про царизм наш она так говорила – беда монархии в том, что от личности императора очень часто зависит судьба его поданных. Путину она доверяет и готова назначить царем, только не знает – согласится ли он…

[santehlit]

М-да… Саша задумчиво смотрел на дорогу. Человек предполагает, а Бог располагает. Ведь едут они не в колхоз «Червонное дышло», а в самое пекло войны, где счет убитым идет на десятки тысяч. Вполне возможно, что эта война перерастет в Третью мировую.
За окнами «камаза» плыли предуральские леса. Ольга смотрела и смотрела на них, пытаясь сохранить в памяти картины родной природы.
На траверзе Юрюзани конвой подвернул к придорожной таверне-вагончику.
- Перекусим, мужики! – объявила Светлана Львовна.
Охрана, чтобы не смущать других посетителей, обедала в две очереди – без автоматов на груди.
Пообедав пельменями, курили в курилке, поджидая вторую очередь «марсиан» и делясь новостями.
- По всему видать, боеприпасы времен Второй мировой в арсеналах заканчиваются – наши все чаще стали шмалять современным оружием. А когда на него окончательно перейдут, хохлам явно не поздоровится – вот будет драчка! А ежели гейропцы сунуться с претензиями, то добро пожаловать – мы найдем, чем их встретить. У старушки Европы от таких угощений запросто может приключиться несварение желудка…
- Операция под названием «Закат солнца вручную».
- Ты не забудь херову кучу старых боеприпасов в Приднестровье.
- Туда еще надо добраться.
- Хохлы уже рвутся. Вот тоже будет заруба! Не поздоровится парням нашим в далеком вражеском тылу.
- Своих не бросаем. У нас достаточно длинные руки. Никто даже не догадывается, насколько они длинны…
Из вагончика выходили последние пообедавшие «марсиане».
- Серьезные хлопчики, - кивнул на них пожилой водитель. – Без них на Околице нам было бы не уютно: диверсантов в тылу каждый день ловят.
- Ты, Петрович, вспомни время, когда таким же был – и небо было голубее, и солнце жарче, и девушки красивее…
- Да, было такое время, а после я повидал и Крым, и рым, и попову грушу без листьев, и его дочку нагишом… И Борьку-козла пережил, и Мишку Меченного. Все успокоились, а я все кручу баранку свою. На Второй Чеченской чичики обещали меня повесить за «фаберже». А эти ребята слово держать умеют.
- Чем ты им так не угодил?
- Эх, да ладно, что вспоминать: кто видел – не забудет, кто не видел – не поймет.
- И вот теперь снова – горячая точка…
Светлана Львовна:
- По машинам!
Петрович поднялся одним из первых:
- В воздухе пахнет грозой, и воют собаки, а у меня остатки волос на голове дыбом встают. Эти укронацисты так заряжены, что рвутся и в Крым, и в Москву. Вся нечисть туда сбежалась им на подмогу. И никакие уговоры не убеждают. Бьют их горами, а они все лезут и лезут, оголтелые. И я кумекаю, чем больше мы этих уродов намолотим в Околице, тем легче будет оставшимся хохлам жить...
И отправился к машине своей.
Светлана Львовна решила не напрягать конвой. Едва ночь пала на землю, машины подвернули на стоянку автозаправки «Башнефть». Круглосуточно здесь работал киоск «Горячее питание». Перекусив, легли спать…
Утреннее солнце прогнало туман с дороги в поля.
Умывшись, оправившись и закусив, конвой ждал команды.
Солидно, дружка за дружкой, вырулив на трассу, машины взяли курс на запад.

[santehlit]

Прекрасная погода с утра к обеду испортилась. Порывистый ветер бросал дождь горстями в лобовые стекла. Мерзость, однако, и ухудшение видимости. Не пора ли где-нибудь тормознуть – перекусить, отдохнуть. А с улучшением погоды нагнать упущенное – пусть даже ночью…
Но конвой все движется, возглавляемый микроавтобусом.
… Политолог с экрана монитора вещал:
- Неоосманизм исходит из того факта, что Турция – региональная супердержава. Её стратегическое положение и культура распространены в пределах бывшей Османской империи. Согласно этому постулату, Турция, как ключевая держава, хочет играть весьма активную политическую роль в регионе, центром которого она является. Это балканские страны – Албания, Болгария, Босния и Герцеговина, Сербия и Македония. Молдавия и Украина, особенно Крым. Затем Кавказ – Азербайджан, Грузия и Абхазия. Ближний Восток, Северная Африка и некоторые центральноазиатские страны…
Саша прокомментировал услышанное:
- А их османская жопа не слипнется?
Вскоре конвой остановился на автостоянке заправки «Башнефть». Заправились, перекусили и легли отдыхать.
Солнце багровым шаром катилось за горизонт, когда фуры и сопровождающий микроавтобус снова тронулись в путь. Легкий ветерок сушил асфальт. Было на что смотреть! Приволжские пейзажи не такие эпические, как на Урале, но башкирским не уступают.
Заходящее светило подсвечивало небо алым светом. Из звонкой меди, казалось, выкованы окрестности. От Самары дорога шла вдоль великой реки.
А потом опять началось…
Солнце зашло и на трассе стал сгущаться странный желтоватый сумрак. Лучи фар, даже противотуманных, вязли в нем, как в густом киселе. Конвой сильно сбавил ход.
- Что будем делать? – спросили начальницу.
Голос Светланы Львовны был суров:
- Делайте что должно, и да свершится что суждено.
Команды метить на стоянку не поступило. Впрочем, места остановки всегда выбирают в микроавтобусе.
- Я понимаю, - ворчал Александр, - на Урале, в распадке гор в безветрие сбивается густой туман из-за перепада температур. Хоть иди впереди машины и метлой разгребай. А здесь, в волжских степях, откуда таким туманам быть? Не понимаю.
- Может, смог? – подсказала Оля. – Горит где-то что-то и дымом затягивает окрестности…
Чтобы не было скучно, она взяла на себя роль политолога, на полном серьезе внушая Саше:
- Увидишь в очередной раз, подскажи Путину – надо за злодеяния и подлости хохлов одним ударом разнести Киев на камешки, тогда вся Европа застынет в позе испуганной мышки и прекратит свою помощь вооружением.
- Яволь, мой командир! А тебя, попрошу Президента, отправить послом на Околицу.
- У-у, я бы там… Они у меня быстро навильник свой скинут на землю и примут позу «ку». По-польски ругаться: «Быдло москальское!» - заставлю Зеленского. Среди этой сволочи, что затеяли войну, я бы не чувствовала себя мышкой на кошачьей свадьбе – скорее наоборот…
Саше хочется смеяться над суровостью прикольной своей пассажирки. Он опустил руль и с азартом потер ладони:
- Отличное настроение, моя дорогая. Реакция есть – дети будут!

[santehlit]

- Спорим? – Вовка Евдокимов по-взрослому протянул завклубом ладонь.
- Да ну тебя, - Иван Степанович досадливо отмахнулся. А потом вдруг заиграло в нём что-то. Вышиб ногтём папироску из пачки. – Кури, сопляк.
Вовка выкурил и получил новую.
- Кури, кури - хвастунов, знаешь, как учат, - папироса за папиросой Кылосов опорожнял свою пачку.
Пока парень курил, Иван Степанович катал меж пальцев очередную папиросу. Поглядывая друг на друга, будто петухи перед дракой, они оба не по-доброму усмехались.
Когда пачка кончилась, Иван Степанович растерянно огляделся. Тимофей Гулиев хмурился и осуждающе качал головой. Султан безучастно смотрел на огонь. Победитель пари отчаянно плевался и важничал, поглядывая на Кылосова осоловелыми глазами.
И вот за эту минуту сомнительного торжества расплатился Вовка Евдокимов затмением в лёгких и хроническим кашлем на всю свою жизнь.
- Ты чей будешь? - завклубом будто теперь спохватился, что по должности своей является наставником молодёжи, и пари его с пацаном бросает тень на профессиональную репутацию. - Как зовут?
- Ева, - вскинул Вовка отяжелевшую голову.
- Так ты что ль, правда, девица?
- Да нет, - усмехнулся Тимофей Гулиев. - Какая ж это девка, коль в мужскую баню ходит? Это у него инициалы такие - Евдокимов Владимир Андреевич.

4

Наступила распутица, и с нею началась головная боль заведующего клубом имени Володарского. Вернулась в город учащаяся молодёжь от бабок из деревень, из далёких «гостей», с разнообразных практик, из лагерей и домов отдыха, а с нею возобновились, прерванные на лето, танцевальные вечера. Для борьбы с «грязеносцами» Иван Степанович поставил у входа ёмкости с водой для мытья обуви, удвоил пропускающий заслон у дверей. Но это были лишь «цветочки». «Ягодки» жили неподалёку в строительном вагончике.
То были калымщики, невесть откуда приехавшие и всё лето восстанавливающие что-то на золотодобывающей шахте. Танцы их не интересовали, но скучно было каждый вечер пить водку после работы в кругу одних и тех же небритых лиц. Сверкающий огнями клуб манил искателей приключений под пьяную руку. Здесь можно было сыграть в бильярд, заглянуть в буфет, без опаски покуролесить среди нарядных девчонок и сопливых пацанов.
Серьёзных столкновений не было, но испорченные вечера от нашествия немытых, небритых и пьяных мужиков камнем ложились на сердце Кылосова и вызывали головную боль, ещё не начавшись. По натуре своей нескандальный, даже трусоватый, Иван Степанович насмерть боялся этих подвыпивших верзил, и только профессиональный долг и отеческая любовь к молодёжи заставляли его преграждать хулиганам путь.
Обычно это начиналось телефонным звонком снизу:
- Пришли, Иван Степанович.
И Кылосов, проглотив холодный комок, подступивший к горлу, сунув трясущиеся руки в карманы пиджака, спускался вниз.
Пришельцы, числом пять человек, стояли кружком, курили и сплёвывали под ноги.
Молодёжь растянулась широкой и плотной цепью на высоком крыльце клуба. Туда-сюда сновали девчонки, подбивая ребят к решительным действиям.
- Эй, сопленосы, чего распетушились? Мы же по-хорошему. А могём и по-плохому.
- Не пужай! Не боимся, - звонко отозвалась курносая девица в короткой плиссированной юбке. Подхватив свою юбочку двумя пальцами, манерно растянув её в стороны, притоптывая высокими ботами, прошлась кругом по ступенькам:

[santehlit]

Другой раз в полутьме не узнал себя – незнакомый кто-то смотрел из зеркала. В его взгляде угрозы не было, а только глубокое раздумье. Но мной тотчас овладел страх. Говорят, в темной комнате из зеркала смотрит на нас душа наша внутренним взором.
Такие пассажи без труда могли превратить мою жизнь в сумасшедший дом.
Но спасал опыт – я давно уже знал, что на свете существуют такие вещи, как счастливый случай. Никогда нельзя предвидеть, что может произойти, когда дело идет о Высшей Силе. Никогда прежде в своей жизни я не встречался с ее гневом, но все-таки страх откуда-то был. Может быть, это наследие предков, перешедшее ко мне через тысячи жизней. Страх – это наследие первобытного мира, которое не избежать ни одному человеку. Возможно, что он и породил в умах наших предков эту самую Высшую Силу.
Возможно, это был страх смерти. Все мы обладаем инстинктом смерти и воспринимаем ее величайшим страданием. Это как суть неизвестного, сумма всех ужасов, единственно непоправимая катастрофа.
Страх перед неизвестным тоже от предков. Но познание неизвестного и связанные с ним приключения дают ощущения волнения и радости: борьба есть наслаждение. И даже ужас и тайна неизвестного только сильнее возбуждают жажду к жизни. Жизнь дает немало удовольствий и приятных ощущений. Первым ее проявлением является труд, а жизнь – счастье, когда она проявляет себя. И мне не приходило в голову, к примеру, пойти и поплакаться в церковь. Несмотря на все неприятности, существующие и грядущие, я был полон жизненной энергии, счастлив и горд собой. Думал – если сумею понять, чего хочет от меня Высшая Сила Аркаима, то возможно найду почву для трепетной дружбы, которая может стать моим уделом.
Всегда считал, что Бог и боги – не что иное, как туманная, лишенная реальной формы игра фантазии, блуждающие призраки взлелеянных в страстной тоске идеалов безграничного добра и сверхъестественной силы, неосязаемые частицы собственного я, вкрапленные в царство духовного. Всегда легче надеяться на кого-то, пусть надуманного, чем полагаться на самого себя. Признание Высшей Силы Аркаима не сделало меня верующим: лицо мое терпело поражения, но дух оставался неукротимым. Однако такое положение дурно сказывалось на характере – я стал мрачен и зол. Природа наделила меня задором и коммуникабельностью, а преследование Высшей Силы загоняли эти черты вглубь. И если я не найду способа умилостивить эту силу, то рискую стать гораздо мрачнее и злее, чем суждено мне быть от природы. И эти две недели отпуска по болезни сделали меня еще менее общительным, более угрюмым, злым и мрачным.
Нельзя, однако, безнаказанно насиловать свою природу – она непременно отомстит за себя. Это все равно, что заставить волос, которому предназначено расти наружу, переменить направление и врастать в тело. Кажется, средневековые джунгары этаким способом – брея голову и накладывая на нее свежесодранный кусок конской шкуры – делали из рабов зомби.
Так было и со мной.
Высшая Сила Аркаима представлялась мне страшной и грозной неизвестностью. Меняя характер в сторону угрюмой замкнутости, я только стремился защититься от ее разрушительной силы. При этом я должен оставаться на свободе, не доверяя разум свой ни Богу, ни черту. После простоты жизни здоровым человеком существование на больничном показалось мне очень сложным. Эта полная хитросплетений борьба с солнечными лучами и их ожогами требовала, прежде всего, величайшего самообладания и сдержанности: нужно было в одно и то же время быть деликатнее летающей в воздухе паутины и тверже стали – прежде всего, со своей психикой. Жизнь качнулась в худшую сторону – она теперь действовала на мои чувства, и на каждом шагу требовалось умение приспосабливаться и почти всегда подавлять порывы.
Не все давалось легко.

