Вернуться   Литературный форум - поэзия, проза, литературная критика, литературоведение, аудиокниги. > Литературная сеть Общелит > Обсуждаем стихи и прозу.

Важная информация

 
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 03.03.2017, 21:08   #1
Егор Кобзев
Новый участник
 
Регистрация: 03.03.2017
Сообщений: 2
Егор Кобзев На пути к повышению репутации
По умолчанию Родной человек. Повесть.

В летнюю пору, когда на деревьях шелестит листва в самом соку, вышел я из дому рано, почти с первыми петухами. Ночью бессонница сильная напала, не понять от чего, да только глаз не сомкнуть было до первой зари. Вот и решил я до леса сходить, авось, отпустит.
Дорога до него была недолгая, надо было только свернуть на первом перекрестке, и там уже рукой подать до болота, которое лес от поля отделяет. Через неё лет двадцать назад мост положили, да только ремонту он после так не поддавался, - сгнил. Болото за то время скисло, загустело, местами осушилось, поэтому теперь под его прогнившими остатками течет ручеек. Пованивает от него тиной, но вода чистая и на вкус хорошая. Только перейди шустрый ручеек по бревну и далее уже простирался еловый лес. Ели тут росли давно, поэтому разрослись ввысь размером с добрую многоэтажку.
Утренняя дорога. Под лапником висит в воздухе синий дурман, который слабит тело легкими дуновениями. Я, закинувши на плечо удочку, в нагрудный карман засунул банку с червями, туда же примял пакет на случай, если рыба попадется крупная.
Возле водоема, который был в полукилометре от леса, кисли и ржавели остатки предприятия химической направленности. Ещё старики местные туда на работу ходили и рассказывали теперь, что рыба в том пруду меньше локтя не водилась. Верь им или нет, но лет тридцать назад назначили туда начальником какого-то непутевого, неизвестно с какого училища пришедшего родственника местного главы. С месяц тут работавши он весь график смял да запутал сеть управления так, что легче уж было её резать. И, казалось, все бы ничего, если б однажды не взбрело начальству самолично проверить склад на наличие ядохимикатов. Он по неопытности и любопытности повредил баки с аммиаком, попытался неисправность устранить, и пустил всю эту гадость в озеро, а рыба от неё вся и передохла.
Времени прошло с того времени много, рыбёшка стала появляться, местные часто выпускали в водоем мальков, но добиться того, что создала природа, людям было не под силу. Карась вывелся мелкий, точно порода какая карликовая, окуня с лещом было мало, щука же очень редко попадалась.
Скрипнули черные половицы кладки - её конец утопал в воде. Я поглядел на водную гладь, примерился надевая червяка, поплевав по традиции закинул наживку поближе к трасте, как меня учили. Не люблю я отчего-то складные удочки, путаются они у меня постоянно, поэтому срезал себе лещину. Просто и легко, только зацепи за дырочку крючок подле рукояти да иди, куда вздумается.
Поплавок качается на ряби; тихонько капает дождь. Зашумел ольшаник. Зашелестел по траве свежий сиреневый ветер, на сальные волосы закапали теплые капли дождя вперемешку с дорожной пылью, - моча рубашку потекли по лицу. Раскачавшись поплавок резко ушел под воду натянув струной леску и изогнув удилище под цепкими пальцами. Из воды выпрыгнул карась, казалось, не соответствуя той силе, с которой он боролся за жизнь. Конечно не исполинских размеров, но все равно с виду и на вес хорош, а значит, пакета достоин. Но скользкий, норовит сорваться в темную воду - бьется с крючка поблескивая горячими солнечными брызгами. Солнце поднялось из-за горизонта и поминутно разгоралось, прожигая облака. Я сноровисто подхватил рыбёшку, одновременно сжав коленями удочку, - если бы была обычная удочка с катушкой, то думаю опять сплел бы паутину. Добыча поймана, посажена в пакет и откинута на траву – ещё сильнее бьется хвостом рыба, отчаянно, замирает.
-Эгей, парень! Хорошую рыбу поймал! – я оглянулся. Метрах в пяти на берегу стоял старик, без бороды, но волосы, седые как дым. Пожевывая сигарету, он прикурил сильно согнувшись, затем окинул пруд своими мутновато-зелёными глазами размахивая спичкой и раскуривая дымный табак, поинтересовался:
- Карась?
Я утвердительно кивнул.
- Здрасте.
- И тебе не хворать, – старик присел возле пакета, глянув в него дерганым движением отодвинув пальцем край – В моей юности, мы таких не брали, не… отпускали, но при теперешних делах… это целый трофей. А ты курить будешь?
- Не курю, дед.
- А и правильно, я бы и все равно не дал, а то зубы желтые будут и хрипом давиться будешь. Кх-кхех, - откашлялся он. - Ты чьх будешь?
- Женька Васильев я.
- Это тебе Нюрка бабкой приходится, так, да? - Я кивнул.
- Ты это, клюет у тебя, че зенки раскрыл то, клюет, говорю! – я резко обернулся. Потянул удочкой на лево и чуть-чуть на себя. В пакет плюхнулся ещё один карась. Дед одобрительно кивнул. Его местные Казимиром кличут, говорят воевал партизаном в Отечественную войну, жил один, поэтому при любом удобном случае любил почесать языком. Было что рассказать, но вот со слушателями в пригороде действительно было туговато, а старость на то и старость, чтобы поведать будущему поколению все, что накопилось внутри за долгие прожитые годы.
- Когда было мне столько же годков, как и тебе, мы ходили за реку в лес, там деревушка была, называлась Брусничная, а при ней озеро, глубокое какое - страх, от чего и холодное, так его мы так же называли. Вставали рано, лодку в деревне брали взаймы, да какую рыбешку удили… Во - дед показал рыбешку длиной со свои широкие плечи. - Так и жили, за лодку, естественно, рыбой отдавали… Клюет вон, раззява, смотри! – ткнул он пальцем в водоем. Я моментально отреагировал резким рывком и карась, подобный предыдущему, лег в пакет забившись о кладку и растормошил остальных.
- Везёт тебе, малец, а что рано так сел? Принудил кто, иль от нечего делать?
- Да не спится что-то. Вот думал проветрюсь.
- Не спится, говоришь, так заходи ко мне, я вон там на холме живу, видишь? – Указал он на синий дом из подгнивших бревен и поросшей темно-зеленым мхом крышей.
- Я тебе отвар из ромашки заварю, спать будешь как убитый, ты заходи. - С надеждой проговорил дед. Но я отвернулся. Ходить к какому-то старику неизвестно зачем, просиживать дни с этим прокуренным пнем, та ещё романтика…
- Может и схожу,
- Заходи-заходи, паренёк, я тебе, может, еще расскажу чего. – Я посидел ещё с полчаса, подхватил свой потяжелевший пакет, из уважения пару рыбин отдал деду и поспешно пошел домой.
- Ты заходи! – крикнул он мне в след отпуская двух золотых карасей.

