|
|
14.11.2021, 04:47 | #1 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Мурашки побежали по спине. За что? Оказывается, на школьном вечере ему стальной трубой пробили бестолковку. Не зная кто, сказали на меня - ведь подходил, глумился, значит мог.
- Я это, тренер, - говорю, - домой пойду. - Иди, - Николай Дмитрич не возражал. - И вот что, пока не приходи - пусть утрясётся. Не дай Бог, он здесь тебя …. Утряски затянулись. Время шло. Васька не искал меня, всё реже вспоминал и, видимо, забыл. И я к нему на рандеву не рвался. С футболом завязал, но затаил обиду. Однажды, наконец, решился, расставить точки с запятыми - ведь статус у меня…. Каманчи культуризмом увлеклись - в спортзал ходили, железками греметь. И я к ним напросился. Пыхтим, сопим и рвём, блины на грифчике меняя - вдруг слышу Васькин глас: пришёл, родной. Я в фойе: вот он, красавец - легко ракеткой шарик направляет, в другой руке бутылка пива, и рот не закрывает. Болтун, как был, хвастун, трепач…. - Слышь, - говорю, - жеребец гнедой, дознался, кто тебя тогда по кумполу ударил? Ведь это был не я. Жеребца он проглотил, и шарик пропустил, остановив игру. - Дознался, не ты, точно. - А я из-за тебя с футболом завязал - прийти боялся. - Ну, прости, брат. - В лесу тамбовском вся твоя родня. И ушёл. А что ещё сказать? Жеребца он пропустил, прощенья попросил - что ещё? Оскорбить? Наехать? И в рыло получить? За ним не заржавеет. Конечно, и ему потом влетит, но больно уж свою-то шкуру жалко. Ушёл. Обида не прошла. Ведь он, подлюка, мне спортивную карьеру загубил - с кем начинал, теперь по области гремят. И я бы мог. Нет, не прощу, а поищу ещё повод поквитаться. В то лето в наш район приехали студенты аж с города-героя Волгограда. Строители. Во-во, студенческий строительный отряд. Разъехались по сёлам, фермы строить, силосные башни, зернотоки…. В посёлке элеватор поднимали, на нашей школе крышу поменяли. На Бугре заложили улицу коттеджей: называется нулевой цикл - ну, там, котлован, фундамент, перекрытия. Их трое было, и жили они в сарайчике у местных стариков. Чем-то вдруг Коке Жвакину не угодили и стал он пакостить - то крысу дохлую к студентам в сарай сунет, чтоб пахло, то яблок принесёт, мочой крепленых, в гостинец, то «дымовушку» в дыру бросит на третьих петухов – то есть, в самый сон. На улицу выходит и гогочет: - Мне ещё слезоточивого баллончик обещали - ужо попляшут. - Не проще ли хайло набить? - я предложил. Собрались и впятером пошли на приступ. Ребята без вражды встречают, в гости приглашают. Что интересно - все до учёбы были мореманы. Ну, как с такими драться - в пору побрататься. И мы сдружились. Я так каждый вечер приходил, картошки приносил, зелень с огорода - угощайтесь! Потом травили байки, песни пели под гитару. В первые минуты Бог создал институты, и Адам студентом первым был Он ничего не делал, ухаживал за Евой, и Бог его стипендии лишил… Тоже мечтал после школы поступить в институт, надеть ковбойку с надписью на спине: ССО - студенческий строительный отряд, с рюкзаком и гитарой колесить по стране. А пока с воодушевлением подпевал: За Евой и Адамом пошёл народ упрямый, какой-то недогрёбаный народ От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год… Расставались с сердечным надрывом - такие замечательные ребята! |
17.11.2021, 04:52 | #2 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Я обещал:
- Обязательно, обязательно стану студентом…. - Давай, старик, всех благ. Мы с Гошкой пошли их провожать. А на вокзале - мама дорогая! - перрон, скамейки, привокзальный сквер, вторая платформа, всё в зелёных куртках. Девчата, парни…. - Сколько ж вас? - Было восемьсот - может, кто уехал. Впрочем, друзьям нашим стало не до нас, к своим пошли, толкаться, обниматься - всё лето не видались. Мы с Гошкой поднялись на пешеходный мост и сверху всю картину наблюдали. А произошло следующее…. У киоска «Союзпечать» человек шесть местных парней кучковались. Олега я признал Духовича, Борьку Калмыка…. Олег чего-то там с кем-то из студентов не поделил и треснул. Ему в ответ. Заварушка. Наши вроде бы бежать, да тут ещё толпа подходит…. и в драку. Среди вновь прибывших