Фантазии о белом...

[Григ]

Сообщение от София Кульбицкая

Ну, для меня! Для меня!! ДЛЯ МЕНЯ!!!

Для Вас. Ладно, раз для Вас. Но только ненавязчивый, хорошо?

Сообщение от София Кульбицкая

А где Вы в этой дискуссии выискали настроение "А ты (он) кто такой"?..

Как? Выяснения, направленные на личность автора всегда предполагают так или иначе "А ты кто такой?"

Сообщение от София Кульбицкая

Действительно...
Т.е. мина "а он кто такой" заложена уже в названии...

Названиях! Вообще-то я как бы подозреваю некоторую провокативность - заявить о своем нежелании общаться (враги!) и тут же открыть тему "все за мной, я самый белый!"
А что оставалось делать?

Сообщение от София Кульбицкая

Каких же Вам ещё вариантов?.. Всё многообразие так или иначе сводится к 2 полюсам. Не только здесь, в общем-то...

Полюса-то два, но вариантов больше.

Сообщение от София Кульбицкая

В смысле - пушкинский? Только что перечитала. Вот держу в руках книгу. Из бумаги.

А я "из бумаги" уже не читаю... Только здесь, электронный вариант.

Сообщение от София Кульбицкая

Да хоть абсолютно абстрагироваться. Если по сути - вижу то же самое, что уже сказала. Кстати, вообще не вижу здесь темы "преступности" и "правоты". Вальсингам живёт "здесь и теперь", а священник смотрит линейно, только и всего. 2 подхода к жизни. Оба нужны.

--------
Ну, примерно так.
Погруженный в мрак средневековый город, в котором свирепствует чума, не щадящая никого и ничего, ищущая переносчиков заразы жертв, жертв, жертв. В результате она, как и ее старшая сестра - шотландка, покосит почти все население города.
Находятся люди, которые не прячутся, но пируют на улице посреди зачумленного города, и это возможно последний праздник в их жизни. Пируют широко, шумно, до истерики, зная, что завтра, скорее всего, каждого из них победит чума.
И Вальсингам, еще недавно потерявший мать и скорбевший, председательствует на этом пиру во время чумы.
Мимо проезжают повозки, везущие трупы.

Это страшный фон противостояния мнимой, (но еще не помышляющей о своей мнимости) добродетели священника и добродетели истинной, несущей облегчение перед смертью или чудом выживания, но не коленопреклонение.
Не понимая этого в силу веры, священник (какое он имеет на это право, он еще не Судия?) жестоко бьет в еще не зажившую рану Председателя, напоминая и взывая во всеуслышание о потере матери, желая таким вот бесчеловечным способом пресечь последний слабый редут перед наступающей чумой людей, мыслящих иначе . Отнять у умирающих обезболивающее...
Священник получает достойный ответ мудрого Вальсингама:

признаю усилья
Меня спасти... старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

И я не вижу здесь никакой линейности или сиюминутности.
Вальсингам - однозначно прав, Вальсингам - положительный герой...

Но и священник в конце концов чувствует правоту Вальсингама, несмотря на кажущееся святотатство, - и уходит с сакраментальными словами:

"Прости, мой сын".(с)

Он-то понял...

ЗЫ:
Но как обычно находится какой-нибудь "голос", который найдет сумасшествие в страдании:

Женский голос:
"Он сумасшедший, —
Он бредит ...."

(прошу не расценивать как намек!)