Через неделю, когда приехали друзья из города, мы собрались в лес по землянику. Отпрашиваться не стали, а пошли так, никого не предупреждая. В лесу было прохладно, тень от елей скрывала нас от жары. Земляника постепенно забылась, пошли игры, и не заметили мы за забавами, как наступил вечер. Теплый, он выжимал из себя остатки солнечного пламя, как догорающий костер, хранящий в себе алые угольки.
- Домой пора, - сказал я.
- Да не, давайте ещё погуляем, - протестовал Мишка. Ребята с энтузиазмом поддержали его.
- Ну как хотите, а я пошел.
Пожав на прощание влажные от пота руки, я пошел по тапырам, растрескавшимися от дневной жары.
Проходя мимо тропинки, ведущей к дому старика, на миг остановился, поглядел на несколько яблонь, растущих рядом с синим домом, и неизвестно почему побрел к деду. Рядом с калиткой нахлынул сырой воздух, из окошка под яблоней сочился тусклый свет, а кусты малины тихонько покачивались подхватываемое шелестом большой березы.
- Дед Казимир! - Никто не ответил.
Тогда я сам откинул крючок, зашел на крыльцо и постучал. За домом начиналось поле, воздух был сиреневым, а закат почти догорел. Пахло яблоками, молоком и травами– присущая старикам затхлость отсутствовала, казалось, что земля пропиталась медом, которая налила в цветы аромат.
- Кто это там шляется? - За бревенчатой стеной скрипнула дверь, гулко протопали шаги. Приоткрыв дверь, старик высунул голову.
- О, Женька, ты? Заходи, давай… - он открыл дверь во внутрь, пропуская меня.
Я зашел в темный коридор, где свет от лампы лился из прямоугольного проема с высоким порогом.
-Аккуратней там, не запнись о порог, - сказал он, закрывая дверь. Но было поздно. Я, сжав зубы, ступил на ковер.
- Вот так я и живу.
В маленькой комнатке стоит в углу большая белая печурка, от неё пахнет жареной картошкой. Поплывшие обои, часы над окном, белый стол с парой стульев возле кровати с красным шерстяным одеялом. Я уверенно сел за стол и положил локти подальше от очков и газеты.
- Это мы в сторону уберём. - Дед Казимир перенес на комод читальные принадлежности, покопался в печке, гремя кастрюлей, поставил на стол тарелку картошки с грибами, теплой ещё, и стакан морсу.
- Поешь, с дороги-то проголодался поди, а что в лесу делали, и где остальные?
- Спасибо. Да по землянику ходили, а они, так вон идут вроде, - указал я рукой в окно.
- Ай не вижу я, глаза не те. А земляника где? Им оставил? – про землянику, честно говоря, я и забыл.
- Да, им оставил.
- Ясно дело.
В воздухе повисла тишина. За окошком стрекотали сверчки, на стенке висела фотография молодого парня в военной форме с автоматом за плечом, который улыбаясь махал рукой, словно подзывая. Поев и немного отпив из граненого стакана, я спросил:
- Это вы? – указал я пальцем на фотографию.
- Это? Да, я… Я тогда в партизанах ходил… - Старик стал несговорчивым, сузил глаза, поглядел в окно, закурил.