Гнедого увидал. Да только смяли их - студентов о-го-го. На том бы всё и стихло, да новое явление - группа товарищей из королевской свиты. Эти мужики бегать не привыкли и бились, пока не пали. Ну, а студенты, раздухарившись, волной с вокзала хлынули, центральной улицей до самого Бугра прошлись. Всех повстречавшихся избили, и стёкла били, заборы рушили, в свалку клумбы превратили у здания райкома партии…. Понять и объяснить эту ярость можно - всё лето их, разбившихся на мелкие артели, давила, била, обижала, унижала местная шпана. Они терпели, конфликтов избегая, даже, бывало, дань платили, невольно разжигая тупую наглость. Но в душе ярость клокотала. Ну, всё отстроились - пора домой. Вместо «спасибо» им опять норовят в лицо кулак. И бомба взорвалась…. Мы с Гошкой, как заварушка закипела, с моста спустились на противоположной от вокзала стороне и в гости побрели к сестре. О том, чем закончилась она, очевидцы рассказали. Не в силах совладать с зеленокурточным цунами, менты на помощь армию призвали. С аэродрома шесть фур с солдатами примчались. Без автоматов, но с ремнями в кулаках, они стеною шли, в контакт, однако, не вступая, и потеснили «промокашек» обратно на вокзал. Потом стояли в оцеплении, дожидаясь той минуты, когда студенты сядут в поезд и навсегда покинут наш благословенный край. Следы погрома долго убирали. Без жертв всё обошлось, но искалеченных немало. Витьке Макулову «розочку» в лицо воткнули. Тем, кто не знает, поясню: «розочка» - стеклянная бутылка с отколотым дном. К нему, вернувшись из командировки, отправились короли. И я увязался. Зрелище не из приятных. Стекло бутылки вокруг носа вспороло кожу, теперь прикрытую бинтами. - Могли бы и глаза, - лишь ими улыбнулся Макул. Полупьяный Баланда присесть не мог: - Меня, Константиныч, понимаешь, очком на штакетник. Он даже всхлипнул. Фирс: - Кто зачинатель? Дознаюсь, матку выверну. Слышь, Поддубный, найти и доложить. Ханифка, маленький вертлявый татарчонок: - Константиныч, и под землёй не спрячется - найду и доложу. Тут в голове моей возник коварный план - мне нужен был Гнедой, немедленно, с его болтливостью, хвастливостью и тупорылостью. Пошёл на поиски, а мысли самолюбие ласкали - какой я умный, нет, изощрённый интриган, ловкач, политик - короче, Бисмарк, таких в Увелке поискать. Как хорошо знать то, чего ещё не знают все, и правильно сей информацией распорядиться. |
20.11.2021, 05:23 | #3 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Весь день Гнедой, будто нарочно ускользал. То там его видали, прихожу - его уж нет. То вроде бы на стадионе. Там говорят, на пляж подался. Наконец, пересеклись в котельной РДК «Горняк». Дверь без замка зимой и летом. Здесь порой бывает многолюдно - сюда заглядывают те, кому иль выпить не с кем, иль не на что. Не зря же это сажное преддверье ада прозвали «рюмочная «Уголёк».
Гнедой банковал вином в кругу парней и языком чесал, живописуя участие в недавней заварушке. - Знать, Вася, - говорю, - ты не из последних был там? - С меня и началось! Опа-на! Как ты легко, пескарь премудрый, приманку заглотил. Очень скоро тебя за зёбры над водой поднимут - потрепыхаешься на воздухе хвостом. И квиты будем. Шёл домой, а мысли в голове - наверное, стоит подумать о МГИМО: отличный дипломат, политик, готовый на благо Родины свои употребить таланты. Нет, правда, а почему бы не в МГИМО, закончив школу…? Ваську били Паштян с Петреном - особы приближённые к престолу. Били на пляже и чуть не утопили. Гнедой не каялся и не просил пощады - он дрался с ними, хотя любой из них и в поединке дал бы Ваське фору. Он падал, его поднимали из воды: - Ты понял, гад? Васька, мотая головой, разбрызгивая кровь, водой рыгая, рычал: - Вам не жить, собаки. Его топили вновь и поднимали за вихры: - Ты уяснил, сучара? Васька бормотал разбитыми губами: - Убью обоих. Его приволокли на берег, бросили в песок. Никто не подошёл, чтобы предложить помощь. Свечерелось. Последний загоральщик с берега ушёл, а Васька всё лежал, будто концы отдав. Но тела утром не нашли. Через два дня Увелку всколыхнуло - нашли Петрена со вспоротым животом и рассеченной грудью. Лежал он на ступенях «Уголька» вниз головой - когда подняли, потоки крови хлынули из непромокаемой штормовки. Врачи констатировали смерть от потери крови: рана не опасна - он мог бы жить, подоспей вовремя помощь. Менты - удар был нанесён ножом сапожным снизу вверх. Наносивший шёл впереди, ударил назад, не глядя. Острее скальпеля лезвие попало под штормовку, вспороло живот и грудь. Петрен на спину упал, вниз головой…. Убийца скрылся. Милиция, рать королевская искали пропавшего Гнеденко. Паштяну советовали: - Ты скройся ненадолго. Он кривил губы: - Буду приманкой. Подловим на живца. Не удалось. В тот вечер они возвращались потемну с женой. Из-за кустов акации окликнули: - Стой, брат. Айда поговорим. Паштян: - Ты, Гнедой? Жене: - Я сейчас. Шагнул в кусты. Там выстрел. Жена кричать, а подойти боится. Соседей позвала. Нашли Паштяна мёртвым - заряд дроби, пробив грудную клетку, в сердце…. Теперь ушёл - менты вздохнули про Гнедого и объявили всесоюзный розыск. Но нашли в Увелке, в чьём-то сарае. Васька лежал на грязном одеяле с дробью в сердце и без головы - отрубленная, она была неподалёку. Таков финал кровавой драмы, в коей и я был соучастник. |
23.11.2021, 05:00 | #4 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
На похороны не пошёл. Ребята говорили - когда в машину гроб грузили, голова покойного на бок завалилась. Мамаша в обморок, старухи закрестились….
А я был в ступоре. Теперь не мнил себя великим дипломатом, и трюкачом, и ловкачом, политиком, а мальчиком, вдруг заглянувшим в преисподнюю, и напугавшимся до смерти зрелища такого. Наверное, тогда, в шестнадцать лет, виски мои засеребрились от переживаний. Я ждал возмездия - кровь на душе моей, и смоется она лишь кровью. Так быть должно. А можно ль искупить вину? Покаяться кому, понести кару наказания, в живых остаться и дальше жить? Пойти ментам всё рассказать? Но я не убивал, не подстрекал к убийству - скажут, терзания неопытной души. Да им сейчас не до меня - пытаются раскрыть последнее убийство. Пойти всё зятю рассказать? Думаю, дальше его квартиры разговор наш не уйдёт. Он скажет: ты здесь не причём - нашла коса на камень. Что Паштян, и что Петрен - их сколько вон толкается у трона. Судьба…. От этих мыслей легче мне не становилось: значит, наказан буду я судьбой - ждёт испытание страшнее. Близких потеряю? Уродом стану, инвалидом? Сойду с ума? Во-во, последнее весьма реально. Не мог я с некоторых пор на люди показаться, общаться, улыбаться - всё воротило душу вон. Чердак и книга, книга и чердак - прибежища мои. И что за чёрт - на кладбище тянуло. Сходил однажды, цветы унёс и Ваське, и Петрену, и Паштяну. Не полегчало. Они во сне являться стали, звали к себе - четвёртый нужен в дурачка играть. В дом перебрался с чердака, а там ещё страшней - все, кажется, что из темноты в окна кто-то пялится, скребёт под полом, скрепит на крыше шлаком. Я к маме: - Ты ничего не слышишь? А она ушами маялась, и аппарат носила, снимая на ночь. Снова перебрался на чердак и пёсика с собой. А он, зверюга, ночью как залает, так сердце в пятки. Нет, с кошкою спокойней. Где, Боже, милосердие твоё? Мелькнула мысль - в верующие записаться. Но я не крещённый. Так покрестись. Ага. Что скажет коммунист-отец? Так он крещёный. В церковь пойду - выгонят из комсомола. Тогда прощай честолюбивые мечты - институт, карьера. О чём ты? Вопрос стоит о жизни или смерти. Сойти с ума или в уме остаться. В таких терзаниях застал меня отец, с курорта воротясь. - А что, сын, махнём-ка на рыбалку, с ночёвкой, как бывало прежде. Приехали на озеро, надули лодку, сети поставили - вот она заря, легла на горизонт, накидку звездочёта потянула, луну открыв. Запели комары. Мы варим у костра похлёбку. - Давно с тобой поговорить хотел, сынок. Как, чем живёшь? Открой мне душу. Я молчал. - Зятем всё любуешься? Давно приметил, да молчал, думал, сам разберёшься. Отец сделал паузу и на моё молчание продолжил. - Негоже нам, крестьянам, кафтан казацкий примерять. Каждому сословию своё призвание - так в старину бывало, укоренилось и в кровь вошло. Мы - работяги, мы все невзгоды пересиливаем трудом, терпением, характером своим. А казаки что - верхогляды, «ура» кричать да шашкою махать. Неужто нет в тебе агарковской упёртости? Вот Фёдор…. И он в сто первый раз принялся рассказывать о старшем брате, чей жизненный пример был путеводною его звездой. Эх, папка, мне б твои заботы, проблемы, страхи. А упрёки…. Что упрёки? Три жизни на совести моей. Скажи, как излечить больную душу? На каком курорте совесть оздоровить до прежней чистоты. Как из памяти стереть, забыть, что сотворил, и вновь счастливым стать - всё заново начать. Ведь до того по самую макушку был полон честолюбивых грёз. Верил - всё мне под силу. А теперь…. Веру потерял в себя. Как будто меня два: - один твердит: всё пустяки, закон природы заставляет слабых пожирать; ты сильным будешь, если переступишь все сомнения свои. - другой: опомнись! ведь ты же человек! разум тебе дан, чтоб мир познать, а не покорять, не убивать себе подобных…. - Ты меня слышишь, нет? - потрепал отец мне шевелюру. - Запомни, сын, Агарков ты, а не Евдокимов…. Поели, спать легли валетом в надувную лодку. Отец уснул, мне не спалось…. Ночь, луна, шорох камыша. Странное дело - ни капли страха, как будто успокоилась душа. Сейчас нас можно голыми руками взять, а я не боюсь. Наверно, отбоялся - когда-нибудь должно прийти такое состояние, и понимание природы и вещей. Мёртвые не ходят по земле, не мстят - всё дело в совести живых людей. Моя как будто успокоилась. Ведь я Агарков, мой удел - любить, прощать, терпеть и без конца трудиться, как Фёдор, брат отца, как сам отец…. К чему терзания, есть оправдания - эти смерти предначертаны судьбой. Роль, отведённую мне Главным Режиссёром, я сыграл, но отец прав - сей театр не по мне. И чтоб проститься с ним, я Млечному Пути поклялся, что всех оставшихся в живых врагов прощаю отныне раз и навсегда. |
26.11.2021, 04:53 | #5 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Сват мой Колька
Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно хочется падать — вверх. (Ф. Ницше) Он был похож на брата своего – такой же невысокий белокурый крепыш. Только куда ему до настоящего Евы. Володя мог в ладони легко раздавить картошку – сырую, как варёную. Дед у них, Константин Богатырёв, говорили, как цапнет кого за ладонь – всё, считай, без руки человек остался, если не сделает всё, что ему прикажет бывший красный атаман. Володя от него силёнку унаследовал, а Кольку жидковато замесили. Да и ленив он был изрядно, чтобы на стадионе штангой мышцы подкачать. Не играл в футбол, шахматы и теннис - только в карты и лото на деньги. Не потому что падким был – азарт любил, это у них, Евдокимовых, в крови. В короли мечтал попасть, как старший брат, но не тренировал тело к боям, не закалял дух бесстрашного воителя – надеялся в дамки проскочить без пота и крови, как наш уличный Пеле Саня Ломовцев, больше на удачу уповая. И надо признать, многое у него получалось. Вот как Губана – моего извечного недруга и утеснителя – он укротил в первую же встречу. Губан был на два года старше меня, ну, а Кольки на все четыре. В девятом и десятом классе мы все как-то дружно подались вверх – некоторые прямо на глазах вымахали верзилами, а Губан застрял где-то в четырнадцатилетних подростках - голос, правда, забасил. Те, кто не боялись его, в глаза называли Гномом или Карликом. Столкнулись мы с ним в нашем бугорском магазине. Кольку он, конечно, не знал, раз видел впервые, а на меня сразу ощерился – куда поперёк батьки? Колька: - Выйдем – объясню. Карлик-Гном-Губан басит: - Ждите за дверью. Выходит с булкою подмышкой: - Какого хрена? Колька ему тресь по скуле, ну, а я по другой. Губан умудрился сесть на свой хлеб. - Вы что, орёлики, вконец оборзели? Зачем я его ударил? Причины были. Во-первых, застарелая обида, с тех ещё времён, когда Губан ловил нас после школы, троих лермонтовских пацанов, и один выворачивал всем карманы. Давно пора припомнить ему эти унижения, да всё не было повода. |
29.11.2021, 04:54 | #6 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Во-вторых, Колька - мой гость, приехавший из Пласта, и, как гостеприимный хозяин, я должен позаботиться о безопасности его в Увелке. Брат братом, но до брата далеко – пока доскачешь….
