Безымянная книга (фэнтези, 27 тыс знаков)

[kir_b]

Здравствуйте!

Экспериментирую, собираю отзывы. Название текста и главы – сугубо рабочие.

ГЛАВА I. ПРОГУЛКА ПО (С)АДУ

О несчастных и счастливых… о добре и зле,
О лютой ненависти и святой любви!
Воскресенье

— Папа, мама, мне девочка приснилась!
Мальчик выбежал из своей комнаты и понесся в сторону кухни. Стоял теплый субботний полдень, и родители уже наверняка готовили завтрак. Утром первого выходного дня, как следует отоспавшись после тяжелой смены, они обычно обсуждали события минувшей недели, перемывали косточки соседям и строили планы на выходные. Мальчику нравилось видеть всю семью в сборе. Как-никак, он любил своих родителей, пусть и не совсем взаимно.
— Голая, небось? — хамски сострил папа. Мальчик нахмурился.
— Да нет же, одетая. В платьице у речки стояла, красивая такая...
— Вырос наш братец Иванушка, ох вырос! — отец отвернул голову, напрочь забыв о сыне. — Девочки ему снятся, надо же. А тройки по математике тебе не снятся?
Говорящая голова повернулась обратно, водянистые глазки под кривыми, чернявыми бровями смотрели изучающе. Вытянутый нос и кустик пегих усов сближали папенькин типаж с внешностью одного печально известного немецкого политика. Теща за глаза так и говорила — «Вылитый Гитлер!» — однако в лицо произнести не решалась.
— Я перепишу, — виновато пообещал мальчик. — В эту среду и перепишу, честно.
Похоже, мать варила геркулесовую кашу на козьем молоке, куда обычно набивала большие куски фермерского масла. Запах и вкус этого блюда мальчик не выносил.
— Знаем мы тебя, честный ты наш! — фыркнул папа. — А чтоб тебе лучше писалось, прорешаешь задачник до сотого номера. Все понял?
— Понял.
Промолчать — значит проявить неуважение и нарваться на подзатыльник. Пожалуй, голову следовало сберечь для математики и прочих уроков. Мальчик сел за стол и пододвинул к себе книжку, которую вчера оставил недочитанной.
— Что там у тебя? Ну-ка, дай-ка! — отец грубо вырвал книгу из рук мальчика — Онтуан Дисен Зюпири, о! — прочитал он, нарочито коверкая имя автора. — Французик, что ли? Нет, чтобы нашего читать, Катаева там или Пришвина! Кто тебе ее дал?
— В библиотеке взял, это внеклассное...
— Ты сначала хорошистом стань, — отец назидательно поднял указательный палец, — А уже потом по библиотекам шастай. Книжонки всякие почитывать хорошо, когда в делах полный порядок. Бери пример с меня — ничего за год не прочитал, зато квартиру отделал, маму твою одел и машину купил. Вот только сын — бестолочь! Все понял?
— Понял.
Глаза уже начинали неметь, и мальчик почувствовал, как в них по капле собираются слезы обиды. Терпеть, только терпеть, не подавать виду…
— Ой, да что ты пристал к сыну! — вмешалась мать. — Сейчас он у меня заморит червячка, и все наладится. Кстати, почему ты перестал кушать кашу с маслом? Знаешь, как это пользительно? На, ешь!
Мальчик еще не умел правильно отбивать такие подачи. Вместо ответа он пододвинул к себе тарелку и молча принялся за еду.
На кухне ненадолго воцарилась тишина. Отец перелистывал газету и думал о своем, мать перемещалась между плитой и рукомойником, мальчик неохотно ковырялся в каше, изредка поглядывая на небрежно брошенную книгу. Аппетит был безнадежно испорчен, утро тоже.
Однако неприятности и не думали заканчиваться.
— Да, мы тут с отцом решили — оживилась мать. — Выходные проведешь у бабушки. Она тебя давно хочет видеть. Вон там в углу авоська с продуктами, принесешь ей. И учебники возьми.
— Но, мам! — запротестовал мальчик. — Я друзьям обещал, сегодня придут в приставку резаться. А потом на реку махнем…
— Эти прохвосты, которых я от нашего секретера гонял? Нашел с кем водиться, епта. Дружить надо с головой и руками. Показать, где у тебя голова? — отец дико посмотрел на мальчика, и тот окончательно стушевался. Плохо, когда твоя карта бита. Еще хуже, когда бьют тебя самого, пусть и не руками. Мальчик очень страшился боли.
Страх был ежечасным спутником этой семьи, с виду такой обычной, посредственной и невзрачной, но на деле бывшей дантовским адом в миниатюре. Здесь друг друга не то чтобы не любили — напротив, любовь преизобиловала, подчас принимая весьма изощренные формы — но каждый считал своим правом любить другого так, как это угодно ему. А также ненавидеть, если свято веришь в справедливость ненависти. Недоверие дирижировало внутрисемейными отношениями, а напряжение сидело на барабанах и задавало злой ритм.
— Не надо, я все по… — слова застряли в горле пополам с кашей. Ненавистное масло не помогало.
— Вот и умница, — подытожил отец. — Давай, доедай живее и лети мухой. Скажи спасибо, что убираться не запрягаем. А эту макулатуру я себе оставлю, чтобы всякие буржуи тебе мозги не пудрили.
Мальчик закусил губу, аккуратно положил ложку в тарелку (металл противно лязгнул о дешевый фарфор), встал из-за стола и пошел в угол, где стояла злополучная авоська. Мама протянула руку, чтобы погладить по голове, но он ловко уклонился от запоздалой нежности. «Любите меня раньше, пока я живой! Любите, не то…». Что именно случится, если его перестанут любить, мальчик еще не додумал, но был уверен — поймет позже.
— Сынок… ты мне кинь смс, чего из города привезти… я куплю.
— Хорошо, мам.
Интересно, а есть на свете магазин, где продают новых детей, когда старые умирают?
Мальчик зашел в комнату забрать портфель, не разобранный со вчерашнего вечера. Подцепил со стола задачник и пару тетрадок, взял любимого покемона, повертел в руках, вздохнул. Не замена отнятой книжке, но тоже сойдет. Игрушка полетела в сумку, и мальчик направился в прихожую. Сандалии сами налезли на ноги, будто им тоже не терпелось покинуть дом как можно скорее.
— Математику сделать не забудь! — ножом ударило в спину. — Вернемся — проверим!
Хлопнуть входной дверью мальчик не осмелился.
Давясь слезами, он скатился вниз по лестнице, вытолкнул дверь левой рукой и, не сбавляя темпа, понесся через двор. Сидевшие у подъезда старушки недоуменно посмотрели ему вслед.

* * *

— Проклятье!
Пнутый камушек полетел вдоль по улице, ударился о забор. Белый кот с черными пятнами, сидевший неподалеку, сорвался с места и нырнул под него, подальше от малолетнего проказника.
— За что мне все это?
Ответа не было. Мальчик вздохнул, повернулся и зашагал прочь.
Перед ним расстилалась неназванная улица безымянного города. Вокруг царил щедрый господин июль, разукрасивший сиреневые и жасминовые улицы пятнами таволги, будлеи, гибискуса и дейции. В этом районе серые, очень похожие друг на друга пятиэтажки уступали место роскошным коттеджам и аккуратным дачным домикам. Между строениями, густо перевитыми побегами винограда и бешеного огурца, раскинулись ухоженные сады и густые палисадники, рассыпавшиеся зеленью домашних груш, слив и яблонь. Вскоре на смену асфальтовым улицам пришли гравийные, по обеим сторонам зазмеились тропинки. Толща зеленых стен надежно скрывала заборы, местами скромные деревянные, а местами дорогие чугунные, с затейливой ковкой и всяческими украшениями, приваренными там и сям. Город утопал в роскошном полноцветии живых растений, которых не смогли уморить ни автомобильные выхлопы, ни чрезмерно ретивые городские службы.
Однако это великолепие ничуть не радовало понурого маленького пешехода, отягощенного двойной ношей. Мысли, одна хуже другой, метались в его голове как перепуганные птицы в курятнике, куда пролезла беспощадная лиса отчаяния.
«Нет, я так не могу, не могу больше! Как пятерки из школы таскать, так я им нужен. А как своими делами заниматься, так я крайний. Это не жизнь!».
Дорога вырулила к мосту, перекинутому через неглубокую речку. Ее русло наполнялось до краев только весной, а летом пересыхало, обнажая гранитные валуны, лежащие вперемешку с кирпичом, кусками бетона и всяким хламом. Местные брезговали здесь купаться, предпочитая более крупные и глубокие заводи ниже по течению. Между мощными быками, державшими мост, находилась внушительных размеров яма, из которой народ иногда выуживал карасей и плотву. Воды там достаточно, а водоросли не помешают. Нет, точно не помешают.
Мальчик поставил ногу на ограждение, схватился за перила. Сейчас он перекинет вторую ногу и…
— Не нужно этого делать, — раздался над ухом дружелюбный голос, плечо схватила крепкая рука. Мальчик обернулся.
Перед ним стоял невысокий мужчина неопределенного возраста, с ног до головы одетый в черное. Модные туфли с острыми носками — таких здесь не носили, тем более летом — зауженные брюки и приталенный пиджак, застегнутый на все пуговицы. Горло охватывал воротник рубашки, само собой, тоже угольно-черной. Пуговицы были намного темнее одежды, если это только вообще возможно, и казались сделанными из камня. Черные брови, волосы и темные глаза, похоже, подбирались в тон одежде, а не наоборот. Мальчик не помнил, чтобы этот человек его догонял или шел навстречу, он словно бы всегда стоял тут.
— По-моему, без ранца плыть удобнее, — человек в черном располагающе улыбнулся — Или ты ныряешь на спор?
«Сынок, если кто позовет тебя… не ходи… просто не ходи никуда, чтобы я не боялась».
— Я… просто…
Внезапно мальчик разревелся и кинулся незнакомцу прямо в живот, обняв его своими маленькими руками. Рыдая взахлеб, лопотал настолько бессвязно, что нельзя было разобрать ин единого слова. Увидь это отец, он бы наверняка презрительно заметил, что тот плачет как девчонка, и это было бы совершенно справедливо.
Удивительно, но сквозь ткань мальчик почувствовал самый настоящий холод, словно обнимал ледяную статую или залез по пояс в открытый холодильник.
— Ну-ну, хватит, — мужчина мягко отстранил его от себя. — Успокойся, маленький, все будет хорошо.
Мальчик отлип от костюма, отчаянно хлюпая носом и размазывая по лицу сопли. Мужчина выудил из кармана черный платок и аккуратно обтер им заплаканную мордашку.
— Сейчас ты успокоишься и по порядку все расскажешь. Успокоился? Вот так. Сейчас все в порядке… держись ровнее! Попробую тебе помочь.
Увещевания подействовали. Собравшись, он описал незнакомцу события этого утра.
— Знакомая история, — мужчина подмигнул и усмехнулся. — Не вешай нос, малой! Прорвемся!
— Было бы куда…
— Не кисни! Путь всегда есть, и мы его отыщем. Веришь?
— Ну, верю…
Мужчина протянул руку и потрепал собеседника по вихрам. Тот слабо улыбнулся — похоже, действительно начинал верить.
— Пока ты жив, все можно изменить так, как тебе хочется. Даже если судьба к тебе оказалась несправедлива и жестока, а она бывает очень, очень жестокой! И люди… они просто такие, какие есть. Они ж совсем недавно с деревьев слезли, чего ты от них хочешь?
Мужчина подарил мальчику еще одну, на этот раз совершенно ослепительную улыбку. Как ни странно, его зубы оказались ярко-белыми, будто в рекламе зубной пасты, чрезвычайно крупными и плотно пригнанными друг к другу. Такие справятся с чем угодно — без труда порвут горло, перегрызут кости, перемелют жилистое, неподатливое мясо.
— Знаешь, давай все упростим. Я могу сделать так, что твои мама и папа… уедут. В далекую страну, например.
— Навсегда?
Мужчина рассмеялся, и этот смех показался мальчику звоном сосулек, падающих с крыши на асфальтовую мостовую.
— Ну конечно же навсегда, глупенький! И никогда больше тебя не потревожат.
Мальчик ненадолго задумался. Казалось, его заинтересовало необычное предложение.
— А как мне потом жить?
— Да как обычно — будешь ходить в школу, играть с ребятами во дворе, ездить на дачу... если захочешь, конечно. Я тебя усыновлю, и вся недолга.
Перспектива пугала, но вместе с тем и манила. Внезапно мальчику показалось, что он сможет в единый миг стать взрослым, и это было так соблазнительно!
— Я подумаю, — важно произнес он. — А вы меня проводите к бабушке?
— Разумеется! — лучезарно улыбнулся незнакомец. — Где, говоришь, живет твоя бабушка? — Мужчина выслушал объяснения и кивнул. — Пойдем.
Дальнейшая дорога показалась мальчику намного проще и легче — новый знакомый развлекал его ненавязчивым трепом о том и о сем, пересказывал сюжеты новых фильмов и книг, говорил о разных местах, где успел побывать, подробно распространяясь об увиденном. Мальчик слушал, разинув рот, изредка задавая вопросы и поддакивая. От предложенной помощи он отказался — ценный груз следовало нести самому, ведь он уже совсем взрослый. Бабушка узнает — позору не оберешься!
— Кстати, я знаю, где можно срезать.
— РЕЗАТЬ! — крикнула пустая улица. Мальчик испуганно обернулся.
— Ты чего, малыш? — озабоченно спросил спутник.
— Я… ничего. Вроде бы друг окликнул.
— Наверняка послышалось. Смотри, если мы свернем налево, там есть короткий путь. Ну, пошли?
Эту развилку мальчик помнил назубок. Здесь хорошо знакомая Ольховая отворачивала вправо, в сторону бабушкиного участка. Резко влево, забирая к рабочей окраине, уходила Камышовая. Туда бегали одни лишь хулиганы да прогульщики, тусовавшиеся на местном футбольном поле, большие любители мелкой хулиганки, за которую часто бывали пороты. Мальчику нужно было направо, навстречу солнцу, что заходило над городом прямо в конце улицы и прошивало ее насквозь беспощадными лучами.
— Вы уверены, что нам туда?
— Абсолютно. — мужчина улыбнулся. — А чтобы нам интереснее было идти, давай сыграем в игру. Кто первым заметит справа деревянную калитку о семи брусках, тому приз. Идет?
— Идет! — просиял мальчик. И спохватился, — Что за приз?
— Если выиграю я, то веду тебя в кино и кормлю мороженым. Если выиграешь ты, то исполнишь одно мое желание.
— Заметано!