- Я был чуть постарше тебя. Началась война. Поначалу добрые были фрицы, даже угощали конфетами, шоколадом, а мы что… дети. Не понимаем ничего, берем, коль дают, и все там, а то, что они этими же руками нас жечь потом будут… Н-да... не знали понимаешь. Когда фронт далеко откатился, партизанить задумали наши. Вначале ни оружия, ничего не было, как напали один раз на колонну, так ели ноги унесли, зато потом… получали с большой земли тратила и закладывали на путях. Немчура сразу злая стала, людей мирных начала стрелять. Бывало, приедет в деревню командир немецкий, “официрен” по их нему, и сгонят тогда серые всех жителей в сарай какой: завалят выходы, заколотят окна, на всякий случай пулемёты поставят и поджигают... а ты знаешь против кого? Против женщин, детей, стариков… Люди кричат, бьются, вырваться пытаются, а те их, как зверей... Так вот во время оккупации нам старшину назначали, Прохора, был он до революции буржуем, а после, как и следовало, раскулачили его, но в Сибирь не сослали. Вот он видимо в деревню и подался от этих спец. служб от греха. Стал жить, как все живут, но ничего не у кого не просил, сам никому ничего просто так не давал. А как немцы пришли, то сам в полицаи пошел, никто палкой и думать не гнал. И сын его пошел, а тот своих друзей стал подбивать. И меня подбивал. Бывало встретит меня с дружками у леса, подальше от деревни и говорит: “Краснопузые всё, отжились. Сейчас новая власть, правильная, никто ни у кого ничего отбирать не будет, все в достатке будем жить.” Но я сразу отказывался. Не из-за того, что там идеи черные или красные... Красные не жгли, а те жгут. В общем, сказал “нет” и железно, а он ругался на меня, а я молчал, ведь смекнул уже, что к чему. Пытались меня бить, и я бил, но дело этим не ограничилось. Потом повязали им повязки белые перед всей деревней, и стали эти выродки гоголем по дворам ходить. А кто что запретить теперь может? Винтовки им лично комендант вручал, как первым предателям, с почетом. Чуть что, так за ножи, - издеваются над людьми, и папаша их старое вспомнил - разбойничать стал, своих грабил. Точно ненависть лили они на нас, не из приказа какого, а от себя с довеском. К кузнецу один раз зашли, его Петром звали, здоровый мужик был, а я у него, значит, тогда топор свой чинил, а эти гады зашли и стали от него деньги требовать. Видно, что пьяные все четверо, один старосты сын, Гришка – главный их и подельники его - поповские сынки. Поп то хороший мужик был, а дети его… не уберег он их от беса, раньше от чахотки помер. Стоят полицаи, тупыми глазами смотрят, измываются, матерятся на чем свет стоит, так кузнец не выдержал такого позора, подошел да стукнул Гришку за поганый язык, легонько, чтоб не зашибить ненароком. А те, понятно дело, за винтовки - и убили Петра… Тот то хвать за кувалдой, а они ему штыком в живот, и только кровь рекой... Думали, меня тоже заколоть, так я ближнего оттолкнул и убежал, страшно стало. Не знаю, может зря, но с той поры в партизаны и подался.
Время за разговором пролетело, за окном уже синева чернеет – солнце пропало, а луна разгоралась ярче обычного, словно напитываясь озерной дымкой.
- Ладно, заболтал я тебя. Ромашки обещал, так сейчас… - дед залез на печку, порылся там, шурша пакетиками, кряхтя вылез назад. – На вот тебе. Ты чайную ложку кипятком залей и подожди полчаса, тогда и пей. Молока побольше впредь в кашу лей и яблоки ешь, поди и спать будешь крепко.
- Спасибо, дед Казимир, ну я пойду, а то темно уже.
- Иди-иди, Женька, спасибо тебе, ещё заходи. - Cтарик проводил меня до калитки, пожал на прощание руку.
- Ну, давай, малец, чеши, - и побежал я вниз по тропинке, вышел на дорогу и приспустил домой, сжимая в руках кулек с сушенной травой.