В-третьих, Губан жил на улице Октябрьской, и, стало быть, нам, бугорским, враг. Вечером на танцах в ДК ко мне подошли ребята из Октябрьской ватаги. - Слышь, это действительно Евин брат? Позови поговорить. Мы вышли с Колькой в скверик. Октябрьские сидели на лавочке – в центре Губан. - Они сидели ровно в ряд – их было восемь…. – переиначил Колька Высоцкого, и к Губану: - Что, прыщ, неймётся? Ну-ка, встань. Губан послушно поднялся. Вернее, начал подниматься - Колька отправил его назад резким ударом в лоб. Губан тут же сымитировал отключку - хитрый был. Октябрьские заахали: - Кончай, кончай, ты чё? Мы ж поговорить хотели. Колька руки в карманы сунул, повернулся и бросил через плечо: - Тогда записывайтесь на приём. - У секретаря что ль? – скривился кто-то в мою сторону. Я руки в брюки и через плечо: - Принимаем после дождичка в четверг. Что касается драк – тут у нас царило полное взаимопонимание. Право первого удара оставалось за Колькой, вторым летел мой кулак. С некоторых пор пристрастился к мелкому хулиганству и Жека Пичугин. Мы возвращались из Челябинска по субботам (Колька там на сварщика учился в ПТУ) и сразу на танцы. Задирались к незнакомым парням – дня не проходило без рукопашных. Костяшки пальцев на руках не заживали - впрочем, синяков и ссадин на фейсах тоже хватало, а причин, по большому счёту, биться в кровь не было. Колька свой авторитет крепил над молодёжью, ну а мы были на подхвате. В любые передряги лезли без опаски, знали, Ева с нами – победа всегда будет за нами. Колька не любил поединков. Если кто-нибудь предлагал, выйти один на один, он отвечал: - Ещё ходить…. И сразу - тресь! тресь!.. – погнали наши городских! Ну и мы с Женькой тут, бок о бок, как Арамис с Атосом. Только, скажу, не было в этом никакой романтики, никакого благородства. Колька рвался к власти, используя нас. В глубине души обидно было, что атаманит сопливый ПТУшник, и интеллекты наши, будущих инженеров, возмущались против постоянных и бессмысленных драк. Но Колька-хитрец никогда не совался на танцы, не разогрев прежде компанию спиртным. Ну, а пьяному по колено не только море, но и многие моральные устои…. Впрочем, характер, мировоззрение, устои – всё это, как говорится, дело наживное. Не может человек жизнь прожить и всегда оставаться самим собою – его либо раздавят обстоятельства, либо он, приноровившись к ним, преодолеет и пойдёт дальше, но другим. Казалось бы, жизнь фильтрует – слабые душой идут в шестёрки, кто твёрд характером в лидеры стремится. Если это так, то было б слишком просто. Жизнь сложнее. Встречаешь иногда прежнего знакомца, помнится, в рот заглядывал, рад был услужить, а ныне смотрит свысока чванистым чиновником – что, Толян, жизнь не задалась? И парадокс: чем ниже прежде голова была – тем высокомернее ныне взгляд. Впрочем, это не открытие – давно известный факт. Душа моя противилась бессмысленному мордобою и власти не хотелось над шпаной, девчат восторженные взгляды за спиной – о, Ева младший! – не увлекали, но что же делать, если мир такой. Даже отец, чей жизненный опыт я не ставил под сомнение, на причитания мамы о моих фингалах, говорил: - Свои шишки надо собрать. В двадцать лет силы нет, её и не будет. Если в двадцать пять он будет кулаками махать, то я скажу – умом не задался. А мне было лишь семнадцать, и предстояло ещё три долгих года его набираться. |
02.12.2021, 05:13 | #7 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Вот случай был такой. Друзья школьные мои Вовка Нуждин и Паша Сребродольский после восьмого класса поступили в техникум и, я заметил, стали задаваться. Прихожу однажды к Нужде – они там струны гитарам рвут и что-то хрипеть пытаются ломающимися голосами. Меня в слушатели усадили.
- Ну, как? – отхрипев, спрашивают. - Чёрте что, - говорю. - Сам ты чёрте что, село дремучее – это же «Битлз». Обиделся, ушёл - тоже мне, городские жители. Долго не виделись. Потом встречаю на вокзале - электричку в Троицк ждут. Я и сам к тому времени студентом ВУЗа стал. Подхожу с надеждой - теперь-то не будут передо мной носами небо ковырять. Но ошибся: гонору ещё больше – а как же! - они старшекурсники. Стоят, курят, поплёвывают, только что мне не на брюки. Разговор пытаюсь завязать – не клеится. Видать, дружбе нашей окончательный пипец. Тут Санька Страх (один из шишкарей увельских) подходит: - Так, ребятки, наскребли мне шилом на бутылку – а то настроение … ни в Красную армию. Страх авторитет известный - запунцевели мои друзья, трясущимися ручонками снуют по карманам, косятся друг на друга - боятся передать. Страх ведь сказал ясно - не всё, что есть, а только на бутылку. Смешно на них смотреть. Я мог вмешаться: - Кончай, Саня, это мои друзья. И Страх ушёл бы, их не тронув. Но злость пришла - вспомнил, как они дверь в классе держали, когда Смага выбивал мне зуб. Предали тогда, пусть теперь и отдуваются - выкручиваются, как хотят. Сашка не торопясь, пересчитал деньги, кивнул - хватает, потом обнял меня за плечи: - Пойдём, Толяха, дербанём. Настроение – выть хочется. И мы ушли. Вот что это? Предательство школьной дружбы? Так вроде бы не я её начал хоронить. Не дрогни они тогда перед Смагой, сейчас бы я считал своим долгом их защитить. Как сказано в Писании: воздам по заслугам вам. А нет, чтобы простить. Сейчас парни, наверное, забыли тот инцидент, а я всё помню и стыжусь. Но пойдём дальше. Что категорически отвергал – так это распущенность в половом вопросе. - Пьём всё, что горит, топчем, что шевелится, - провозглашал Николай любимый тост, и не раз доказал правоту второй части утверждения. Как-то в гости соседка Валя забежала, а мы с Колькой пили у нас дома вино. Её угостили. Она тяпнула и пригрелась у свата подмышкой. Потом предложила бражки от бабы Груши принести. Колька за ней. Вернулся через час, пьянее, чем ушёл – брюки нёс через плечо. Впрочем, тут ходьбы – дорогу перейти. Рухнул на диван, рассказывает: - Завалил, деру, а она в ухо бормочет: «Что ты делаешь…. Что делаешь…. Ведь я Толеньку люблю». Да люби, говорю, ты хоть чёрта лысого – сейчас кончу и уйду. От этих откровений гадко стало на душе. Что Валя со своей любовью и уступчивостью, что Колька со своей неразборчивостью и полным отсутствием элементарных чувств товарищества (мог бы не трогать девчонку, меня уважая) – противны стали оба. Пережил этот инцидент, но стал приглядываться к свату. Нравился он девчонкам - этого не отнять. Однажды я увязался за одной на танцах – не плохо сложена, липнет, щебечет без умолка – словом, дура дурой. Но формы её манили, да и податливость – надеялся за вечер уломать. На лавочке у её дома присосались губами, слышу шаги по гравию. Оторвался, поднимаю голову - мама дорогая! – над ней топор. Сосед-ревнивец убивать пришёл. Я смотрю – парень моих лет, только крупный, медвежеватый какой-то, раньше не встречал. Должно, придурок домашней отсидки - такой убьет, и глазом не моргнёт. |
05.12.2021, 04:52 | #8 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Пшёл отсюда! – рычит.
