Клуб любителей исторической прозы

[santehlit]

- Ну, мент, так мент. Давай, колись.
- Ага, ну так вот, - Ханиф начал свой рассказ с кивка на кружку, и тут же получил порцию водки. – Тот, что с широкой мордой сидит прямо сюда – это Яша Дымоход, безработный вышибала. Слева дылда – Али Мустафа, справа доходяга – Миша Кондрат, а спиной к нам – Чинарик.
- Чем знамениты? – парень не забывал подливать в кружку, и оборванец стремительно пьянел.
- Мустафа – ничем, дурак большой, а толку никакого: не украсть, не посторожить. Кондрат, тот наркоман, был в фаворе у Хозяина, но теперь хода ему нет – должно быть, за пристрастия. Чинарик – пустой человечишка. Сейчас на «химии» досиживает. Так, мелкий воришка, мечтает у настоящих воров седалище лизать.
- А кто у вас Смотрящий в городе?
- Дедок один из воров, но крутой, упаси Бог не угодить: порвёт в клочки – в гроб собрать будет неча.
- Правит по понятиям?
- А то…
- Всё понятно, - усмехнулся парень, протянул бичу ещё непустую бутылку. – Иди, а то не дойдёшь. Про меня забудь.
Ханиф спрятал на груди подарок, встал, качнулся, подмигнул, приложив палец к губам и, выписывая круги между столами, поплёлся к выходу.
Парень проводил его взглядом, помахал рукой, привлекая внимания бармена, и жестом потребовал пива. Получил, отхлебнул и стал наблюдать за интересовавшей его компанией.
В компании Дымохода ругали хозяина заведения.
- Нормальный был жид, сидел где-то бухгалтером, но с тех пор, как стал заправлять этой тошниловкой, ссучился - настоящий живоглот.
- А я вот сейчас ему это дело растолкую - на ком наживаться, а с кем дружить надо. Адам!
Владелец заведения был ещё не старым по виду, но, наверное, немало пережившим человеком. У него было типичная еврейская внешность - внушительный нос и кучерявые, с проседью, волосы; его худые волосатые руки беспрерывно сновали над стойкой, а колючие глаза постоянно держали зал под прицелом и подмечали всё и всех.
- Чего тебе? – откликнулся он со своего места.
- Мир плох.
- А ты пьян.
- Угости ещё.
- Смеёшься, приятель, а тут не до смеха: день-деньской крутишься, а в кассе – мышка плачет. Да и то сказать, публика-то – голь перекатная, самый приличный клиент – ты.
- Вот видишь - с тебя причитается.
- Запиши на мой счёт.
- Я знаю, о чём ты мечтаешь, Адам.
- Просвети.
- О пятизвёздочной ночнушке где-нибудь у моря в Израиле.
- Может и так.
- Не патриот ты, Адам - не любишь ты наш город, наш народ, морда у тебя прохиндейская… и вообще, давно ты её не штопал у костоправа.
- Давно, Яша, давно, – усмехнулся Адам. - С того самого дня, как Николай Аркадьевич стал Смотрящим за городом и навёл порядок в этом захолустье.
Упоминание о Хозяине пришлось не по вкусу всей компании - Дымоход скривился, Мустафа передёрнул плечами, Чинарик испуганно оглянулся и втянул голову. Лишь Кондрат, усмехнувшись, покачал головой.
Чёрт возьми! – громко сказал Мустафа, после продолжительного молчания за столом честной компании. – Этого жида давно следовало бы проучить.

[santehlit]

- Рискни, - усмехнулся Кондрат. – Тебе Корсак одну руку оторвёт, а второй будешь пол мыть в этой тошниловке.
- Корсак, Корсак, - Мустафа выругался. – Спекулянтов крышует, а нормальному человеку жить не на что.
- А ты, Али, на завод иди, к станочку, - Дымоход похлопал приятеля по плечу.
- Только и осталось…
За окнами стемнело. Посетителей набилось полный зал. Запах сивухи, табачного дыма, бесконечный гул разговоров. За стойкой появилась барменша, в зале – две официантки.
Дымоход вытащил из кармана колоду карт.
- Эй, Адам! – крикнул он и помахал рукой. – Сыграем на выпивку?
- Я занят, - ответил хозяин заведения, но оставил свои дела и придвинулся ближе, готовый поддаться уговорам.
Судя по тому, как засверкали его глаза и затряслись беспокойные руки, жадность и расчётливость были не единственными пороками тощего еврея.
- Ерунда. По кружечке на брата и литровку белой прицепом. А я тебе, Адам, свой перстень попытаюсь проиграть.
- Подделку свою выкинь, Яша.
- Я за базар отвечаю, а вот ты нарываешься - честного человека оскорбить норовишь. Садись, Адам, садись. Если ты со своей Соней в раздоре, то тебе сегодня должно повезти.
- Шулер ты, Яша, не игрок. Так не может быть, чтоб всегда в одни ворота.
- Ну, конечно, же. Был, есть и буду таковым, но, как говорится: не пойман – не вор. Вот когда за руку схватишь – перстень твой, а меня хоть на базар к «положенцу». Садись, в горле пересохло.
Бармен скривился, но не мог более противиться искушению. Игра началась и быстро закончилась.
- Иди, иди, Адам, а то, не ровен час, Соня заявится.
Хозяин заведения с мрачным видом вернулся за стойку, а на столе приятелей появились пиво, водка и закуска. Они налили в стаканы, чокнулись, выпили, запили пивом.
- Разминай извилины, Адам, через часик повторим! - крикнул Дымоход.
- Я кому-то сейчас повторю! – за стойкой появилась тучная женщина.
Она столь решительно несла свои необъятные телеса, что Адам испуганно юркнул в зал и вернулся к стойке с пустыми кружками в руках.
- Сонечка, какие карты? – Адам недоумённо пожимал плечами. – Я просто угостил друзей.
- Каких друзей? Эту шпану безработную? – хозяйка заведения кивнула в зал.
- Ну, блин! – Мустафа повертел бритой головой на широких плечах. – Онаглел народ. Совсем страх потеряли.
- Ну-ну, - Дымоход пошлёпал его по сжатому кулаку и к женщине. – Здравствуй, Софочка! И всё-та она в делах, и вся-то она в заботах. Когда отдыхать будешь, хозяюшка? Повезло тебе, Адам - должна была появиться на свет твоя жена, чтобы ты стал тем, кем ты стал. Скажи, Софочка, который час?
Женщина взглянула на него и презрительно скривила губы, кивнув на круглый циферблат за спиной:
- И сам не слепой, смотри!
- А я и не знал, спасибо за совет.
- Ну, успокойся, успокойся, моя любимая гадюка, - Адам, видимо, знал, как успокоить свою жену. Он прилип губами к её уху, и она закивала головой, подобрев взглядом.
Тут Чинарик, которого совсем развезло, влез не к месту, буркнув Мустафе:
- Так базаришь, косорылый, будто тебя кто-то и раньше боялся.

[santehlit]

- Что? – Мустафа не замедлил с ответом, и от его затрещины Чинарик ткнулся носом в тарелку с селёдочными останками, приправленными окурками.
Он так и подскочил - с рыбьей костью во лбу и с прилипшим к подбородку окурком, вооружившись пустой бутылкой, бросился на верзилу. Но тот, даже не оторвав седалища от стула, завернул нападавшему руку, обезоружил и принялся душить, примостив буйную голову у себя на коленях. Чинарик хрипел и брыкался тощим телом, выпучив глаза.
- Совсем обалдели, - сказал Дымоход, устраиваясь поудобнее, наблюдая за дерущимися.
Наверное, Чинарик отдал бы концы в лапах рассвирепевшего татарина, но провидение в облике незнакомого спортивного парня вмешалось в потасовку и спасла ему жизнь.
- Ну-ка, отпустил его.
- Что? – Мустафа от изумления разжал пальцы, и Чинарик свалился на пол, завертелся ужом, закашлялся, вцепившись в своё горло. – Что ты сказал?
- Кто ты, дружок? – спросил Дымоход.
- Я – Гарик, - парень сел на стул Чинарика и кивнул на него, уже стоящего на коленях и блеющего через рот и ноздри. – Кент вот этого бедолаги. Мы с ним в одном почтовом ящике парились.
- Значит, откинулся? С освобожденьицем! За это следовало бы выпить, - Дымоход пошарил взглядом по столу. – Может, угостишь?
Гарик достал пухлый бумажник, раскрыл.
- Кто бы мог подумать - парень с зоны и при бабках. Эй, Адам! – Дымоход помахал рукой. – Убери здесь всё да накрой по новой - мы платим.
Мустафа ногой придвинул свободный стул от соседнего столика, поднял за шиворот и усадил полуживого Чинарика:
- Садись, брюнет крашеный, и кента своего благодари. Слышь, брат, продаю эту тварь за пару масеньких.
- Идёт, - Гарик кивнул головой и подошедшему Адаму. – Литр белой, на всех пива и закуски.
- Ха! – Дымоход оживился, хлопнул в ладоши и потёр их. – Заседание продолжается.
Безучастным оставался лишь Кондрат, однако, принимая поднесённое пиво, буркнул:
- Дикий Запад.
Разлили водку, чокнулись, выпили. Немного оживший Чинарик заявил, глядя на своего спасителя:
- Я тебя не знаю.
- Не важно, - усмехнулся Гарик. – В Калачовке парился?
- Ну.
- А я вчера оттуда, привет тебе привёз, от Боба покойного.
Чинарик поёжился и беспокойно заёрзал на стуле.
- От Боба, не от Боба…, - рассуждал Дымоход. – Мир как тесен - всегда найдётся хороший человек, готовый угостить правильных пацанов.
- Ну, вот и хорошо, - Гарик поднялся. - Вы тут угощайтесь, а нам пора. Пойдём?
Испуганный взгляд Чинарика забегал по лицам, даже отыскал Адама за стойкой, а одурманенный мозг лихорадочно работал, соображая, что безопасней - уйти с незнакомцем или остаться с друзьями, вдруг ставшими такими не дружелюбными.
- Иди, иди, - сказал Мустафа. – Братан тебя честно выкупил, а то б головёшку я тебе завернул.
Дымоход развёл руками с видом – «а что поделаешь?».
Кондрат буркнул, мотнув головой:
- Дикий Запад.

[santehlit]

Адам, всё слышавший, энергично тёр стакан за стойкой и на Чинарика даже не взглянул.
Чинарик поднялся и поплёлся вслед за незнакомцем.
Лишь только за ними закрылась дверь, поредевшая компания мигом подхватилась с места и устремилась вслед. Адам, проводив их взглядом, покачал головой.
Минут десять спустя, если б кто-нибудь заглянул в скверик напротив Адамова заведения, то увидел такую картину. Двое лежали в траве, а трое стояли кучкой и торопливо делили деньги из чужого бумажника.
- Ты поровну дели, - шипел Кондрат.
- Нет, Миша, по-честному, - Дымоход держал в руках бумажник, извлекал купюры и рассовывал в протянутые ладони, не забывая свой карман. – Твоё участие какое? Свидетель ты, лишний… Лучше тебя совсем убрать.
- Припомню я тебе эти слова, - злился Кондрат, но протянутую ладонь не убирал, а быстро и ловко схватывал с неё банкноты другой рукой. – Впрочем, парень если настучит, сам прибежишь…
Делёж закончился. Дымоход взглянул на неподвижного Гарика:
- Слышь, Сашок, добить бы надо - к чему лишние проблемы.
- Сам мочи, - огрызнулся верзила.
- Корсак не простит мочилова, - буркнул Кондрат и пошёл прочь, остановился, оглянулся. – Весь город на уши поставит, а найдёт весельчаков.
- Ладно, - махнул рукой Дымоход, - пошли отсюда. Кильку эту прихвати.
Мустафа легко перекинул через плечо недвижимое тело Чинарика, и троица удалилась.
Адам, провожая последних посетителей, не стал закрывать дверь, а распахнул её, чтобы проветрить помещение. Подождав, пока звук шагов растворится в темноте, осторожный еврей окинул взглядом улицу и просеменил в сквер.
Вернулся он с Гариком, опиравшимся на его плечо, уже пришедшим в себя, но всё ещё слабым, чтобы двигаться самостоятельно.
- Соня, ласточка моя, - крикнул Адам, усадив Гарика на стул, – помоги - человека надо перевязать.
Короткие волосы Гарика поблёскивали от крови, и её потёки алели на щеке и шее.
- Надо бы в травмпункт, - Соня осторожными движениями смыла кровь и перебинтовала парня. – С головой шутки плохи.
- Врачи в ментовку позвонят, - сказал Адам и заглянул парню в лицо. – А нам с органами альянс заказан?
- Чёрт! – выругался Гарик. – Как же я подставился!
- Такой народ – сторонится надо, - сказала Соня и поставила перед парнем рюмку водки. – Выпей - обезболивающее.
Гарик даже не взглянул на водку, думая о своём, и тем понравился Адаму. Он присел рядом и возразил жене:
- Не сторонится, а наказывать, чтоб неповадно было.
- Щас! – возмутилась Соня. – Хватайте ружья и бегите догонять. И ты туда же, Илья Муромец.
Адам махнул рукой, поморщившись, с видом – на глупости не отвечаю, и Гарику:
- Тебе к «положенцу» надо, к «смотрящему» за городом - он и деньги вернёт, и бригаду эту, «восьмую», накажет. Тебя ведь из-за денег?
Гарик похлопал себя по карману, из которого прежде доставал портмоне, а теперь пустому, и кивнул головой.
- Я тебе телефончик дам, - суетился еврей. – Николай Аркадьевич беспредел не одобряет.
Он ушёл, вернулся с бумажкой, которую сунул Гарику в нагрудный карман:
- Будь осторожен в словах, говори только по делу и без эмоций - там пустословия не любят. За меня не бойся: спросят, откуда телефон – так и скажи: Адам из «Радуги» дал.

[santehlit]

Гарик молчал и думал о своём, но постепенно до него стало доходить - еврей дело говорит. Уезжать из города, не окончив дело с Чинариком, ему не хотелось, а жить без денег не умел.
Адам, будто читая его мысли, положил на стол пятисотенную купюру:
- Разбогатеешь – вернёшь. Есть где ночевать?
Гарик одним кивком ответил на оба вопроса, забрал деньги и ушёл в ночь через распахнутую дверь, пожав Адаму руку.

10

Все дороги в ночном городе ведут на вокзал – это Гарик знал по опыту прожитых лет. Но сколько он не бродил по незнакомым улицам, ничто не выдавало его близости. Все звуки шли из-за высоких заборов заводов. Поблукав между ними, Гарик вернулся в спальный район, где были сплошь двухэтажки и скверы со скамейками. На одной из них он и примостился.
Среди ночи на соседней улице зверем в джунглях взвыла сирена. Вой перешёл в животный стон и стих, удаляясь.
Менты поганые, подумал Гарик и поёжился то ли от холода, то ли от прихлынувшей ненависти.
Утро пришло и выманило людей на улицу. Когда схлынул поток, спешащих на работу, Гарик нашёл какую-то забегаловку. Позавтракал, побродил ещё немного и, наконец, решил - пора. Найдя телефон-автомат, опустил монету и набрал предложенный Адамом номер.
После двух гудков раздался мужской голос:
- Алё.
- Мне нужен Николай Аркадьевич.
- Вы кто?
- Я приезжий. Дело в том, что меня вчера ограбили в вашем городе, и я остался без гроша в кармане. Прошу защиты и справедливости.
- Ваше имя?
- Гарик.
- Откуда знаете наш телефон?
- Мне дал его Адам из «Радуги», там меня вчера и бомбанули.
- Вы где?
- А чёрт его знает - я второй день в вашем городе.
- Почитайте вывески.
- Ага. Ну, вон вижу: «Эдельвейс», « Сильвер», игровой клуб…
- Достаточно. Стойте там. Как вас узнать?
- У меня башка в бинтах.
- Понятно. Ждите.
Гарик правильно решил, что за ним подъедут на машине. Он подошёл к обочине, и через пятнадцать минут перед ним тормознула серебристая иномарка. Опустилось тонированное стекло. Сняв тёмные очки, мужчина лет тридцати пяти с минуту очень внимательно разглядывал Гарика. Надев очки, спросил:
- Гарик?
Тот шагнул вперёд и кивнул головой.
- Садись.
Машина легко развернулась на узкой улице и помчалась в ту сторону, откуда появилась.

[santehlit]

Одна из квартир многоэтажного жилого дома имела собственный вход с вывеской у стеклянной двери в стиле «Евро», гласившей: «Общественная приёмная депутата областного собрания». За дверью – кабинет в том же стиле, с креслами вдоль трёх стен, а у одной длинный стол со стульями. Во главе его сидел мужчина в зелёной спортивной футболке и с красиво уложенными волнистыми волосами пепельного цвета. За его спиной – Российский флаг величаво оформлял стену, а над ним герб с орлами. Другой мужчина спортивного сложения сидел за столом, облокотясь на него рельефными руками. Внимательно рассматривая Гарика, говорить не торопились. После продолжительной паузы кивком предложили сесть.
- Садись, - сказал провожатый, и сам плюхнулся в кресло, вытянув ноги.
- Гарик, - представился Гарик.
Присутствующие кивнули.
- Рассказывай, - приказал мужчина в зелёной майке.
Гарик говорил, а сидевшие за столом слушали, не перебивая, изредка перекидываясь взглядами и короткими фразами. Гарик закончил.
- Всех знаешь, Валёк? – спросил пепельноволосый провожатого.
Тот вскочил на ноги, кивнул.
- Вези.
Валёк обернулся у двери:
- Адама?
- Да пока нет.
Водитель серебристой иномарки уехал, а оставшиеся продолжали расспрашивать Гарика - кого из авторитетных он знает по Калачовке, какое дело у него к Чинарику.
На этом вопросе Гарик запнулся, а его собеседники переглянулись.
Через полчаса на пороге выросли Мустафа с Дымоходом, прошлись по кабинету, здороваясь за руку со всеми, в том числе и Гариком, как ни в чём не бывало.
- Твоих рук дело? – спросил сидевший под флагом.
Дымоход плюхнулся в кресло и горестно покачал головой.
- Жить не на что, Макс. Брюхо подвело – на людей кидаюсь. Замолви словечко, братан - я же свой, буржуинский.
- Крыса ты Дымоход, и за крысятничество наказан. Мужиковать будешь столько, сколько Николай Аркадьевич сказал, потом посмотрим. Деньги где?
- Да мы что, мы ни что, - засуетился Дымоход, поднялся к столу и стал выкладывать на него смятые купюры из карманов. Рядом встал и Мустафа, длинные руки которого заметно тряслись.
- Все?
Друзья-грабители кивнули положительно, Гарик отрицательно.
- А сколько было?
- Десять штук – стандартный Калачовский дембельский набор, - сказал Гарик.
- Где остальные?
- У Кондрата, - сказал Дымоход.
Макс кивнул приятелю за столом, и тот добавил несколько американских купюр из своего портмоне.
- Чинарик где?
- Да, поди, в Челябу укатил - химик он.
- Здесь где ошивается?
- У шмары одной.
- Знаешь адрес?
- Али знает, - Дымоход кивнул на Мустафу.
Макс кивком отправил за Чинариком Валька с Мустафой.
- Наказать тебя придётся, Яша.
- Наказывай, - уныло махнул рукой Дымоход. – Сколько я просил у Аркадича хоть деревеньку на прокорм - я бы там навёл порядок.
- Это верно - взять-то с тебя нечего. Ну, Николай Аркадьевич что-нибудь придумает. Ты этого бабая, зачем за собой таскаешь?
- Сам вяжется.
- А я подумал, Дымоход свою тему затевает.

[santehlit]

- Какая тема, Макс? Весь город на Аркадьича молится: у пацана жвачку не отымешь – у всех свои права вдруг появились.
- Плохо разве? Демократы Россию развалили-продали - мы порядок навели.
- Я что, я разве против порядка? Да только кушать шибко хочется.
- Был ты, Яша, при делах – сорвался: зачем же у своих красть.
- Так ведь не доказано.
- А-а, брось, - махнул рукой Макс. – Будь рад, не удавили - Аркадич крови не любит.
И к Гарику:
- Так что у тебя за тема к Чинарику?
Гарик опять смутился:
- Да так, тюремный должок.
- Расскажи - у тебя сегодня день удач и покаяний…
Под колючим взглядом Макса Гарик почувствовал себя неуютно.
Вернулись Валёк с Мустафой, а между ними Чинарик – взъерошенный, запуганный, будто воробей после птичьей драки. Вошедшие сели, Чинарик стоял.
- Прогуливаешь? – строго сказал Макс. – Неделя-то рабочая.
- У меня вертухай на привязи.
- С трудом верится, - Макс с презрением осмотрел его жалкую фигуру. – Что Гарику задолжал?
- А? Этому? – Чинарик оглянулся на Гарика. – Ничего. Ему ничего. Был разговор с другим кентом, а этот прицепился, сел на хвост.
- О чём разговор?
Чинарик глубоко вздохнул, выдохнул и начал рассказывать:
- Задумали мы на зоне дельце одно. Мамка у меня в деревенскую контору в любое время вхожа. Рассказывала: там, в сейфе иногда такие суммы ночуют – на всю жисть хватит. Главное, мамка у меня с понятиями - и подскажет, и поможет, если в долю взять.
- Красть не хорошо, - сказал Макс укоризненно и повернулся в кресле к Гарику.
Чинарик замолчал удивлённый, а хмурый Гарик отвернулся.
- Как, говоришь, деревня твоя обзывается?
- Рождественка.
- Я к Аркадичу, - негромко сказал Макс своему приятелю, всё время молча сидевшему за столом, и остальным. – Поскучайте часок.
Вышли вместе с Вальком.

11

Всякий раз, когда Колька Чирков, известный в определённых кругах под кличкой Чинарик, появлялся дома, мать начинала его ругать:
- Дурак ты, дурак: воруй да не попадайся, зазря не сиди - ума в тюрьме набирайся.
Чинарик не пререкался.
Катерина Петровна была человеком очень сложным и трудным. Испытания, выпавшие на её долю в детстве и юности, незарубцевавшиеся раны ревности в недолгом замужестве изломали её характер, сделали раздражительной, нетерпимой, капризной и даже жестокой.Она была вся соткана из противоречий, вела нескончаемые войны с соседями, с начальством, и по неуживчивости характера одна только работа и была ей доступна – поломойки: не с кем было конфликтовать.
Колька жалел свою мать, но больше одного дня в гостях у неё не выдерживал - мать на радостях немедленно напивалась, и все «достоинства» её характера выпирали острыми углами. Схватиться за кухонный нож, кочергу или полено на любое возражение для неё было плёвым делом. В таком состоянии Чинарик боялся свою мать вполне обоснованно.
В этот раз, появившись на пороге отчего дома, Колька решил взять «быка за рога», не дожидаясь, когда мать возьмётся за крышку фляги с брагой.

[santehlit]

Катерина Петровна сунула пятерню в рот и опустилась на лавку, удивлённо глядя на сына:
- Так что ж ты, Коленька, родную мать в тюрьму упечь хочешь? На дом что ль позарился?
- Дура старая! Кому нужна твоя развалюха? Я дело предлагаю - срубим бабки и в город переберёмся, чего тут хвосты коровам крутить.
- Так ить поймают – посадят.
- Никто тебя не поймает - ты вообще не при делах будешь. Брякнешь, когда надо, по этому телефону - подъедут люди специально обученные. А ты тем временем в конторе всю работу не проворь, скажи - позже вернусь. Постучишься ночью, сторож дверь откроет, а тут они, а дальше - дело техники.
- Убьют сердешного?
- Да зачем же убивать? Прыснут в лицо, он в беспамятстве проспит до утра.
- А проснётся, меня и вложит.
- Тогда убьют.
- Да как же можно, родимый? Живого-то человека….
- Мать, хватит причитать. Ты подумай, какая наша доля будет. Это такие бабки! На всю оставшуюся жизнь….
Катерина, забыв про сына на пороге, задумалась - жуткое дело, но не сама ли она про то Кольке говаривала, и не раз.
- Только разик, мам, только разик, - уговаривал Чинарик, – как поют бурлаки. А потом мы с тобой всю жисть сыты и пьяны.
- Люди-то надёжные?
- А то…
- Увидеть бы: тебе-то я не шибко верю – дураков и в церкви бьют.
- Увидишь, мам, увидишь в деле - зачем лишний раз рисоваться.
- А ну, как меня убьют? Нынче из-за денег такое творят.
- Да нет же, говорю. Теперь кровь только дураки проливают, их ловят и сажают. Да и сами деловые их не жалуют - не в понятиях это.
- А сторожа?
- Расходный материал. Тут, как говорится, не обойтись…. Или его тоже в долю брать?
- Нет, что ты.
- Ну, вот и договорились. Позвонишь, мам, когда деньги в контору завезут?
- Ой, страшно мне, сынок.
- А жить вот так: в грязи, в нужде – не страшно?
Действительно, что хорошего в её жизни? Муж изменял ей налево и направо, перессорил со всеми товарками. Сын в тюрьму угодил, школу не закончив. А потом - ходка за ходкой… Матери позор и унижения по всему селу. Вырваться бы отсюда да зажить по-человечески где-нибудь в другом краю.
- Вот знала б, что ты такой у меня уродишься, тюремщиком станешь, мать будешь позорить, так во младеченстве за ноги разболтала да об стенку так и тарарахнула насмерть.

12

Среди ночи в окно легонько постучали. Вот оно, началось! Непослушными ногами Катерина Чиркова прошлёпала к выходу.
- Кто там?
- От сына вам привет, Катерина Петровна.
Через приоткрытую калитку во двор вошёл Гарик:
- Всё в порядке? Вы одна? Готовы? Пойдём.
Тёмными улицами спящего села прошли к конторе.
Гарик затаился, прижавшись к стене, толкнул Катерину в локоть - давай.

[santehlit]

Руки ходуном ходили, по лбу из-под косынки побежала струйка пота. Она затарабанила в дверь:
- Митрич, открой! Спишь, пень трухлявый.
Не сразу за дверью раздался скрипучий глас:
- Ты что ль, Катерина? Чё так поздно припёрлась?
- А лучше рано?
- Ты сказала, до свету вернёшься, а ещё ночь не преломилась. А вот не открою - иди домой.
- Я тебе не открою! Я тебе так не открою, пень трухлявый. Все рёбрышки твои гнилые пересчитаю.
Она штурмом бросилась на дверь, а та взяла да и открылась. На пороге старичок с весьма добродушной, густо поросшей щетиной физиономией.
- Заходи, коль не боишься. А то возьму и сотворю над тобой мужскую потребу.
- И-ии, творильщик, - Катерина ткнула пятернёй ему в пах. - Есть хоть чем?
Старичок охнул и согнулся.
- Ты, блин, баба…!
И тут он увидел Гарика.
- Это ктой-то с тобой? Стой! Сюда нельзя.
Гарик ловко прыснул ему в лицо аэрозоль из баллончика, и старик, закинув руки за спину, будто через голову кувыркнулся, затих.
- Подожди закрывать, - Гарик шмыгнул за дверь.
Через несколько минут перед конторой притормозила машина, а потом звук её мотора растворился вдали. В дверь протиснулись двое.
- Показывай мать, - взял на себя руководство операцией Дымоход.
Замок на двери кассы Гарик открыл без труда, с сейфом произошла заминка. Несколько минут он скрежетал отмычками, а потом начал тихо материться.
- Пили, маэстро, - Дымоход протянул ему ножовку.
Какие красивые и лихие парни, думала Катерина, томясь нетерпением, и живут они красиво. Она чуть не всплакнула, расчувствовавшись, над своей судьбой. Но Бог даст, нынче это кончится – будет и на её улице праздник.
Спустилась вниз, склонилась над поверженным сторожем. Прислушалась - дышит, нет?
Что ж они его не убили? Проспится и каюк Катерине Чирковой - менты заметут, в кутузку упрячут. Что ж мне с ними что ль бежать? А возьмут ли?
Потопала наверх.
Гарик пилил дужку замка – методичный скребущий звук, заполняя комнату, в щель под дверью протекал в коридор. Жалобно звенькнуло полотно, ломаясь.
- Чёрт! – выругался Гарик. – Металл тяжёлый.
- Руки кривые, - не согласился Дымоход, протягивая новое полотно. – Держи.
- Послушай, Яша, Казахстан рукой подать, за рулём Мустафа, берём бабки – и ищи ветра в поле.
- Корсак найдёт, - усмехнулся Дымоход. – Да и не бабки мне сейчас важны - хочу в Движение вернуться.
- Продашь?
- Пили. Забыли.
Вошла Катерина.
- Слушайте, вы сторожа думаете кончать?
- А зачем? - откликнулся Дымоход.
- Как зачем? Очнётся - меня вложит. Ну, а я вас.
Дымоход направил ей в лицо луч фонаря.
- А ты нас знаешь? Так может лучше тебя положить - здесь след и оборвётся.
- Вот вы какие, - Катерина попятилась к двери. - Сейчас побегу, заору, всё село подниму.

