Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Отправил Саню с глаз долой, в ханкайскую группу. Вернулся матрос Захаров в плавсостав, мотористом на ПСКа-68. Гераська во все лопатки хотел отделаться от тупицы Сухина. До Захарика он меня всё шепотком уговаривал – напиши, мол, рапортишко: хочу на 68-ой, а он его протолкнёт по инстанции. Обещал отпуск краткосрочный, но я ни в какую. Теслик видел и рассказал, при каких обстоятельствах мичман Герасименко полетел за борт в ту памятную ночь. Ударил он меня сзади, подло, в голову - только вовремя я наклонился к канистре с маслом. Знал бы – хрен стал спасать. На ханкайском дне тебе, сундук, самое место. Смотрю, слушаю, отказываюсь и думаю: подожди, Николай Николаевич, я злопамятный - ещё сочтёмся. Таракан уже ходит передо мной навытяжку, и тебя построю.
Герасименко сам к Атаману – мол, из Самохвалова прекрасный старшина растёт, а Агаркова к нему. Кручинин решение всех кадровых перестановок отложил до начала навигации. А чтобы знать, кто есть кто, отправил мотылей - кроме дембелей, конечно – на сборы в бригаду. Приехали, заселились в роту малых катеров. Саня в первую же ночь к зазнобе через забор помчался, но вместо её объятий угодил к патрулю - прямым ходом в погранотряд и на губу. Пять суток ареста приказом комбрига – как раз к нашему отъезду освободится.
А я под бригадного механа Трухлявого залетел. Заспорили на тему аккумуляторов. Он не прав, а упирается – морда красная, слюна через стол летит. Мне бы уступить, но как вспомню муки в топливных баках, и не могу простить ему его тупорылости. Каптрираза уже зубами скрипит:
- Что, много знаешь?
Я и сам не прочь скрипнуть, смотрю ему в глаза:
- Достаточно.
- Может быть, но на мастера не тянешь.
И зарубил мне мастера по специальности, а представление от Кручинина было. Жаль.
Четыре дня отзанимались, на пятый пошлёпали строем с малыми катеристами в отрядный клуб на встречу с делегатом 25-го съезда КПСС генерал-майором Константиновым. Сидим в зале, ждём, а Захарка, под присмотром конвоя, курит подле кучи снега. Два погранца-губаря таскают дары зимы широкими лопатами, а он курит - думу думает, пуская клубы. Не хочется ему ехать на Ханку, так далеко от своей любимой. Неплохо бы задержаться в Дальнереченске, хотя бы на губе, но до нашего отъезда. И тут судьба, ему показалось, улыбнулась. Идут те, кого мы ждём в клубе – делегат, начальник отряда и комбриг. Видят картину снегоуборки, и очень она их удивила.
- Ко мне, - говорит генерал-майор старшему матросу.
Захар сигаретку в угол рта, руки в карманах, подваливает:
- Чё?
Вы, конечно, можете и не поверить – воля Ваша. Но Захар в молодые годы прыгал на дула китайских автоматов, а тут какой-то генерал, к тому же безоружный.
- Чё? – спрашивает старший матрос генерал-майора Константинова, отличившегося ещё подполковником в боях на Даманском.
У сопровождающих шапки над бестолковками приподнялись от вздыбившихся волос.
- Вы в своём уме? – спрашивает делегат съезда моряка-арестанта.
- Да, - отвечает Захарка.
- Ну, так примите надлежащий вид – перед вами два старших офицера и целый генерал.
Захарка не спеша забычковал окурок, сунул в карман шинели, которую застегнул на все пуговицы и крючки (ремни у арестантов отбирают), ткнулся ладонью в висок:
- Старший матрос Захаров - отбываю пять суток ареста за самовольную отлучку из части.