Против лома, говорят, нет приёма, да и с топором спорить как-то не с руки - ушёл. В следующий раз пошли провожать тёлку эту уже втроём. Пичуга анекдоты шпарит, Колька третий день после операции аппендицита, хохотать не может – фыркает, морщится и руку прижимает к животу. Сели втроём на лавочку (Колька, понятно, не боец), а Женька в засаде. Вот он, носитель топора. Надо его отвлечь, чтобы Пичуга мог подобраться незаметно. - Слышь, - говорю, - дружбан, с нами выпьешь? Нальём. - Пошли отсюда, - рычит. - Спать не даёте. За его спиной увидел Женькин силуэт. Поднялся: - Всё, брат, уходим, не ругайся…. Пичуга ему по затылку тресь. Я подскакиваю – бац! бац! – с обеих рук. На Женькино плечо опёрся, подпрыгнул и придурку на спину подошвы опустил. Он, забор палисадника сломав, упал в кусты. Пока Пичуга его пинал, а я топор искал, Колька под шумок удрал с девицей. Я в будке ночевал у Рыбака. Далеко за полночь сват приползает - стонет, матерится на чём свет стоит. Тянет мою руку к животу: - Пощупай - швы не разошлись, кровь не бежит? - Да потный ты. Спичкой чиркнули, осмотрели его швы – все вроде бы на месте, и крови не видать. - И оно тебе надо? – спрашиваю. - Не говори. Дура дурой, и я дурак – будто последний раз бабу имею. А ты её того…? - Не вдохновила. - Ты часом не девственник? - Это позорно? - Боишься? Может чем помочь? - Скорее брезгую. За разговорами уснули. Задал мне Николай проблему - бросай все принципы, хватай первую попавшуюся и срочно становись мужчиной. Так или не так? Пошёл у меня внутренний спор, началось раздвоение личности. Часть меня соглашалась с Колькой – «…. ты за баб не переживай: они для понта поломаются, а потом говорят – как хорошо!» А другая – тормозила и противилась. Я считал, что в интимной близости мы с прекрасной половиной не на равных. Не зря ведь говорят - мужчина добивается, женщина уступает. И такая постановка вопроса сильно угнетала благородные начала моей души. Я считал - если добьешься, интимности у девушки, то берёшь на себя какие-то моральные обязательства за её судьбу. - Ты что, дурак? – удивлялся Колька. - Нет. Воспитан так. - И ты готов жениться на какой-нинаибудь шалаве? - Нет. Лучше буду избегать. - Так ведь давно известно, - весь мир бардак, все бабы б..ди. - И мать твоя? - Ты не зарывайся. Я не зарывался - я всё ещё искал идеал среди прекрасной половины человечества. Однажды на танцах подошла ко мне симпатичная девушка – личико кругленькое, губки пухленькие, глаза, как у Мальвины. - Кто тебе этот оранжевый петух? Я проследил её взгляд. Оранжевым петухом был Колька, пару дней назад перекрасивший волосы в рыжий цвет. Мне стало смешно. - Считай что брат. Тебе зачем? - А не люблю я попугаев. |
08.12.2021, 04:55 | #9 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Хочешь, чтоб передал ему? А зачем мне говоришь?
- Ты не похож. - Нравлюсь? - Не скажу, что нет. - Позволишь проводить? - Если не боишься – у меня на зоне друг сидит. - Ну и пусть сидит – каждому своё. Мы ж с тобою на свободе. Её звали Надей. Она жила рядом со стадионом, а там была хибарка.… Когда-то здесь был прокат коньков. Коньки износились (правильнее ботинки?), новых не купили – прокат закрыли. Избушку облюбовали картёжники. Там была печь и электричество. Впрочем, нам свет был ни к чему - осмотревшись, мы его выключали и целовались. И ещё болтали обо всём на свете. Кольки не было рядом, и никто не нудил мне в ухо: «Чпокни, ну, чпокни же её». Я не наглел и с интересом наблюдал, как возникает, расцветает и зреет чувство в девушке ко мне. Из робкой и зашориной в первые встречи скоро она превратилась в хозяйку хижины и повелительницу. Очень ей хотелось почувствовать себя владелицей настоящей квартиры и женой нежного и внимательного мужчины. - У меня ноги замерзли, - заявляла она, скидывала обувь и совала мне на колени свои ступни. Я расстёгивал куртку, прятал их под свитер, согревая животом. Ласкал лодыжки, даже не помышляя протиснуться ладонью выше. Мне нравилось подчёркивать братское к ней отношение. По моему разумению, это должно было скорее подтолкнуть её в мои объятия, чем вороватый поиск эрогенных зон. Она не спешила, обстановка не способствовала - ни грязный пол, ни засаленный стол не напоминали нам супружеское ложе. Летели недели, уходили месяцы, а мы были также целомудренны, как и в первый вечер. Любил ли я её? Да нет, пожалуй. Тогда зачем встречался? По принципу - меня зовут, и я иду. Интересно было наблюдать - когда и как она меня из брата перекрестит в любовники. И ещё одна была очень серьёзная причина – отмазка от побоищ. Колька звал меня на танцы, а я не мог, у меня свидание - и с электрички шёл на стадион. Надюха неизменно ждала в старенькой хибарке – она училась в Троицке, домой возвращалась в пятницу. Пару раз, спеша к ней на свидание, сталкивался со сватом на Стадионной улице. Пожав руки, покурив минут пяток, мы расходились восвояси. Пришла весна и затопила грязью всю Вселенную. Впрочем, городским жителям, такое невдомёк, а я прикидывал - заглянуть домой за сапогами или попытать счастья пробиться в корочках на стадион. В электричке ехал и размышлял, вдруг вижу – Колька со товарищи вагон пересекают. С некоторых пор завелась у него челядь – в основном сверстники, ПТУ-шники сопливые – охочая до безответного мордобоя и мародерства. Хотя с последним перегнул – деньги и приглянувшиеся вещи они отнимали у ещё живых людей. Колька свиту вперёд отправил, ко мне подсел. - Чего сидишь? С нами пойдём – винишко есть. - Нельзя – у меня контроль. - Ты - давно хотел спросить - ещё встречаешься с этой шалавой? - Построже с языком, а то прикусишь. - Ты дурак? - Родом так. - Во-во, я вижу. А ты часом не ослеп – она уж полгода как беременна. Беги, дурень, от неё, если не хочешь загреметь. - Беременная? От кого? - Ну, если ты по ней не ползал, значит от меня. Может, ещё кому дала. А ты лопух чокнутый.… В кого такой? Я сидел раздавленный новостью и не знал, что сказать, как поступить. Да откуда ж я мог знать, что у неё под сердцем зреет плод, если я ей даже шубку не расстёгивал. |
14.12.2021, 05:07 | #10 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Ему показали меня - царапнул нехорошим взглядом, а потом стали мы сверлить друг друга глазами. Мой вид и взор должен передать ему - иди сюда, я сломаю твою цыплячью шею. Его ухмылка намекала - в твоём брюхе, фраер, явно не хватает пару дыр, сегодня я их наковыряю.