Они успели пройти по раскаленной улице не более сотни метров, как мальчик действительно заметил в стене калитку. Деревянная, с простой задвижкой в виде щепки на гвозде, она ничем не отличалась от прочих, но имела ровно семь вертикальных брусков, а это значило, что пари выиграно.
— Вот она!
— Ух, глазастый! — восхитился спутник, — Ну давай, веди. Можешь считать, мороженое и киношка у тебя в кармане.
Мальчик просиял. Недружелюбная семья вчистую проигрывала новоявленному другу, кем бы он ни был.
За калиткой обнаружился длиннющий прогон, огороженный с обоих сторон плотными зарослями. Дорога делала легкий поворот влево, и ее конец терялся где-то вдалеке, за зеленой стеной. Густо пахло шиповником, розами и еще какими-то растениями, которых мальчик не знал.
Перейдя через порог, он недоуменно обернулся. Мужчина по-прежнему стоял по ту сторону калитки и не спешил входить.
— Пойдемте, что же вы?
— Приглашаешь? — усмехнулся незнакомец — Добровольно просишь?
— Ну да, — дернул плечом мальчик, — Давайте скорее, бабушка волнуется.
— Старость надо уважать, — вздохнул мужчина и переступил порог. Что-то тенькнуло в воздухе, не то струна порвалась, не то оборвалась недопетая нота, и черная фигура дернулась, на мгновение утратив резкость. Нет, ему показалось, солнце так и лупит…
Некоторое время они шли молча. Под ногами шелестела трава и уютно похрустывал песок, невесть откуда здесь взявшийся. Метров через сто мальчик обнаружил, что калитка уже успела исчезнуть за спиной, а конца дороге все не видать. Он вообще не знал, что в его городе бывают настолько большие прогоны. участки. Совсем как в кино, где рядом с богатой фазендой или виллой всегда разбит огромный сад с фонтанами, скульптурами и живым лабиринтом из колючего кустарника. Надо было возвращаться.
— Нет-нет, мы почти пришли.
«Он что, читает мысли?».
— Да бросьте… тут должна быть улица, а ее нету, — мальчик повел плечом. — Даже хозяйского дома нет.
— Все хорошо, — мужчина ободряюще улыбнулся, — Мир так устроен, что к незримой цели нужно идти, держа ее в уме и никуда не сворачивая. Загадки любишь?
— Люблю.
— Вот тебе одна. Поутру росой умыт, раз в году косой побрит. Что это?
— Попробую угадать, — мальчик отвернулся, — Луг, лужайка.
— Правильно! — обрадовался незнакомец, — Иди на лужайку, ну!
Мальчик уже хотел съязвить, что его спутник перегрелся и начинает видеть всякое, как сцена враз переменилась. Такое он видел только в играх — кусты словно ураганом сдуло, дорожку едва не выдернули из-под ног.
Они стояли посреди полянки, окруженный с четырех сторон густыми зарослями и почему-то напомнившей мальчику детский сад, куда он так любил ходить, когда был совсем маленьким). Земля до щиколотки заросла ярко-зеленой, свежайшей травой, на вид очень мягкой и удобной для мирного отдыха. На другой стороне виднелись три двери, утопленные в зеленую стену кустов. В правом углу притулилась песочница. Деревянный остов выглядел старым и рассохшимся — наверное, ее давно никто не чинил и не досыпал песку, который раскидали вокруг заигравшиеся дети.
— Все-то вы знаете! — улыбнулся мальчик. — Вы ведь местный, правда?
Мужчина не ответил. Вместо этого он медленно пересек поляну, пробуя ногами землю, будто шел по болотине. Дойдя до двери посередине, железной, с замысловатой ручкой, украшенной белыми камнями и непонятными надписями, замер, чуть поводя носом из стороны в сторону. Мальчик не рискнул переспрашивать — незнакомец перестал казаться ему добрым, сочувствующим дядькой. Сейчас он скорее походил на хищного зверя, почуявшего добычу. Вместо этого мальчик отошел вправо, подальше от странного человека и поближе к песочнице. Ее плоские борта, напоминавшие скамейки, обещали отдых усталым ногам.