Ругали, как пришел, сильно. Отца дома не было, поэтому отделался, можно сказать, легко. Почти весь следующий день колол дрова, сходил пару раз за водой, а когда вечером наши собрались в лес, я отказался – пошел к деду. Не добежав до пруда и полсотни шагов нырнул под яблони. Скрипнула за спиной калитка, - я взбежал на крыльцо.
- Дед Казимир!
Я долго стучал в дверь. Глянул в окно, но деда видимо в доме не было, тогда я развернулся с обидой и пошел по дороге к лесу. Смотрю, на кладке сутулая фигура. Подбежал, и точно – дед Казимир сидит!
- Здравствуйте!
- О, привет, Женя, ну, поможешь мне?
- А чем?
- На тебе удочку. Ты лови, а я пойду хвороста соберу и костер распалю.
Я взял теплую деревянную удочку из шершавых рук, принялся за нехитрое дело. Когда за спиной затрещали сучья, уже поймал пару окуней и одного карася.
- Вот смотри, - он взял палку с рогаткой на конце, стал ошкуривать ветку, – будем готовить рыбу на ражне, пробовал когда?
- Нет, а как это?
Освежевав свежепойманную рыбу, дед отмыл руки в озере от крови и слизи, затем пошарил в карманах, вытащил кулек соли и стал щедро посыпать ею белое мясо. Разрезал тушки вдоль позвонка, сплющил и насадил каждую на рогатку, воткнул толстые концы в землю – тушки свисли над костром.
- Вот так рыба и жарится, и коптится, - сказал дед со знанием дела вытерев руки о штаны, дед прилег на траву рядом с костром.
- У меня тоже внуки есть, только они в городе, я их, дай бог, раз в год увижу.
- Так, а что к ним сами не съездите?
- А на что я им? Не вижу, что ль, как они нос от меня воротят, будто я и сгнил совсем. Думал, дочка в деревню детей не отпускает, так лучше бы и продолжал так думать, а они-то мне сами, знаешь, что сказали, внуки то родные?! “Нечего у тебя делать, - говорят, - плохо у тебя, ты сам непутевый, дом твой прогнил весь”. Так я развернулся и ушел оттуда. Дочка останавливала, но я же вижу...
Егор Кобзев вне форума   Ответить с цитированием
 

Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход



Часовой пояс GMT +3, время: 12:34.


Powered by vBulletin® Version 3.7.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Читайте на литературном форуме: