Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

На очередной звонок в обком комсомола: «Где обещанное за победу?», Соловьёв ответил, что получу я переходящее знамя из рук августейшей особы – в Челябинск едет замминистра высшего и средне-специального образования РСФСР. Сказал так, будто жалует к нам Эдинбургский принц, и стяг кумачовый из его рук, ну, это как посвящение в рыцари мещанина.
- Гордись, Агарков!
А что не гордиться-то? Только ехал он в Челябинск не из-за меня любимого, а вручать переходящее знамя победителю Всероссийского конкурса общежитий – студгородку ЧПИ. Ну, а обком комсомола тут как тут – подсуетился, значит.
Встречали столичного гостя, как того требовал протокол, непоследние лица обкома партии, комсомола, облсовета депутатов и нашего института – кортеж на весь квартал. В преддверье ожидаемого высочайшего прибытия город изо всех сил постарался прихорошиться – где надо помылся, где надо подкрасился и подмелся, где надо украсился. Даже не знаю, с каким еще праздником сравнить.
Рассказывали, замминистра, поглядывая в окно автомобиля, шутил:
- Мне говорили, будешь в Челябинске, посмотри, в какой руке граната у памятника Орлёнку. Я так понимаю, это прикол – руки-то у парня связаны.
Московского воротилу везли в ЧПИ, а потом, сказали, к нам приведут – так задумано по сценарию. В студенческое общежитие, предваряя высокий визит, примчался проректор по АХЧ (административно-хозяйственной части), сам его бывший предстудсовета Москаленко Георгий Иванович. Прошёлся по этажам, лично проверил пыль на плафонах. Приказал распахнуть дверь в Красный Уголок, где мы проводим заседания. Спускался в подвал. Уходя, сказал:
- Выглядит лучше, чем я ожидал.
Студсоветчики рыскали по этажам, устраняя последние замечания визитёра. Мы с Гончаровой пили чай в комендантской.
- Ну что, Палундра, могу сказать: председатель из тебя получился наславу – как-то без криков, без суеты, а все всегда везде успеваешь. Таких, как ты, у меня ещё не было.
Признаюсь, слышать было приятно, однако подмывало спросить – а в постели я тоже лучше всех? Но сказал так:
- Это вовсе нетрудно – управляться вовремя. Главное – знать своё дело и не делать его за других. Высшее искусство руководителя, как нас тому учат в институте – досконально разобраться в человеке, с которым работаешь: понять, что он любит, ибо, как ни странно, большинство людей не имеют ни малейшего представления, к чему у них склонность и в чём их дар. Считаю, что людей вовсе бездарных, ни к чему не способных, на свете нет – любому человеку можно сыскать применение. А у нас в студсовете каждый, заметьте, на своём месте. Черников любит гнуть под себя людей – да и пусть: сломать мы ему никого не позволим. Савичев - тщеславен, но в погоне за славой, тянет на себе оформительский воз. Боря Калякин - фанат спорта, Вилор – порядка. Хренов – отпетый фестивальщик: будь не на людях, спился бы на хрен. Когда человек занимается любимым делом, он доволен и счастлив, а если народные избранники радостны и приветливы, от этого возникает совершенно особенная обстановка в общежитии, или, как теперь говорят, атмосфера. Тут ведь дело не только в работе, хотя и это, конечно, важно.
Галина нахмурилась и замолчала – наверное, обиделась, что в моём монологе не нашлось её персоне места. Хотя легко в него могла вписаться – она тоже любила свою работу и исполняла её с душой. Надо было отдать ей должное – меня б не убыло, а теперь возникла тягостная пауза. До сих пор у нас с Гончаровой был только один камень преткновения – это девушки вокруг меня. Как ни интриговал Черников, как ни старались ему помочь в этом Савичев с Хреновым, столкнуть нас с комендантом лбами в борьбе за власть не удавалось – мне хватало моей, а Галина меня любила и многое прощала. Не было случая, чтобы я возражал ей, но всегда и во всём поступал по-своему. Если и случались перепалки, то спокойные, добродушные. А сейчас смотрю, малиновой краской вдруг подёрнулась комендантское личико, и стало ясно - так некстати может грянуть семейный скандал. Должно, про Танюшу что-то пронюхала – вот и психует. И не напрасно – дело действительно шло к разрыву. Ну, давай - давай ставить точку.

[santehlit]

Снизу, с первого этажа от вахты послышались возбуждённые голоса – ну вот, высочайший визит начался, а комиссара нет. Герольд-команда незнакомых лиц показалась на лестнице. Наверное, стоило встать и пойти навстречу, как радушному хозяину - но кому там кланяться я не понял и остался сидеть, тем более, что и Гончарова томилась за своим столом, лишь немного подалась вперёд, чтобы видеть в открытую дверь, кого там несёт на нашу голову. Когда я понял, кого «несёт», его уже окружила толпа, занявшая всю площадку перед официальным стендом – от лестницы до комендантской.
- Нормально! Отлично! Молодцы! – послышались реплики.
- Главное – всё понятно, - это, должно быть, резюмировал высокий гость. – Дальше куда?
- Сюда, сюда! Идите за мной! – вибрировал за стеной спин голос Черникова.
Толпа, как громадный питон, втянулась в коридор и поползла в сторону Красного Уголка. Там уже Савичев надрывался фальцетом:
- Вот сюда мы поставим переходящее знамя.
Саркофаг из органического стекла уже занимал один из углов Красного Уголка и был гордостью его создателя.
Шествие, обозначая путь топотом и шарканьем множества ног, заглянуло в телезал, поднялось черной лестницей на третий этаж. Происходило нечто непредсказуемое – ни хлеба, ни соли никому нафик не нужно. Мы с Гончаровой выждали немного и недоумённо переглянулись.
- Ещё чаю, Палундра?
- За компанию только.
Прошла пора нервничать – мы с удовольствием пили чай вприкуску с шоколадными конфетами. За этим занятием нас застали гости, спустившиеся по парадной лестнице с верхних этажей. Вновь пространство перед комендантской наглухо забито телами, и где-то в их груде голос московский:
- Всё ясно, отлично, не понятно только, кто из вас староста общежития?
- Председатель студсовета, - ему подсказали.
- Ну, председатель….
Свита завертела головами, заколыхалась, раздвинулась, образуя коридор от высокого гостя к двери комендантской. Гончарова успела освободиться от чая и привстать со стула, а я, нерасторопный, открылся взору их сиятельства сидящим в кресле нога на ногу – в одной руке плошка с тонизирующим напитком, в другой полуобнажённая конфета. Да так и обмер во фривольной позе – сидящим перед стоящим замминистра. Впрочем, тот не растерялся и не обиделся даже, а, указав на меня пальцем, обернулся к свите:
- Вот истинный облик современного руководителя – учитесь, товарищи. Главное – создать команду, и тогда всё будет намази. У него любой – готовый председатель: я даже повёлся поначалу ….
Вот если бы в эту минуту толпа зааплодировала, я встал и поклонился, как клоун в цирке. А так…. Свита покивала словам начальства, сгрудилась, проход закрыла и почапала вниз. Мне тоже надо идти следом – в актовый зал, на вручение знамени.
Зал был полон – собрались профсоюзно-комсомольские активисты института и его партийно-административный актив. Мы, изменники из второго общежития, уселись на последнем ряду, а меня студсоветчики с умыслом затолкали поближе к стене и подальше от главного прохода, чтобы у присутствующих ладони отхлопались, пока до президиума дойду. Были все кроме Черникова – где-то тот потерялся.
На лобном месте телевизионщики установили кинокамеру на треноге.
- Знамя получишь, рукой помаши, - советовали студсоветчики. – На всю страну зрелище. Ну, по крайней мере, на всю область.
Я сдержанно заметил:
- Не для личной славы, а за честь общежития.

[santehlit]

Страсти накалялись с каждым часом. И не удивительно – на два десятка, примерно, барашень сотни три подогретых алкоголем кавалеров. Какой-то невидимый распорядитель запретил ставить медленную музыку – только шейк, только в кругу, чтоб не было у танцоров повода для конфликтов. Разнузданность в профсоюзно-комсомольской среде началась сразу же после отъезда московского гостя и партийно-административного актива.
Они столовались отдельно где-то, без шума, без музыки, без девчонок, а после полуночи вышли во двор, чтоб загрузиться в свои авто. Уезжали тихо, без всякой публичности, раскачивая двор базы и окрестности заплетающимися ногами. Черников дворнягой крутился тут же, надеясь набиться к кому-то в попутчики. И удалось-таки шмыгнуть в персональное авто проректора Москаленко.
- Ты кто? – вперил бессмысленный взгляд в наглеца Георгий Иванович.
- Председатель быткомиссии общежития ДПА Черников Александр Дмитрич.
- А-а, приемник. Ну, как она тебе? В рот берёт? У меня брала….
Не сразу Черников сообразил, о чём речь, а сообразив, понёс такую пургу, что….
- Ну-ка, Валера, останови, - и, не дожидаясь остановки, бывший военный моряк Москаленко крутым кулаком вмял нос в лицо бывшему зеку Черникову.
Брызнула по салону кровь. Машина завиляла по скользкому накату дорожного полотна – сделав пару оверштагов, врезалась в снеговой бордюр.
- Эй, вы там, совсем одурели? – водитель выскочил из машины.
Вокруг ночь, тишина, дорога пуста и лишь на отряхнувшемся от облаков небе равнодушные звёзды и луна.
Может быть, в эту самую минуту Вилор, неожиданно захмелевший, наклонился к моему уху.
- Знаешь ли ты, для чего мы живём? Вот я, Вилор Кошурников, двадцати двух лет отроду, совершенно не знаю, для чего живу. Точно знаю, что умру, а для чего жил, не пойму.
- Умирать будешь, узнаешь, - сделал попытку его успокоить. – Кстати, откуда такое имя?
- Аббревиатура: имя составлено из первых букв – Владимир Ильич Ленин и Октябрьская Революция.
- Тогда - Вилиор.
- Оскорбить меня хочешь?
Наклюкался мой начальник охраны. У Пони тоже язык заплетался:
- Курсовой, курсовой…. Я не понимаю таких людей – сел да и сделал, никаких проблем. Чего ныть-то….
Поднялся Борька Калякин:
- У меня тост английский: дуайте уипьем уодки!
Выпили дешёвой водки. Было горько, почти противно, но богемно – почувствовали себя британцами.
- Споём, братва!
Запели громко, вразнобой, несмотря на музыку и гомон в зале:

Нынче мы баклуши бьем,
Напролет всю ночь поем,
Потому, что весело.
Где же та красавица...
Та, что нам понравится...
Та, что с нами справится!
Хоп! Хей Хоп... Хоп Хей Хоп!

В конце концов, мы именинники на банкете – лучшие из лучших: это ведь нас наградили сегодня. Гуляй, ДПА!

Хоп! Хей Хоп... Хоп Хей Хоп!

[santehlit]

Были, впрочем, и минусы, но несущественные.
Заботило то, что банкет по поводу потерял управляемость и превратился в банальную пьянку – море разливанное, закусонные горы, а к ним алчущие глотки с проветренными алкоголем мозгами. Да ещё девчонок не хватало. Быть буче великой – сердце вещало. Обида заколыхалось в нём – как это будет несправедливо! Такой день! Такое событие! И нате вам – пьяная драка. А я, убогий, ждал поздравлений, пролетевших мимо в актовом зале.
Тут, как по мановению волшебной палочки, какой-то тип подлетел ко мне, схватил за плечо, развернул от стола, цапнул потной ладонью мою ладонь и затряс:
- А я тебя знаю – ты председатель. Ну, поздравляю - везёт дуракам!
Сомнительный комплимент. Может, нарывается? Увидев, как наливается румянцем моё лицо, Понька вскочил:
- Ты что, приятель? А ну, пойдём, выйдем….
Вышли гурьбой, на забор помочились, встали в кружок и закурили – об обидах забыли. Не докурили – из покинутой столовой раздался нарастающий рёв множества глоток. Что там, Господи? Мы бегом кинулись назад. Ну, всё, началось – тревожно сердце щемило. А хмель уже – куда его денешь? – кружил голову: э-эх! раззудись плечо! размахнись рука! Что ли я вам нефлотский?
Но драться, оказалось, не с кем да и не из-за чего. Распаренные от обилия выпитого и съеденного, краснорожие, счастливые комсомольские (а следом и профсоюзные) активисты скандировали хором:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол! Ленин! Партия! Ком-со-мол!….
И так без конца. До исступления. С чего завелись-то нетрезвые патриоты? Впрочем, с каких это щей? Истинный патриотизм, как и любовь, никогда о себе кричать не будет. А, впрочем, дело всё в темпераменте. Вон и Поня впрягся – орёт и лицом сияет, как параноик:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол!
Забыл все мои уроки, а я его учил: «У сдержанного человека меньше промахов». Вот если верить буддистам – с возрастом лицо человека обретает черты, подсказывающие, кем или чем он появится на свет в следующем рождении. Сейчас Поня очень сильно походил на петуха – каштановый чуб гребешком, и вопит Серый, задравши голову, будто на плетне кочет:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол!
Ну, орите, орите, зомби чертовы, я пошёл баю-бай.
А ведь сработало! Прокричались активисты до сипоты, выпустили пары и как-то сами собой угомонились – никаких драк. Кто-то последовал моему примеру, а иные сбившись вокруг гитаристов так и пропели до утра.

Тик-так, тик-так - падают минуты.
Тик-так, тик-так - завтра в путь кому-то.
Неизвестный путь, свежий ветер в грудь.
Не забудь любимую, друга не забудь….

Два дня после банкета как-то пролетели сами собой – помнится, в Увелку ездил. Потом понедельник - день тяжёлый. После занятий задержался в комнате общественных организаций, потом с Понькой не могли расстаться – он домой в Копейск покатил, я его до остановки проводил, потом….
В комендантской ждала и нервничала Гончарова – уже и время её рабочее вышло, а она не уходила.
- Ну-ка, иди сюда, Палундра! Вы зачем председателя быткомиссии избили?
- ? ? !

[santehlit]

- Люба Черникова у меня была. Саша её лежит в клинической больнице – нос сломан, руки-ноги обморожены, сам простужен. Говорит, вы его избили и из автобуса выкинули. Ты что, Палундра, вытворяешь?
- Ни сном, ни духом! – я так и сел на что подвернулось. – Ей Бо!
Удивление было настолько искренним, что Галина поверила:
- Тогда кто?
- Дознаемся! – из комендантской прямиком к Вилору.
Кошурников зря в инженеры подался – ему бы на юридический да в сыскари. Он не только узнал, что приключилось с председателем быткомиссии, но и нашёл меня после полуночи в комнате Жежеля, лопающим чёрную икру ложкой из трёхлитровой банки. Другая трёхлитровка мелела от пива.
Как-то Олег попросился в общежитие – мол, с тестем и тёщей потерял общий язык. И по моему ходатайству Галина выделила чете Жежелей малюсенькую служебную комнатушку на втором этаже, а Олег стал его старостой. Жена-сестрёнка переезжать вместе с братцем-мужем не захотела, и мы тут частенько сиживали холостяцким кругом.
- Вобщем дело было так, - Вилор присел, покосившись на банки.
- Весьма лирично, - резюмировал я его рассказ, - пьяный начальник, женская тема и карьерист, ляпнувший невпопад. А Валера не бил, только Жоржик разок?
- Говорит, под зад пнул, чтоб направление задать в сторону Чебаркуля.
Жежель пива из банки хлебнул, Вилору подставил – пей, заработал. Начальственно так посмотрел – быстро смякитил, что освобождается кресло председателя быткомиссии. А это не только власть над народом, но и расширение жилплощади, и гарантия стипендии с тройками в сессию. Хотя, конечно, и хлопот много.
Когда Гончарова узнала подробности происшествия с Черниковым, решительно заявила, что такой председатель быткомиссии ей не нужен:
- Хер ему, а не комната.
И тот не появился с покаянием – тихо съехал в восьмую общагу. Лучше уж так - нам меньше грязи, хотя студсоветчики ярились, требуя крови.
- Он что, перестал быть дэпэашником? – возмущался Савичев.
А ведь перестал. Передали кафедру «Гидропривод и гидропневмоавтоматика» автотракторному факультету, изъяв у них в нашу пользу «Динамику и прочность машин». И в общаге всё перемешалось – были свои, стали чужие, которые никак не хотели от нас съезжать. Никто не знал, как решать эту проблему.
Ладно, всякое бывает, решили мы с Галиной, подождём – чего же людей-то в шею толкать. Кто будет безобразничать, того, конечно…. Ну, а гидравлики попритихли – ниже травы, тише воды, никаких фортелей не выкидывают. Живут, и Бог с ними. Тем более, что и Танюша моя была с ГП и ГПА.
Отношения наши оставались тайной для окружающих – то ли Таня не сделала ещё окончательный выбор в мою пользу, то ли боялась коменданта, как она говорила. А я её даже замуж звал – так обожал и души в ней не чаял. И что же? Она стояла на своём – куда спешить, подождём. Ну, а вдруг уведут – как тут не нервничать? Первая на весь институт раскрасавица. Впрочем, это я уже говорил…. Так и дружили, тайно встречаясь.
Потом как-то среди ночи Савичев постучал. Ох, неспроста! – думал я, вглядываясь в его опухшую физиономию.
- После банкета остановиться не можешь?
- Слышь, Толян, ждут тебя там.
- Что за надобность и кому?
Олежек вылупился на меня, костяшками себя по лбу постучал:
- Не догоняешь? Кто же тебя среди ночи будет звать? Конечно, баба.

[santehlit]

Может, Таня? Но когда и как Савичев стал её порученцем? И что ей делать в его оформительской мастерской, так поздно, в подвале, одной? Пошёл с думой о том, как она туда попала – к добру ли, к худу ли? Скорее к худу: Савичев и Танюша – какая связь?
Притопал, стучу условным стуком, как Олег наказал. Открывает барышня – кто мог бы подумать: Таня да не та. Вот это встреча!
- Рад тебя видеть! Как живёшь? Вижу, неплохо – хорошего человека должно быть побольше. Ну, извини, шучу, конечно. Нормально выглядишь. К чему конспирация? Девчонки в комнату не пустили? Подружка знает, что ты здесь?
Татьяна обиделась на всё сразу – на мой комплимент о её полноте, на подружку почему-то.
- А ты спроси – хочу ли я её видеть?
Пыл мой угас – спросить-то можно, но стоит ли?
- А зачем тебе я?
- Завтра уезжаю далеко и надолго – не хочу долгов оставлять.
- Ты у меня занимала?
- Ты был добр со мной и однажды выручил.
Ласковый взгляд говорил недосказанное, и был кивок на постель на полу – матрас без простыни, подушку без наволочки и одеяло без пододеяльника. Господи, для того ли я сюда шёл? Впрочем, сердцу стало легко – Таня не та.
- Извини, мне пора.
Печально девушка улыбнулась:
- Не вдохновляю? Куда мне против Таньки - она, как куколка из доброй сказки, а я, как ведьма, из злой. А ведь раньше дружили. Ну, будьте счастливы. Ребят не ругай – меня здесь завтра уже не будет.
А я и в толк не возьму – каких ребят? Потом допетрил – это она про Олега с Хреновым: больше ночами тут никто не бывает. И выпущенный на волю, побрёл обратно в свою комнату. Пока шёл, мечтал, как пройдёт сколько-то времени, и эта Таня приедет в гости к подруге, которая будет уже Агарковой. Мы накроем стол в саду под цветущей яблоней и будем вспоминать наши студенческие годы. Дотащился и лёг спать, не подозревая, что ночующая в подвале девица – это цветочки, ягодки от неё впереди.
Савичев с Хреновым пропали – ладно бы сбежали, прихватив чего, а тут раз, и никаких следов. Ни в институте, ни в общаге, ни у Олега в городской квартире, ни в морге, ни в милиции…. Вилор отыскал их в кожно-венерическом диспансере, с диагнозом – сифилис. Вот это да! Студсоветчики лучшего в области общежития! Ай да Танюха! Удружила!
Гончарова ходила сама не своя.
- Всё ты, Палундра – твои друзья. Такой позор! Такой позор! Сходи, сам проверься – близь к себе не допущу, пока справку не предоставишь известного медучреждения….
Да и Бог с тобой, золотая рыбка! Нашим легче. Хотя эти любители собачей свадьбы в мою душу тоже плюнули крепко. Попросил Вилора отвезти записку в вендиспансер для Олега с Хреновым: «Про общагу забудьте»».
Понька знал о ночной моей встрече в подвале и начал чураться. Хотя не сразу – до того мы ещё выиграли зимнее первенство по футболу. Быстро всё вышло и просто – можно сказать, чихнуть не успели. Это я про футбол. А интрига такая.
Калякин, со своей командой отчаявшись нас обыграть честно, объявил открытое первенство общежития по мини-футболу на снегу. Широко известно, ДПА – факультет богатый, профсоюз его щедрый, и потянулись соискатели со всех концов. Даже с ЧИЭМСХ была команда. Калякин все заявки принял, разбил на группы, в которых провёл круговые турниры. У победителей встречи на вылет – всё по серьёзному, как на первенстве мира. И вот финал – наш «Бахчисарайский водопроводчик» и команда с ИС факультета. Борька тут же томится с денежным призом и активно болеет против нас, ненавистных. После первого тайма при счёте 2:0 ребята решили в кабак не ходить, а приз поделить. Как же Калякин, глотающий слюнки на халявную выпивку? Я ему:
- Барклай, пива хошь? Чеши за банкой – в кабак не идём.

[santehlit]

После победы, расчистив лавочку от снега, сфотографировались для стенгазеты и банку пива на семерых уговорили. А вот уже потом Понька начал меня избегать. В общаге не появляется – в институт из Копейска приезжает, а после занятий обратно домой. При встрече руки не даёт – кивает и сматывается, а если возможность есть, то сматывается и не кивает. Не пойму, что с парнем случилось.
И студсовета не стало. Гончарова требует новый состав собирать – а как это сделать без комиссара, который не паскудился, но и не кажется. Если бы не Таня – не жизнь была, а сплошные убытки. Было с ней легко и весело. В кабаках скрывались от посторонних взглядов, в кино ходили, на концерты. А по выходным, когда девчонки домой разъезжались, занимались любовью в её комнате.
И вот в такой день комиссар приезжает, довольный – рот до ушей. Мне к Тане надо, а он:
- Командор, возьми ключ от душевой - покейфуем.
Кажет трёхлитровку с пивом и рыбину, усохшую до красноты. Как отмахнёшься? Взял ключи от душевой девичьей – ну, это без умысла, но для понта. Заинтриговал Понедельник жутко – то нос не казал, тут явился нежданный. Пошли, разделись, окунаемся в контрастный душ, пиво хлебаем, рыбу щипаем. Жду комментариев. А он показывает гениталии:
- Смотри!
- Ты чего это? – уж, думаю, не умом ли тронулся.
Он улыбается:
- Смотри – видишь?
На мошонке кратер потухшего вулкана.
- И что это?
- Как что? Чирей лопнул!
- Эка невидаль!
- Да, а я-то думал, что это шанкр - что у меня сифилис от тебя.
Час от часу не легче! Фраза «сифилис от тебя» звучит очень и очень двусмысленно. Взять хотя бы тот памятный день нашей победы в футбольном финале. Мы с Понькой на призовые деньги пива купили, тут Зязев с гитарой, и так сфестивалили, что он у нас ночевать остался. Андрей - парень крупный: с ним в кровати разве только бильярдный кий поместиться, и Понька ко мне перебрался. Так что….
- Говорил тебе, Понедельник, не сиди на лавочке – ты от пота весь мокрый, вот и простыл.
- А я подумал…, - Серый от пива и радости пьяный полез обниматься. – Ты прости меня, Тоха!
Вот было зрелище онанистам в окошко – два голых парня обнимаются в женской душевой. Мы, наскучавшись с Понькой, весь день провели вместе – помылись, пиво выпили, рыбу съели, а после уже так в комнате сидели, без дела. Впрочем, нет – говорили о делах студсоветских. Сошлись во мнении: кости целы - мясо нарастим.
Тане покаялся, почему не пришёл в тот день – она хорошая у меня: всё поняла и тут же простила. И как-то вечером, на трудовой неделе, к себе зовёт:
- Ты ж у меня голодный ходишь. Пошли ко мне – девчонок нет.
Я её на радостях при народе в уста сахарные поцеловал. Настроился всю ночь миловаться, а Таня после первого оргазма засуетилась:
- Хватит, пошли – с тобой тут поговорить хотят. Да и девчонки сейчас вернутся.
Короче, я понял, Таня меня подготовила к какой-то очень важной встрече - любила, ласкала, чтоб разомлел и добрым стал.

[santehlit]

В целом, пережив кризис, мы пребывали в мире и согласии с жизнью и меж собой. Что бы там ни произошло в прошлом, но благоприятному климату студенческой жизни нашего общежития ничто теперь не угрожало, а сам студсовет надежно стоял на страже завоеванных им традиций.
Даниленко – политик или вроде того. Заспорил со мной о чем-то заведомо проигрышном и проспорил бутылку коньяка. Открыл ее вместе с коробкой конфет в комендантской вечером в канун Международного Женского Дня, где крутил диски для танцующих в телезале. Двери открыты - у всех на виду выпили по стопарику, закусили конфетками. Валеру потянуло играть в журналиста.
- Мне не дает покоя вопрос: что приводит человека к успеху? Может быть, просто повезло? Как ты попал на профессорскую Доску Почета?
- Никогда не полагаюсь на случай или везение. Успех дела в том, что мне удалось набрать в команду толковых парней и направить их энергию в нужное русло. Результат всегда зависит от людей, а я хорошо умею в них разбираться. Знаю, что их интересует, чему они радуются, что вдохновляет и стимулирует. Ты не мог не заметить – у нас в студсовете нет равнодушных и лишенных организаторских талантов, разве что…., - я усмехнулся: взгляд мой должен был досказать – ты.
- Ты, шеф, диктатор, - коньяк развязывает ему язык.
- Исключено, хотя стараюсь все вопросы держать под контролем.
- Как расслабляешься? Ну, кроме этого…, - он щелкнул пальцем по бутылке.
- Расслабляюсь футболом, театром, кино…. Билеты у тебя беру на концерты.
- А в сердечном плане?
- И здесь все в порядке: оно имеется и готово любить.
- Есть у тебя своя философия?
- Своей философии у меня нет. Ну, разве что кое-какие принципы – например: пусть весь мир катится к черту, если ему это хочется, лишь бы я оставался человеком целеустремленным и самодостаточным. Мне нравится все держать под контролем: и себя и тех, кто меня окружает.
- И цель твоя?
- Коммунизм.
- Отлично сказано!
Мы выпили за светлое будущее всего человечества.
За этим занятием нас застала симпатичная девушка с первого курса.
- Ребята, можно я у вас ключ оставлю – карманов нет, а хочется потанцевать.
Вспомнил, как она осенью заселялась - Галине понравилась:
- Смотри, Палундра, какая красавица, а ты все ходишь неженатый.
Красавица стрельнула в «неженатого» быстрым взглядом чуть раскосых глаз, тряхнула гривой шикарных волос и удалилась. И позабылась. Теперь можно признать – она мне тогда понравилась тоже.
Очень хороша – вздыхаю с одновременно горестным и сладострастным сожалением. То, что она сюда зашла - случайное совпадение. Впрочем, никто не запрещает мне восхищаться ею издалека. Ни мне, ни ей это ничем не грозит - ведь правда, ГК? И если досижу до финала танцев, то смогу услышать ее «спасибо». Я покусываю губу в предвкушении и, как школьник, глупо улыбаюсь.
Даниленко в экстазе:
- Шеф, ты или я? Кто к ней пойдет? Она намекнула - в комнате сегодня одна.
Как ни грустно, надо признать - массовик-затейник наш пошловат.
Я беру ключ, а в голосе прорезаются командирские нотки:
- Успокойся, жуанодонт.
Коньяк мы допили, конфеты съели, и где-то в начале первого часа ночи танцы закончились. Народ разошелся по общежитию, дежурные уборщики заполняли телезал вынесенными в коридор стульями. Появилась первокурсница в комендантской.

[santehlit]

Только Надюха зовёт меня к себе домой:
- Помоги задачки решить.
Пришёл, помог – она мне чаю с мёдом. Вкусный мёд, а больше не приду, думаю. И она это чувствует – суетится, не знает, чем угодить. Тут её подружка и соседка заглядывает – эта самая Таня. Хорошенькая такая, скромная. Последнюю черту давно приметил. Её старшие братья, родной и двоюродный, не последние люди в Октябрьской ватаге, могли по слову сестры всю школу на уши поставить. А она ходила и взгляд прятала, будто стыдилась хулиганистых братьев.
Таня с нами чаю попила, задачки посмотрела, как решили, литературы немножко коснулись, и…. пошло, поехало. Надюха хитрая, видит, что я подружкой увлёкся, зовёт к себе и добавляет – Таня придёт. И Таня приходила каждый раз – наверное, я ей тоже понравился. Две четверти встречались на явочной квартире, а потом, в преддверье новогодних каникул, заспорили.
- Все мальчишки - хвастунишки и трусишки, - утверждает Надежда.
И Тонька, сестра её младшая, вторит. Таня молчит, но, видимо, соглашается. Разговор катился к тому, чтобы мне на кладбище ночью одному….
Я:
- Дождёмся лета – и ночи потемней, и жмурикам теплей.
Может и отбился бы, но Тонька, малолетний изувер, другое удумала:
- Пиходи на площадь к ёлке.
День назначила и час - девчонки её поддержали. Вам это свиданием покажется, а я-то знал, о чём идёт речь. У ёлки на площади все увельские ватаги пересекались - дня не проходило без потасовки. Прийти туда одному, одинаково, что партизану в гестапо заглянуть за куревом или за спичками – мол, холодно в лесу, окажите милость.
Согласился прийти и не пришёл. Не то чтоб сильно испугался - ну, отлупили бы, так не привыкать, а могло и пронести. Честно – забыл, заигрался. А девчонки помнили и приходили, а потом, после каникул, ну меня шпынять. Тонька, конечно, а Надя простила и опять в гости зовёт. Таня взгляд свой прелестный прячет и не здоровается. Так и не состоялась наша любовь, а могла бы.
Теперь Рыжен на неё глаз скосил и меня зовёт за компанию. Пошёл, сам не понимаю зачем. Сели на скамеечку под её окнами. Рыжен гитару щиплет – та, бедная, воет, и приятель ей вторит:
- А на дворе стояла жгучая метель,
А мы с цыганкою помяли всю постель.
А тары-бары, шуры-муры до утра,
А ночь прошла, и расставаться нам пора.
До утра мы не выдержали, но до первых петухов отсеренадили честно. Не вышла к нам Татьяна. И никто не вышел, а могли бы. Например, её хулиганистые братья – так бы нам накостыляли…. Рыжен с тем умыслом и позвал меня - одному-то больше достанется, а на двоих расклад половинный.
Не успокоился приятель мой, с другой стороны к сердцу красавицы подступает. Предложил её меньшим братьям – родному и двоюродному – в футбол сыграть на Танин поцелуй. Те не поняли его и согласились. Они думали, что если проиграют, то не будут препятствовать встречам Рыжена с их сестрой. Это даже льстило. Это как будто он у них разрешения добивался. А Рыжен – уж я-то его давно знаю – совсем другое имел ввиду, договариваясь о футбольном поединке. Проигравшие братовья, по его версии, должны были держать строптивицу за руки, когда он своим мокрогубым ртом…. в её прелестные губки. А может, и не дошло бы до насилия - взглянет на него, виртуоза кожаного мяча красавица и растает её неприступное сердце….
Договорившись о поединке, Рыжен примчался ко мне:
- Выручай, Толян.
Я уже навсегда завязал с футболом, а тут опять «за рыбу деньги».
- Ладно, - говорю, – выручу.

[santehlit]

О чём стонало Займище

Жизнь человека — борьба с кознями человека.
(Б. Грасиан)

1

В том краю, где я родился, пальмы не растут. Но когда наступает лето, и распускают свои цветущие гроздья сирень и черёмуха, а над улицами плывёт хмельной, с ума сводящий запах, от которого даже убогие старушки начинают лукаво улыбаться, мы, пацаны, не завидуем собирателям кокосов. Нам хватает леса, полей и болота, что раскинулось от самой околицы до вдали темнеющего бора.
Оно полно чудес, наше Займище. По необъятным зелёным просторам вольно носится ветер. Он гоняет рыжие гривы камышей. Над ними парят коршуны, оглядывая зоркими глазами бескрайние пространства, тонущие в солнечной дымке. Золотятся под лучами тяжёлые стрелы рогоз, глубинные топи скрывают их вкусные побеги. Караси играют средь царственных кувшинок, пугая утиные выводки. Жарко пылает в синем бездонном небе солнце, зажигая слепящими бликами блюдца плёсов. А по ночам низко висят над водой колючие алмазы звёзд, и плавный водят хоровод русалки, ступая босыми ногами по блестящим листьям кувшинок. Водяные сварливо бормочут, пересчитывая медяки, что собрали на дне или в карманах утопленников. И заросли камышей чудно отражаются в посеребряных луной водных зеркалах.
С самого раннего детства я полюбил тепло и ласку уральского солнца, колдовскую игру красок в воде, азарт открытий, которые поджидали меня в непролазных зарослях камышей, за каждым поворотом чистой воды. Там, где я родился, прошли самые счастливые детские годы.
Ранним утром, щурясь от яркого света, любил я бегать по тропинке у воды. Роса холодила босые ноги. Из-под берега, заросшего осокой, взлетали утки. Замкнув круг, они садились где-то на плёсах за стеной камыша. А до него от берега ровная и блестящая гладь воды взламывалась гагарьими дорожками и гнала к моим ногам пологие волны. Такие же волны разбегались кругами, если я бросал в воду камень.
Далёкий берег, заросший кустами тальника и кудрявым березняком, оставался в тени, откуда плыли клочья белого тумана, огнём вспыхивали на солнце и медленно таяли. Ещё дальше вольно, не теснясь, стояли могучие сосны. Вокруг них на земле лежали ершистые шишки. Босиком ходить под соснами не каждый решался - беличья радость больно колола ступни. Вечерами, когда солнце садилось, и в воздухе начинали звенеть комары, мы с пацанами жгли костры на берегу Займища, а я любил кидать сосновые плоды в огонь. Они ярко с треском вспыхивали, чешуйки сначала чернели, круто заворачивались, потом раскалялись, и шишка становилась похожей на сказочный огненный цветок. А потом мы выкатывали из огня печёную картошку, обугленную и такую ароматную, какой никогда не бывает дома. Ели и смеялись - нам было весело обжигаться и смешно от того, что рты и пальцы у всех чёрные.