[santehlit]

Меня батюшка пужал, а я не боялася,
Меня миленький прижал, а я рассмеялася.

Девчонки звонкими смешками поддержали её. Парни стояли сурово, плечом к плечу, прикидывая шансы возможного побоища. Пришлые не обиделись.
- Эй, коза, ну-ка, поди сюда. Поймаю – задницу надеру.
- Валите отсюда, - откликнулась девица. – Кто вас звал?
- А мы не звамши…. Слышь, лысый, - это уже к подошедшему Кылосову. – Чё твой клуб только для избранных?
- Мы пьяных не пускаем, - сказал Иван Степанович нетвёрдым голосом.
- А кто пьян? Кто пьян? Ты, мужик, ещё и не видел пьяных.
- У нас молодёжные вечера…
- А мы чё, старые? Это тебе, мужик, пора баиньки. Вообщем, так - либо мы заходим по-хорошему, либо, как получится.
- Я сейчас милицию вызову.
- А без милиции никак? Вот и видно, что ты не мужик, а баба лысая. Хочешь, спор решим один на один. Выбирай любого….
- Я не гладиатор с вами драться.
- Оно и видно. А вы, петушки, не хотите ли размяться, что за девок спрятались?
Султан Гулиев, протиснувшись сквозь толпу, сбежал вниз по ступенькам:
- Я могу попробовать.
Невысокий, жилистый, спортивный он хорошо смотрелся рядом с вихлявыми пришельцами. Возможно, его твёрдый взгляд и уверенный голос немного поколебали самого разговорчивого из калымщиков. Он оглянулся на молчаливого здоровяка:
- Может попробуешь, Стёпа - у тебя удар послабже.
- Не-а. Я за так не дерусь. Ставь пузырь.
- Я поставлю. За тебя поставлю, если этот малёк тебе накостыляет…
- Мне таких с десяток надо. Что, лысый, ставишь бутылку, если я этого татарчонка умою?
- Уходите немедленно, не то я пошёл звонить в милицию – заберут вас прямо из вагончика: бежать-то некуда.
- А кто сказал, что мы побежим? Теперь тем более… Стёпа, бери этого бабайчика подмышку вместо билета. Ты, лысый зря ерепенишься: ну, шары покатаем, ну, пивка возьмём в буфете – не нужны нам ваши танцы и вся эта сопливая молодёжь. Никого не тронем.
Верзила Степан подошёл к Султану вплотную, но, заглянув ему в глаза, брать подмышку не решился. Вместо этого он сдёрнул с головы Гулиева кепку, бросил в грязь под ноги и с удовольствием придавил носком сапога, будто окурок.
- Господи! – прошептал одними губами Кылосов, зная, что драки теперь не избежать.
Два года назад в городок приехал известный в прошлом всей стране спортсмен и для мальчишек открыл в клубном спортзале секцию бокса. Султан Гулиев был его лучшим учеником. Не раз опытный тренер говаривал:
- Поверьте моему слову, этот парень будет олимпийским чемпионом - у него природные задатки.
Султан взглянул на свою кепку, потом на верзилу, у которого шрам на скуле от улыбки преобразился в глубокую рытвину, потом на его соломенную шляпу, сбитую на самый затылок. Отказавшись от мысли дотянуться до неё, прочистил носоглотку и всем, что сумел собрать на язык, плюнул калымщику в лицо. В следующее мгновение, нырнув под яростный кулак, ударил верзилу дважды – в солнечное сплетение и шрам на скуле.
Степан, согнувшись и уронив руки, слепо пошёл вперёд, уменьшаясь в росте, пока совсем не распластался на сыром асфальте. В кругу калымщиков ахнули:
- Стёпа, держись!