[santehlit]

- С тебя, тётка станется, - Дымоход повернул луч фонаря к сейфу. - Пошутил я. Никто тебя не тронет. Шеф наш не любит крови, и за сторожа не пожалует. Так что ты сама. Неужто с беспамятным не совладаешь?
Сволочи, думала Катерина, спускаясь вниз - какие же все сволочи. Только на себя и можно рассчитывать.
Склонилась над сторожем.
Митрич, родненький, ты ж сердешный инфаркт перенёс. Так возьми и окочурься - что тебе стоит. Не заставляй грех на душу брать.
Тем не менее взяла, не доверяя просьбам разума - накрыла рот поверженному ладонью и двумя пальцами ноздри прищемила. Держала долго, пока рука не занемела.
Работа продвигалась медленно - ломались полотна, матерился Гарик. Лишь Дымоход невозмутимо подсвечивал ему фонарём.
Катерина дважды спускалась на первый этаж, припадала ухом к дряблой стариковской груди. Душила сторожа за горло. Потом открыла пожарный щит.
Поднялась наверх:
- Что ж долго так, «спецы» - рассвет скоро.
- Сейчас, сейчас, - сказал Гарик, отложил пилку и сломал замок руками.
Дверь сейфа распахнулась. Луч фонаря осветил две полки набитые деньгами
- Это мы хорошо зашли, - присвистнул Дымоход. – Иди сюда, тётка. При тебе считаем и смываемся.
Вместе с Гариком они опустошили сейф, разложили деньги на столе, пересчитали и отложили несколько пачек на край, одну распечатали.
- Твоя доля, тётка – точно, как в аптеке. Телефончик верни и про всё забудь. А нам пора.
Деньги сгребли в пропиленовый мешок, прикрыли сейф, закрыли кассу на замок, спустились вниз.
- Эк, она его.
Луч фонаря высветил сторожа с красным топором в черепе и лужу растёкшейся крови.
- Для верности, - поддакнул Гарик. - Ну, и правильно.
- Только вот что скажет Аркадич? - покачал головой Дымоход. - Ты, тётка отпечатки-то затёрла?
- Мать свою учи! - огрызнулась Катерина и, прижимая пачки денег к грудям, засеменила домой

13

Сидя друг напротив друга за длинным столом, Макс с Вальком играли в нарды, когда в «Общественную приёмную» вошёл Чинарик.
- Прошу «добро».
- Получено, - буркнул Макс, не оглядываясь.
Чинарик прошёл к столу, предложил свою ладонь для пожатий.
Макс смерил его одним быстрым и цепким взглядом:
- С чем пришёл? Работы ищешь?
- Справедливости.
- На «химии» прессуют?
- Мать на бабки развели.
- Кто?
- Да ваши люди - кто ж ещё.
- У нас за это карают строго.
- Ну, а Дымоход – ему что ль в первый раз, или Гарик – личность тёмная.
Макс достал сотовый телефон и перешёл в кресло под флагом.
Окончив разговор, поднялся, кивнул Чинарику:
- Доиграй за меня.