Вырос он передо мною вдруг, у лица махнул рукой: - Щас, падла, нос оттяпаю. Что было в ней, я не разглядел, но успел лягнуть его в живот. Стахорик сел на задницу, потеснив танцующих. Посидел ровно столько, сколько потребовалось, чтобы, когда рванулся на меня, на плечах повисли миротворцы. В тот день не дали нам сцепиться. На следующий он к моему дому подкатил. Правил мотоциклом мужик лет сорока с измождённым лицом и подозрительным взглядом выцветших глаз обывателя мест не столь отдалённых. Сзади сидел Стахорик. - Сучара бацилльная раскололась, - повел мужик речь сиплым тенорком. – Привезёшь нам того фраерка и отделаешься лёгким испугом. - Нет, - встрял Стахорик. – Я всё равно набью ему хайло. Мужик пожал плечами – дело твоё. На Надькиного кавалера и бровью не повёл, а мужика спросил: - Тебя-то как зовут? По ком панихиду заказать? Он пронзил меня взглядом и процедил, едва шевеля тонкими губами: - На Гаврика я отзываюсь. Кивнул головой – усвоил, мол. Стахорик задохнулся возмущением от моего поведения. - Да я его сейчас зарою. - Сидеть! – приказал Гаврик и мне. – Тебе неделя сроку, иначе кишки намотаешь на кулак. Военный совет собрался в ресторане Челябинского вокзала. Пичуга всё для себя уже решил, потому спокоен был - в споры не вникал: - Нет, всё, хватит, взрослеть пора – учиться, отдыхать в городе, дружить с нормальными девчонками. В Увелку я больше не ездок, так – к маме-папе на день варенья. - Правильно мыслишь, - кривился Николай. – Я, пожалуй, тоже здесь себе бабу заведу. - И я готов расстаться с нашим братством, - соглашался я. – Но больно неудачная пора. Во-первых, что подумают в Увелке? Во-вторых, раз ищут – найдут и здесь. В-третьих, поодиночке им нас проще укокошить. Колька: - Что предлагаешь? - Володе рассказать - он Гаврика прижучит, мы Стахорику хайло набьём. Пичуга хлебнул пива и дёрнул плечом, будто руку чью-то стряхивая: - А мне, зачем всё это? Я демонстративно отвернулся от него и уставился на Кольку. После колебательных размышлений или мысленных колебаний тот согласился: - Ты прав - врага надо бить на нашей территории. Братану расскажем и с ним поставим на уши Увелку. Покосился на Пичугу, но Женька пиво смаковал и интересовался только танцующими парами. Мы понимающе переглянулись с Николаем. Но врага мы недооценили. Готовясь к войне, даже не изменили привычный маршрут движения и время прибытия. А нам «на хвост» сели ещё в Челябинске, и отслеживали в электричке. Короче, когда мы спрыгнули на перрон увельский, нас взяли в кружок четверо молодчиков. Хотя, какие это молодцы, правильнее – отморозки. По бегающему, беспокойному взгляду недобрых глаз в них легко можно было признать выходцев из мест весьма отдалённых от приличных. Слышал, что по понятиям «братва» живёт, но чтобы вот так дружно они окрысились за интересы одного, столкнулся впервые. И растерялся. |
Читайте на литературном форуме: |