[santehlit]

Молодёжь с крыльца клуба подалась вперёд и выросла стеной за спиной Гулиева. Между двумя, готовыми сомкнуться в рукопашной, сторонами суетился Кылосов.
- Ну, всё, всё, кончайте. Расходитесь - на сегодня хватит драк.
Между тем, поверженный Степан поднялся на полусогнутых дрожащих ногах и некоторое время оставался на месте, как цирковой борец на арене перед притихшей толпой. Но едва он сделал шаг, как, не удержав равновесия, опрокинулся на спину, тяжко ухнув массивным телом об асфальт.
Его конфуз клубная молодёжь приветствовала дружными радостными криками. Султан вмял каблуком ботинка упавшую соломенную шляпу, сунул руки в карманы и, сутулясь, будто от холода, вбежал по ступенькам на крыльцо и скрылся за входными дверями.
Кылосов, раскинув руки в стороны, двинулся на молодёжь:
- Ну, всё. Ну, всё. Заходите - вон девчонки как замёрзли.
Калымщики подняли своего приятеля, оттряхнули, подхватили подмышки и поволокли прочь - двигаться без посторонней помощи он ещё не мог.
Вовка Евдокимов поднял, отряхнул Султанову кепку, крикнул в спину удаляющимся:
- Что, мужики, за пузырём помчались? Уговор дороже денег.

5

Из шахтёрского городка Пласт автобус уходил в областной центр дважды в день – утром и вечером. Утром в выходной день уезжать никому не хотелось, а вечером автобус был переполнен, да и билет, даже для студентов, обходился в полную цену. Другой путь – на местном автобусе до Увелки, а оттуда в Челябинск на электричке, на которую билеты покупали только девчонки, да и то за полцены.
Автобус подруливал к самому вокзалу за полчаса до прихода электрички, и эти тридцать минут ожидания были для пластовской молодёжи Дантовым кругом ада. Вся Увельская шпана – любители побить толпой одного – будто цирк Шапито, ожидали жёлтый «ЛиАЗ» воскресными вечерами на привокзальной площади.
Если не было поблизости стражей порядка, пластовчан вытаскивали из салона в только что раскрытые двери и «метелили» прямо у колёс автобуса. С некоторых пор встречать злополучный автобус, охранять на вокзале и провожать до электрички приезжую молодёжь обязали наряд милиции. Тем с большим остервенением и жестокостью измывалась шпана над пластовчанами, когда люди в погонах отсутствовали. Впрочем, «наезды» продолжались и в электричке – учащихся в Челябинске увельчан было значительно больше, чем из шахтёрского городка Пласт.
Всё изменилось, когда район вокзала объявили своей территорией братья Прокоповы, а самый шустрый из них – Василий – назвался королём Увелки. Для всего густонаселённого рабочего посёлка это заявление звучало более чем амбициозно, но для транзитных пассажиров, не высовывавших носа с вокзала, вполне годилось. Васька Прокоп запретил бессмысленные избиения приезжих, более того, его дружки встречали на площади автобус и следили, чтобы кто из местных не затеял с пассажирами потасовку. За устроенный порядок самозваный «король» требовал немногого - по рублику с пацана, по полтиннику с девчонки.
Платили, потому что выбор-то невелик - плати или отлупят. Впрочем, Васька, учащийся челябинского ПТУ, сам ездил на электричке воскресными вечерами и придумал такую штуку. Вся отъезжающая с Увельского вокзала молодёжь сбивалась в один вагон, и чтобы попасть в этот вагон, надо было заплатить Прокопу. Но уж потом, под защитой его дружков, можно было безбоязненно ехать до самого Челябинска.
А бояться беззащитному пассажиру в двухчасовой поездке до конечной остановки было кого. Молодёжь садилась в электричку на каждом полустанке, но в Еманжелинске и Томино в вагоны врывались организованные банды, подобно Увельской. И тогда начинались побоища.